- Начало | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9
Ван Дерк не мог унять охвативший его озноб. После того, как вернулись эти два болвана и рассказали, что графине удалось скрыться, он сразу понял, что заявится полиция. Это лишь дело времени. Хорошо изучив своего хозяина, Ван Дерк знал, что тот будет мстить всем, из-за кого потерпел поражение. Он, Ван Дерк, упустил пленниц, ему и отвечать...
Дворецкий плеснул себе виски, которое его хозяину специально доставляли из Шотландии, и сделав глоток, стал размышлять, каковы шансы спасти свою шкуру.
Нет, он не дурак, он ещё поборется... Ван Дерк снова сделал приличный глоток, закрыл глаза и застыл. Спасительная мысль заставила его подскочить на месте, он едва удержал в руках стакан. Девчонка! Если он выведет её до того, как доктор полностью подчинит её своей воле, это будет считаться спасением. И суд присяжных, конечно, вынесет более мягкий приговор. Может быть, удастся отделаться ссылкой. Правда, в этом случае он приобретает могущественного врага в лице Файнферхта, но лучше быть его живым врагом, нежели остаться мёртвым другом.
Так рассуждал Ван Дерк, в то время как его хозяин пришёл к Линде. Девочка не была привязана. Она с безучастным видом сидела на скамье, свесив ноги.
— Ну что, — сказал доктор, — пришла в себя? Ты очень разочаровала меня, крошка! Он подошёл к ней, и приподняв ей веко, тотчас убрал руку.
"Кажется, этот дурак Летцер переборщил!" — пробормотал он, — "ну почему меня окружают одни идиоты!" Он взял с полки коробку, открыл её и достав склянку с белой жидкостью, начал взбалтывать. Взболтав, он подошёл к девочке, и двумя пальцами открыв ей рот, влил содержимое.
Линда оставалась безучастной: часть жидкости пролилась ей на платье, а она и не заметила, продолжая смотреть в одну точку. На самом деле она видела крошечного эльфа с полупрозрачными крылышками, притаившегося на стене. Она хотела его спросить, кто он, но не могла. И веки её смыкались сами по себе. Она слышала, как где-то далеко, в параллельном мире, захлопнулась дверь, и всё вокруг погрузилось во мрак.
Линда вглядывалась в темноту до тех пор, пока не увидела огонёк. Он рос, становился всё больше и больше, и наконец стало понятно, что это огонь чудной лампы, которую держала в руках молодая женщина в простом платье.
— Здравствуй, Линда, — сказала она, и лицо её озарила улыбка, — как я рада приветствовать тебя!
— Здравствуйте, — вежливо сказала Линда, радуясь тому, что вновь обрела возможность говорить — мне знакомо ваше лицо, госпожа, я вас знаю?
Девушка подошла и едва коснувшись кончиками пальцев воспалённого лба девочки, грустно прошептала:
— Ах, что они сделали с тобою, дитя! И ты не узнаешь меня, свою матушку?
— Мама... — девочка сразу признала её, хотя стоявшая перед ней женщина мало напоминала ту, что умерла здесь год назад. Та была измучена болезнью, на бледном исхудавшем лице, словно два серых огромных озера жили глаза. Когда они закрылись навсегда, женщина и вовсе стала чужой, совсем не похожей на эту, стоявшую перед ней.
— Милая, ну наконец-то, ты меня узнала! Не забывай поминать свою бедную матушку. Тогда и Господь тебя не оставит.
— Мама, забери меня, я видела во сне, там где ты, солнце и зелёные луга! Я хочу уйти с тобой, мамочка, где нет голода, страданий, и... доктора с этим противным Ван Дерком!
Мать грустно посмотрела на неё.
— Прости меня, доченька, там где я, нет солнечных лугов, я заслужила только холмы, сплошь покрытые прошлогодними снегами, и серое небо, вечно готовое пролиться холодным дождём. Не надо спешить... прими сначала то, что даровал тебе Господь!
Анна поцеловала дочь, и Линда тут же очнулась, с изумлением глядя, как открывается дверь её темницы.
