У России есть своя история смертной казни. Мы поговорим именно о литераторах. Ко многим отечественным писателям применялась высшая мера. Особенно часто в Советском Союзе она приводилась в исполнение.
Кондратий Рылеев: «Тюрьма мне в честь, не в укоризну…»
«Несчастная страна, где они даже не знают, как тебя повесить» — некоторые источники утверждают, что это последние слова Рылеева перед повторной казнью. Веревки у троих декабристов оборвались и несмотря на обычаи, когда в таких случаях было принято миловать осужденных, процедуру было решено повторить.
Кондратий Рылеева (1795-1826) называют самым проамериканским декабристом. Не зря он служил правителем дел канцелярии Российско-Американской компании в Петербурге и владел в ней десятью процентами (у императора, например, было двадцать процентов). По его мнению, «устройство управления Северо-Американских Соединённых Штатов есть самый удобный для России по обширности ее и разноплеменности населяющих ее народов». Он предлагал Никите Муравьеву приблизить написанную им Конституцию к Уставу Штатов, но оставить ограниченного в правах монарха во главе.
Рылеев оставил след не только протестном движении в первой половине девятнадцатого века. Появление коммерческой журналистики и профессиональных писателей в России способствовал в том числе журнал «Полярная звезда», который выпускал Рылеев и Бестужев. Успех издания сравнивали с активными продажами «Истории государства Российского» Карамзина. Владельцы к третьему номеру смогли выплачивать гонорары всем авторам, которые в дальнейшем стали менять своё отношение к творческому труду и бесплатно находить авторов для сборников издателям становилось всё сложнее.
Пушкин нелестно отзывался о сочинениях Рылеева, но трудно представить гражданскую лирику 1820-х годов без его стихов.
Публикуем стихотворение, наглядно демонстрирующее гражданские основы творчества Рылеева. Тут он выступает в качестве поэта-гражданина, поэта-агитатора, поэта-борца. Лирический герой текста понимает, что затеянное им может не воплотиться в жизнь. Но, он надеется, что его личный пример поднимет людей на борьбу за свободу.
Гражданин
Я ль буду в роковое время
Позорить гражданина сан
И подражать тебе, изнеженное племя
Переродившихся славян?
Нет, неспособен я в объятьях сладострастья,
В постыдной праздности влачить свой век младой
И изнывать кипящею душой
Под тяжким игом самовластья.
Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,
Постигнуть не хотят предназначенье века
И не готовятся для будущей борьбы
За угнетенную свободу человека.
Пусть с хладною душой бросают хладный взор
На бедствия своей отчизны,
И не читают в них грядущий свой позор
И справедливые потомков укоризны.
Они раскаются, когда народ, восстав,
Застанет их в объятьях праздной неги
И, в бурном мятеже ища свободных прав,
В них не найдет ни Брута, ни Риеги.
Гумилев
Любая аналогичная статья о смертной казни и поэтах не может обойтись без Николая Гумилева (1886-1921). Он стал первым поэтом, которого осудили и расстреляли после прихода к власти большевиков. Официально причина казни: участие в «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева». Всего по этому делу было казнено больше 50 человек. Владимир Николаевич Таганцев — географ, ученый секретарь Российской академии наук, считался руководителем заговора.
Споры о заговоре идут до сих пор: был он или не был? Как и не установлено участие самого Гумилева в нем. Есть несколько распространённых версий, но ни одна из них не считается единственно верной. По одной из них, заговор все-таки существовал, но поэт в нем не принимал участие. Другая говорит, что всё придумали сотрудники ЧК в связи с Кронштадтским мятежом. Некоторые биографы и близкие к Гумилеву современники уверены в реальность «Петроградской боевой организации», в которой поэт активно участвовал.
Неизвестно место расстрела и захоронения Гумилева. Известны его последние перед казнью, нацарапанные на стене: «Господи, прости мои прегрешения, иду в последний путь! Николай Гумилев».
