(конспектные заметки автора по книге The Koan, texts and contexts)
Коан - японское произнесение китайского термина кун-ань, означающего судебный прецедент. Также можно переводить значение этого термина как «случай из практики», что гораздо ближе к собственно буддийскому его использованию, но об этом ниже.
Первые комментарии избранных высказываний патриархов китайского буддизма обнаруживаются в середине десятого века. Однако специфический термин кун-ань появляется в них не раньше двенадцатого столетия. Первоначально использовалось выражение ку-це, которое буквально значит «древний случай», оно используется и по сей день.
Первоначальными источниками комментариев служили записи диалогов дзэнских мастеров, имевших широкую известность в десятом и последующих столетиях. В этих записях мастера произносят свои речи как на больших собраниях, например во время обрядов в Зале Дхармы, так и в частных беседах в ходе инструкций своим ученикам, пришедшим для этого к ним в келью. В любом случае основанием для высказывания учителя становился случай, при котором ученик «поднимал» (чю) или «держал» (ньен) некий пассаж, цитату из древних записей.
Ученик подходил к трону учителя и спрашивал: «Что значит, когда такой-то мастер сказал...?». Также и учитель мог сам поднять такую же тему, чтобы обратиться с вопросом к аудитории, после чего он выносил своё суждение, или же создавал таким образом основу для своего высказывания. Такая практика комментирования была не просто способом прояснения высказываний старых мастеров, но и демонстрацией духовного авторитета самого учителя, поднимающего «древний случай».
Такие записи с середины одиннадцатого века начинают составлять отдельные части текстов, обозначавшиеся как чю-ку или ньен-ку. В них изначальный текст, на который даётся комментарий, как правило полностью не приводится, а даётся в сокращённой цитате или вовсе упоминается лишь по условному названию, например как «когда Нан-Цуань разрубил кошку», что относится к фрагменту биографии Нан-Цуаня Пу-Юаня, записанной в «Записях о передаче светильника» (Ching-te ch’uan-teng lu). Вполне можно полагать, что ко времени записи комментария сам «поднимаемый» случай обрёл законченную форму и был хорошо известен аудитории.
Также к середине одиннадцатого века становятся распространёнными не только устные комментарии, но и стихи, написанные учителями к некоторым случаям. Примечательно, что стихотворные комментарии чаще всего сопровождены более полным изложением случая, в связи с которым они написаны. Вероятно, эти случаи были не так широко известны, либо автор комментария хотел более полного вовлечения читателя в смысл сказанного. Также возможно, что это было китайской формой подражания индийским сутрам, где завершение сутры гатхой весьма типично.
Со временем такие комментарии, как в прозаической, так и в стихотворной форме, приобретают название кун-ань. Этот термин заимствован буддистами из китайской судебной практики. Буквально он значит «стол судьи», но в переносном смысле стал означать судебный случай или судебное решение, то есть именно то, что мы сейчас называем термином «судебный прецедент».
Другое значение слова кун - публичный, официальный (как противоположность приватному, частному). С учётом именно это значение в современной литературе появился перевод значения слова «коан» как «публичного дела/случая». К концу тринадцатого века использование буддистами этого термина явственно показывает, что коан интерпретируется именно как авторитетное суждение, служащее мерилом для вынесения суждения о достижении просветлённости. В биографии Чун Цун-цу, учителя чань-буддизма девятнадцатого века, наследника мастера Хуан-по Си-юня, есть такие строки:
Глядя на пришедшего монаха, мастер сказал: «Твоё дело ясное (чьен-чьень кунь-ан), но я освобождаю тебя от порки, которую ты заслужил (санши панг, «30 ударов», традиционное обозначение для телесного наказания). Монах ответил: «Я такой, каков я есть». Тогда мастер спросил его: «Почему боги-хранители у ворот этого храма поднимают вверх кулаки?». Монах ответил: «Боги-хранители такие, каковы они есть». И тогда мастер ударил его.