Это был Ван Дерк. На подносе у него стоял стакан молока, на тарелочке лежала лепешка, источающая божественный аромат.
— Тёплое молоко, свежий хлеб, — дворецкий поставил перед Линдой поднос, — Гутен апетит, фроляйн.
Линда продолжала сидеть не шевелясь. И тогда Ван Дерк склонился над её ухом и шепнул:
— Я ваш друг. Я помогу вам бежать. Будьте готовы, я вернусь за вами.
После чего вышел, оставив поднос. Дождавшись, когда он выйдет, Линда отломила кусочек лепёшки, и размочив его в молоке, съела. Она подумала, что никуда не пойдёт с Ван Дерком, она не доверяла ему. Тем более, она верила, что за ней вернётся та добрая госпожа Роза.
Когда Ван Дерк вернулся за подносом и сказал, что всё готово к побегу, она сказала всего одно слово:
— Нет.
— Но другого случая не будет, Линда, — обескураженный её отказом, скривил губы дворецкий, — с твоей стороны глупо отказываться! Я хочу спасти тебя, только и всего!
— Себя ты хочешь спасти, свою поганую шкуру! — раздался откуда-то сверху, голос хозяина — ты думал, ничтожество, что тебе удастся меня обмануть?
Внезапно перед ним возник сам Файнферхт, как будто спрыгнул с потолка, или напротив, вырос из узора на ковре. От неожиданности Ван Дерк даже протянул руку, чтобы потрогать его.
— Не сомневайся, дружище, это я, твой хозяин. Ты предал меня, но признаться, не удивил... Скучно!
— Прошу вас, не убивайте! — рухнул Ван Дерк на колени перед Файнферхтом, — хорошие слуги нынче в цене!
— Что правда, то правда, — призадумался доктор, на миг подарив дворецкому надежду, но тут же забрав её: — только где их взять? Кругом одни предатели! Вот и вы... я ведь больше всех доверял вам. Я спас вас! — Простите меня, хозяин, умоляю! Прошу вас... не убивайте, — Ван Дерк стал задыхаться, а доктор насмешливо смотрел на него.
Линда отвернулась, но Файнферхт подошёл и насильно удержал её лицо, чтобы она наблюдала агонию дворецкого.
— Смотри, смотри, что бывает с теми, кто меня предал! Девочка закрыла глаза, и он с досадой отпустил её лицо. У Ван Дерка изо рта пошла пена, он тяжело дышал, пытаясь подняться.
— Про...шу... вас... — последний раз дёрнувшись, он растянулся на ковре, глядя на доктора изумлённым взглядом.
— Я ничего не делал! — подмигнул доктор Линде, — я всегда говорил старине Ван Дерку, что пить крепкие напитки вредно для здоровья! — Уберите эту падаль отсюда! — скомандовал он, хлопнув в ладоши.
В комнату зашёл угрюмый человек. Отставив тяжёлый подвальный люк, словно это была пушинка, он сунул туда голову Ван Дерка, а затем подняв его за ноги, сбросил вниз.
***
Латышев давно не был на Западном погосте. Да и не было особой в том нужды, поскольку охранять было там некого, разве что бочки с известкой да расписные стены часовенки. Осенью рыли большую могилу, в которую в течение зимы, складывали трупы нищих. Весной могилу засыпали. Летом покойников закапывали чаще, потому что известь не справлялась с запахом разложения, распространявшимся на огромное расстояние. Горожане, чьи дома были не совсем далеко, жаловались, что невозможно открыть ставни.
— Кажися, тут! — показал Латышев на неприметный памятник чёрного камня. Иногда тут встречались обособленные могилы актёров и самоубийц. Это была могилка молодой актрисы, Агриппины Раскиной, которую убил в припадке ревности поклонник. На камне была эпитафия: "Теперь ты птичка райская, у Господа в Раю, И я, сгорая заживо, ему тебя дарю".
— Ну и ну, — покачала головой Изабель, — жалко девушку!