Свою смерть он предчувствовал еще в 1916 году. Тогда Гумилев известный всем поэт, женатый человек, которого считали бесстрашным исследователем экзотических мест планеты – о каком ощущение грядущей трагической гибели может идти речь. Эти пророческие строки вызывают дрожь: «Все он занят отливаньем пули, что меня с землею разлучит». Откуда он мог знать? Читая эти стихи мы еще раз убеждаемся в том, что некоторым большим поэтам дан дар настоящего предвиденья/предчувствия будущего.
Рабочий
Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливаньем пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели.
Возвращается. Блестит луна.
Дома ждет его в большой постели
Сонная и теплая жена.
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою, вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
(1916 год)
Павел Васильев: «Ты тяжела, судьба каменотеса»
Он Дальневосточный, Омский, Павлодарский… разные города хотели бы видеть среди своих земляков Павла Васильева. Многие статьи, опубликованные о поэте, имеют такие топонимы, вызванные почеркнуть географические особенности его биографии. Например, он «одним из самых ярких представителей омской плеяды» или «именно во Владивостоке состоялись первая публикация стихотворений 16-летнего юноши» и так далее.
Начал Павел Васильев (1910-1937) свой литературный путь ярко, публиковался в лучших изданиях страны и был принят коллегами по цеху. Варлам Шаламов встретил его в 1933 году и оставил воспоминание об этом, небольшой отрывок из него: «Гронский (тв. редактор газеты «Известия ВЦИК» - прим. ред.) уже начал печатать Васильева везде, и любая слава казалась доступной Павлу Васильеву. Слава Есенина. Слава Клюева. Скандалист или апостол — род славы еще не был определен. Синие глаза Васильева, тонкие ресницы были неправдоподобно красивы, цепкие пальцы неправдоподобно длинны».
Павла Васильева арестовывали трижды. Сначала в 1932 года по обвинению в принадлежности к контрреволюционной группировке литераторов «Сибирская бригада». Его приговорили к ссылке, но потом заменили на условный срок. Второй арест произошел в 1935 году, когда он был осужден за «злостное хулиганство. Срок отбывал в Рязанской тюрьме. В этом же году поэта исключили из Союза писателей. В третий раз Васильева арестовали в 1937 году. Он был приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в принадлежности к «террористической группе», якобы готовившей покушение на Сталина. Расстрелян в Лефортовской тюрьме 16 июля 1937. Реабилитирован посмертно в 1956 году.
Среди стихотворений Павла Васильев для этой подборки выбрано «Сначала пробежал осинник…», отражающее сквозную тему природы и слабости человека по сравнению с ней. Оно было написано во время первого ареста автора. Тогда поэту удалось избежать смерти, но в этом тексте уже отчётливо прослеживается тревожное предчувствие будущей трагедии «с землёй сравнялся человек».
***
Сначала пробежал осинник,
Потом дубы прошли, потом,
Закутавшись в овчинах синих,
С размаху в бубны грянул гром.
Плясал огонь в глазах сажённых,
А тучи стали на привал,
И дождь на травах обожжённых
Копытами затанцевал.
Стал странен под раскрытым небом
Деревьев пригнутый разбег,
И всё равно как будто не был,
И если был - под этим небом
С землёй сравнялся человек.
(1932 год, Лубянка, Внутренняя тюрьма)
Теоретик, практик, переводчик, историк
Бенедикт Лифшиц (1887-1938) известный поэт Серебряного века, но вряд ли можно сказать, что он входит в нашем сознании в первую десятку условного хрестоматийного топа наравне с Мандельштамом, Маяковским, Гумилевым, Ахматовой, Блоком, Цветаевой и другими. Между тем, Лифшиц серьезная фигура своего времени и не учитывать его читателями поэзии неправильно.
Он не только до сих пор вызывает интерес у исследователей (хоть и говорят о не совсем изученности произведений этого автора), но и сам был важным теоретиком и литературоведом авангарда (например, его книга «Полутораглазый стрелец»), входил в группу кубофутуристов вместе с Хлебниковым, Крученых, Маяковским и другими. Был одним из авторов сборников «Садок Судей», «Пощёчина общественному вкусу», «Дохлая луна» и других. Был известен и как переводчик. Переводил с французского Рембо, Лафорга, Корбьера, Роллина и многих других.
