Провожу крайне понятную, но почему-то не изученную параллель между романом Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» и аниме Хидэаки Анно «Евангелион»
Сюжет
Главный герой романа «Чапаев и Пустота» - артиллерист Петька Пустота, сражающийся бок о бок с Чапаевым по время Гражданской войны, но когда он засыпает, видит себя пациентом психиатрической больницы 1991-ого
Главный герой «Евангелиона» - школьники Синдзи Икари сражающийся в огромном металлическом роботе, созданном его отцом. Герой переживает самую настоящую депрессию и полон мыслей о роскомнадзоре
Петька Икари
Сюжетные линии во многом сходятся. Неуверенные в себе юноши, потерявшие жизненные ориентиры, попадают под влияние сильной фигуры отца (у Петьки - Чапаев), оба переживают неслучившиеся романы, доводят мир до страшной катастрофы, и оба приходят к океану единения
Океан Единения
«Условная река абсолютной любви» (УРАЛ в Чапаеве) или же океан LCL (в Евангелионе). В обоих случаях место, в котором нельзя провести границу между людьми, все едины, а потому в мире нет боли. Ее попросту невозможно никому причинить. Но если Евангелион обрывается на этой трансформации человечества в бесконечный сеанс коллективной психотерапии, то у Пелевина все только начинается
Наездник или лошадь
После лечения в психиатрической больнице, Петька оказывается в Москве и узнает, что он всего лишь частичка мира, созданного накокаининым коммунистом Котовским. Это и волновало Пелевина в первых строчках романа, когда он задавался вопросом, лошадь он или наездник
Желтые розы
Несмотря на открывшуюся страшную правду, что мы всего лишь лошади, финал более чем, радостный. Петька получает в подарок от Анны бутылку шампанского (напоминание о их неудачном свидании) и борхесовскую желтую розу. Цветок, существующий в собственной вечности. Розу видели такой и Адам, и Гомер, и Данте. Но никто не может ее воспроизвести. То есть даже если этот мир и создан коммунистом Котовским, то в нем есть неподвластные Котовскому вечные единицы, которые существуют сами по себе, и вокруг которых и стоит строить жизнь. Например, любовь