— Так а чего её жалеть, могила-то пустая! — старик приложил палец к губам, — улетела птичка, но не в рай, как думал убийца, а чутка поближе, в Москву. Актёрство бросила, замуж вышла, остепенилася. Но сюда, нет, нет да заходит, говорит, что тянет её сюда, и всё тут! Я ей говорю, что если убивца твоего несостоявшегося отпустят, али он бежит, так второй-то раз не промахнётся! А она только смеётся! Латышев зашёл за камень и вытащил оттуда заступ. Им подцепил лист, на котором был пласт земли, и оттащив его в сторону, кивнул на люк. — Вот он, вход в подземелье... сам подвал длинный, попадаются ответвления, там тож есть древние захоронения, люди высохшие лежать, как всё равно, полешки!— А вы, дедушка, не пойдёте со мной? — расстроилась Изабель.— Я не могу, мне возвращаться надо, не то хватятся меня, а на моё место охотников хватает! Но я тебе дам своего верного дружка, — он протянул ей дробовик.
— Что вы, Иван Никанорович, я и стрелять-то никогда не стреляла! — испуганно сказала девушка, — я и в руки-то взять его боюсь!
— Тут всё очень просто! Вот, затвор, та-а-ак! На себя, так! Целься! Палец на курок, пали по вражине! Коли жить захочешь, и не тому научиться можно! Ну, ступай с Богом!
Он открыл люк, и девушка, увидев растворяющуюся в густой мгле лестницу, была готова отказаться от своего плана, но после решительно взялась за перила.
— А как же мне, впотьмах? — только и спросила. — Ты как спустишься, шаг налево и будет стеночка. Её и держись. Дальше, там будут продухи, от них, какой, никакой свет! Ну, береги тебя Господь, дочка! — перекрестил её старик.
— Тут холодно! — сказала она, спрыгнув на земляной пол.
— Я назад всё завалю, слегонца, чтоб ты смогла опосля, если что не так, выбраться, — крикнул ей старик и прикрыл люк, не закрывая, однако до конца.
Потом, постояв немного, отправился восвояси. Последний луч погас. Изабель очутилась в кромешной тьме. Она сделала шажок, потом другой налево и вытянув руку, почувствовала влажную поверхность земляной стены. И держась её, девушка потихоньку пошла вперёд. Скоро она увидела столб и подумала, что это опорная колонна, но приблизившись, поняла, что это одна из продух, о которой говорил старик. Видно, кто-то сломал наземную конструкцию, и теперь это был просто обрезок трубы, через которую проникал свет, образующий призрачный столб. Значит, до особняка доктора осталось недалеко.
Впереди коридор раздваивался, очевидно, ответвление вело к месту древнего захоронения. Изабель хотела побыстрее миновать это место, но тут ей почудился голос, словно кто-то читал псалмы. Она остановилась и прислушалась. Звук шёл как раз из коридора, ведущего, по словам старика к древнему склепу одного из первых монастырей. Но кто мог читать псалмы? Неужели сюда пробрался кто-то живой? С какой целью, друг это, или враг? Быть может, это слуги Файнферхта или он сам? Девушка решила посмотреть и свернула в коридор. Там также царила абсолютная тьма, но голос слышался чётче. Прислушавшись, Изабель поняла, что голос принадлежит молодому человеку. И он шёл ей навстречу, но пел он не псалмы, как она подумала, а старинную песенку об утраченной любви.
— Кто тут? — крикнула она, — отзовись!
Песня смолкла. Значит, что тот, кто её пел, услышал крик. Но он затаился, ничего не ответив.
— Я иду в усадьбу Файнферхта, — не теряя надежды, продолжила девушка, — не могли бы вы указать мне путь?
— Файнферхта? — услышала она совсем рядом, так близко, что ей показалось, что вытяни она руку и сможет коснуться говорившего.
— Да, доктора Файнферхта, — повторила она тихо, так как необходимость кричать отпала, — я хочу поступить к нему на службу.
— У вас молодой жизнерадостный голос, — сказал юноша из мрака, — я убеждён, что обладательница его прекрасна, почти так же как моя невеста, которую я оплакиваю. И именно поэтому, заклинаю вас, прелестное дитя, бегите от Файнферхта так далеко, как только сможете.