Арестован в октябре 1937 года в рамках «ленинградского писательского дела» «за участие в антисоветской правотроцкистской террористической и диверсионно-вредительской организации». Расстрелян в сентябре 1938 года вместе с рядом других писателей. Реабилитирован в 1957 году.
Сохранилось воспоминание жены Бенедикта Лившица Екатерины об аресте:
«Бедный, наивный Б. К. собирался в тюрьму как на курорт, он уложил и бритву, и одеколон, и зеркальце, белье, халат, подушку, одеяло, хотел взять мою фотографию, но гепеушник сказал: не берите, мы много их взяли. <…> На следующий день я, с той же наивностью, с какой Б. К. укладывал свой чемодан, пошла в Союз. На лестнице я встретила Хаскина — директора Литфонда. Мы были хорошо знакомы, жили на одной даче! Дети наши дружили. Я сказала ему о том, что случилось, он тут же сделал шаг назад, лицо его мгновенно стало каменным, таким брезгливо враждебным».
Бенедикт Лифшиц не смог вписаться в советские реалии, после революции его лирика оказалась не нужна. Серебряный век уходил безвозвратно, а новая эпоха перемалывала людей, семьи, историю. В 1918 году поэт ловил это ощущение перемен в воздухе, как и многие его современники:
Пророчество
Когда тебя петлей смертельной
Рубеж последний захлестнет,
И речью нечленораздельной
Своих первоначальных вод
Ты воззовешь, в бреду жестоком
Лишь мудрость детства восприяв,
Что невозможно быть востоком,
Навеки запад потеряв, –
Тебе ответят рев звериный,
Шуршанье трав и камней рык,
И обретут уста единый
России подлинный язык,
Что дивным встретится испугом,
Как весть о новобытии,
И там, где над проклятым Бугом
Свистят осинники твои.
(1918 год)
Ирония против советского официоза
В 2015 году появилась новость о том, что найден документ, в котором указывается об убийстве в годы гражданской войны Николаем Олейниковым (1898-1937) своего отца на «почве политических разногласий». Другой информации (кроме свидетельства об этом самого Олейникова) найти не удалось. Многие исследователи творчества поэта считают, что история была выдумана самим автором. Если бы такой детали биографии не было бы, то её точно стоило бы выдумать. Наглядный пример усмешки над большевиками и воцарившейся идеологии в обществе.
Иронизировал он не только над большевиками, но и над графоманами, а мог и классиков русской литературы задеть.
Стихи Николая Олейникова практически не печатали. Он был известен как редактор детских журналов («Ёж», «ЧИЖ» и других) и автор прозаических детских книг («Кто хитрее», «Хитрые мастеровые» и других). Помимо этого, его литературная деятельность включала в себя инсценировки для детского театра, либретто оперы «Карась» для Д. Д. Шостаковича, сценарии (совместно с Евгением Шварцем) фильмов «Разбудите Леночку» (1934), «Леночка и виноград» (1935).
Сотрудничал с поэтами ОБЭРИУ Александром Введенским, Николаем Заболоцким, Даниилом Хармсом. Формально не входил в эту группу авторов, но очень им близок своей творческой манерой.
В июле 1937 года был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и участии в троцкистской организации. Расстрелян в ноябре 1937 года. Реабилитирован посмертно в 1957 году.
Даже в 21 веке Николай Олейников воспринимается часто как детский писатель. Он так и остался в ленинградском/петербургском «ботаническом саду», куда водят школьные экскурсии. Но, среди произведений автора не только тексты для детей заслуживают внимания. Эти «взрослые» стихи Олейникова опубликованы в 2008 году в журнале «Звезда». Еще одно в чем-то пророческое стихотворение о скорой и внезапной смерти:
Ботанический сад
В Ботанический сад заходил, —
Ничего не увидел в саду.
Только дождик в саду моросил,
Да лягушки кричали в пруду.
И меня охватила тоска,
И припал я к скамье головой.
Подо мной заскрипела доска,
Закачался камыш надо мной.
И я умер немного спустя,
И лежал с неподвижным лицом…
В Ботанический сад заходя,
Я не знал, что остануся в нем.