Почти такой же анекдот содержится в Записях о мастере Юн-мен Куань-чен. В обоих случаях мастера используют выражение кун-ань и присуждают оппоненту телесное наказание, используя выражение «30 ударов», также взятое из практики китайского судопроизводства. В обоих случаях они выступают судьями степени просветлённости оппонента. Виновен = получи удар, невиновен = иди, ты просветлён. Множество других случаев дают ту же самую картину соотнесения суждения учителя с действиями судьи. В хорошо известном «Сборнике Синей скалы» эти же фразы встречаются в ещё более явной коннотации, образно связанной с судебным делом, как и частая завершающая фраза пьен-та, что-то вроде «вот тебе удар».
Когда сборники диалогов и комментариев к ним обрели ту форму, что мы сейчас знаем, значение слова кун-ань приобрело ещё один, завершающий эту историю, смысл: вердикт оценки духовного достижения в чань-буддизме. Это значение в явной форме выражено в записях речей знаменитого мастера дзэн Чунь-фан Минь-пэна (1264 - 1325), влияние которого широко распространялось не только в Китае, но и в Японии:
«Некто спрашивает: почему записи о средствах и обстоятельствах учения будд и патриархов люди называют вердиктами (кун-ань)? Мастер Хуан (монашеское имя Чунь-фана, жившего в обители Хуан-чу) отвечает:
Это слово – аллегория к постановлениям государя. Правитель, как высший судья (кун), является тем определяющим принципом (ли), который соединяет все дороги государства и управляет движением по ним. Правительственный вердикт (ан) несёт в себе запись мудрых законов. ... Когда законы применяются, правосудие в силе, а когда правосудие в силе, то государство пребывает в порядке. Когда государство в порядке, то закон стоит во главе всего.
Записи о средствах и обстоятельствах учения будд и патриархов называются вердиктами, потому что они именно таковы. Это записи мудрости и они не повод для индивидуальных спекуляций. В них выражены высшие принципы, имеющие чрезвычайное значение, разрушающее рождение и смерть, выходящее за пределы мелочного рассудка; их проповедуют сотни тысяч бодхисаттв в трёх временах и десяти сторонах света».
Чем коаны привлекают интеллектуалов?
В школе дзэн Риндзай практика работы с коанами сведена до очень лапидарной формы, когда для объекта медитации принимается совсем короткий пассаж или даже всего одна фраза. Сосредоточение на этой фразе останавливает дискурсивное мышление, привычный рассудочный ход мыслей, и открывает путь для инсайта, неожиданного прозрения, пробуждения ума или внезапного просветления, как мы по простоте душевной это называем.
В 1931 году мастер риндзай-дзэн Асахина Сёген писал:
Коаны – это выраженное в словах или действиях состояние просветленного ума тех людей, что достигли пробуждения в ходе углублённой практики медитации. Некоторые из этих слов и действий –спонтанные выражения их просветлённости, без всякой цели что-то кому-то показать, другие же совершены именно с такой целью. В любом случае эти слова и действия – полноценные выражения пробуждённого ума. Однако те, кто ещё не пробудился, не могут их понять, в то время как пробудившийся человек реагирует тут же: «Ага! Я понимаю», и у него с этим нет никаких проблем.
В человеческой природе заложено стремление искать подходящее объяснение при встрече с чем-то непонятным. Когда люди обременены бытом или не удовлетворены обстоятельствами своей жизни, когда они движимы религиозными идеями и взыскуют иного мира, где все их проблемы исчезнут и они будут пребывать в вечной радости, их умы в ещё большей степени цепляются за эту особенность коанов, которая чрезвычайно их привлекает.
Есть такая дзэн-буддистская поговорка: «В корне великого просветления – великое сомнение». Чем более отягощён и не удовлетворён человек своей жизнью, тем сильнее его интерес к коанам. Это потому, что когда человек напрягает до предела свои умственные способности, пытаясь понять свою жизнь, то только пробуждённое, просветлённое состояние ума становится единственной ценностью, и единственным устремлением. И вот тогда коаны – это не только слова и действия, выражающие состояние ума пробуждённых. Они ещё и предметы вдохновения для обычных, не пробуждённых умов, уводящие их в пучину сомнений и интеллектуального исследования, и выводящие их к практикам, позволяющим пересечь этот бурный поток и достичь «другого берега».