— Мне очень жаль вашу невесту, — искренне сказала Изабель, — и я мне приходилось говорить вам об этом, вы ведь, Феликс?
— Да, в прошлой жизни меня звали так, — глухо отозвался юноша.
— Это я ухаживала за вами в стенах евангелического приюта, перед тем, как ваши родители увезли вас оттуда.
— Простите, я не знаю вашего имени, — смутился юноша, — голос ваш и правда, показался мне знакомым, но за мной ухаживали несколько девушек. В любом случае, благодарю, сударыня, за то, что вы для меня сделали!
Девушка почувствовала прикосновение к своему плечу.
— Я - Изабель, помните, я давала вам горькое зелье, которое вы так не хотели пить?
— Да, да, вспомнил. Я не ошибся, вы действительно прекрасны, даже серое одеяние сестры милосердия не смогло этого скрыть. Тем более, умоляю, вас, бегите.
— Вы напуганы? Но ради всего святого, почему? Почему надо бежать, ведь доктор несомненно преуспел в медицинской науке куда больше многих! — воскликнула Изабель, которая сочла, что юноша просто всё ещё не в себе. Он и из приюта пытался бежать.
—То, что мне довелось видеть в клинике человека, который называет себя доктором Файнферхтом, ужасно! — в отчаянии, что ему не верят, произнёс Феликс, — я неважный рассказчик, сударыня, и не умею выразить человеческим языком отчаяние, которым пропитались стены темниц Файнферхта. Да, да, вы не ослышались, именно темниц, ведь большинство его пациентов невольные участники его чудовищных экспериментов! Зачем такой как вы, искать встречи с таким как он?
— Ему нужен был помощник, я подумала, что это прекрасная возможность научиться зашивать раны, лечить неизлечимые болезни... вы же слышали про девочку, которую он вылечил от чумы? Это же неслыханно! — Изабель всё ещё не могла поверить в то, что говорил ей Феликс.
— Людей, которых вылечил доктор, не так много, но истории о них на слуху. Потому и родители отправили меня к нему на лечение, — юноша закашлялся, — мою матушку впечатлила история некоего Ван Дерка, которого доктор весьма успешно излечил от падучей.
— Но же происходит там на самом деле? Возможно, вы не так поняли, или что-то преувеличиваете? Может быть, кого-то он просто не смог спасти? — Изабель очень хотелось оправдать доктора.
Феликс молчал, что-то обдумывая.
— Хорошо,— сказал он наконец, — я покажу вам, идёмте, тут недалеко. Вы сами всё увидите! В конце концов, жизнь мне не дорога, и напоследок можно попытаться разоблачить это чудовище.
Он нашёл руку Изабель, и повёл девушку за собой.
Скоро они услышали шум воды. Воздух стал влажным.
— Что это? — спросила Изабель.
— Не пугайтесь, это очистные сооружения. Канал ведет в оранжерею клиники, и если нам повезёт, и доктор не установил там решётку, мы сможем проникнуть туда. А затем, я покажу вам нечто такое, что заставить вас поверить в то, что Файнферхт - самый опасный безумец, из тех, кого носила матушка земля!
Они подошли к каналу. От воды шёл пар. Она светилась, как будто на дне обосновались мириады подводных светлячков.
Изабель присела на корточки и коснулась поверхности воды, но тотчас отдёрнула руку.
— Она такая странная, как кисель... — это не опасно?
— Не бойтесь, она насыщена организмами, безвредными для человека; я провёл в этой воде почти два часа, прежде чем мне удалось выбраться. Правда, если Файнферхт догадался, каким образом я ушёл, то скорее всего нам придётся искать другой путь, — сказал Феликс.
В слабом отблеске Изабель снова увидела этого Феликса, и поразилась, насколько он изменился. Из цветущего юноши он превратился в седого, сломленного жизнью человека.
— Я готова, ведите меня, — сказала она, и первая сошла в воду.
***
