-Ну что, Алька, пойдёшь за меня замуж? – Фёдор после обеда, лениво поковыривал в зубах спичкой. – Ты, говорят, теперь богатая невеста стала?
-Замуж? – мечтательно протянула Аля, совершенно пропустив и насмешливый тон и намёк про богатство – кооперативную квартиру, которую она оформила в кредит.
Кооперативная квартира – новшество, которое ещё не вызывало доверия у трудовых масс. И потом, государство, в плановом порядке обеспечивает своих граждан квартирами, согласно очереди - бесплатно.
А зачем кооперативная квартира, да ещё двухкомнатная одинокой девушке-перестарку? Ни семьи, ни детей. Только мать одна, где-то в деревне. Барство это, не по-советски как-то.
Для таких есть общежитие. Не так дорого, как за квартиру. Сколько там, за кооператив лет десять надо платить ползарплаты? А в общаге жить хорошо – близко к заводу и весело – всё молодёжь и молодые семьи.
Да и на глазах у коллег, профкома и комсомола. Если что – помогут и советом, и делом, а надо будет и пожурят. Так и рассуждали все Алькины подруги и заводчане, когда их пришли агитировать на новое дело.
Квартира – недостижимая мечта для молодого специалиста, особенно без высшего образования, но платить – нет, нет, лучше в общежитии. Рассуждать коллеги рассуждали, но где-то там, глубоко в душе завидовали – своя квартира! Одна мать, когда Алька приехала советоваться к ней, молча выгребла из-за иконы "похоронные" и вручила непристроенной дочке:
- Может, хоть замуж выйдешь.
Ордер на квартиру вручили Альке в Райисполкоме осенью. Руку потрясли, похвалили за смелость. И пообещали, что в 1968 году все смогут въехать в свои новенькие квартиры. Но, возможно, тут секретарь Райисполкома, молодая, но уже дородная женщина, подмигнула по-свойски, они получат ключи ещё до Нового года. Ведь дома эти, строит Бригада социалистического труда, которая взяла обязательство закончить пятилетку за четыре года.
Их, испуганную и радостную кучку, молодых и смелых с ордерами, провели в коридор и показали портреты молодых и смелых бригадиров, обещавших порадовать своей ударной работой и Партию, и Правительство и простых людей. Для которых работают и здесь в Райисполкоме и... тут от перспектив, кто работает и беспокоится о её будущем, у Альки закружилась голова.
Будущее рисовалось радужным, в большой светлой квартире и в обнимку с Фёдором, но почему-то иногда, Фёдор, в этом самом будущем говорил голосом Жени – Алькиного одноклассника и первой, и как водится несчастной любви. От этого делалось немного тревожно и грустно.
Но Алька, свято поверив, что в новой квартире, всё будет по-новому – красиво и ещё не очень понятно как, но счастливо, обязательно счастливо, ходила каждую неделю на свидание к дому. Постояв, у своего подъезда, и посмотрев на свои два окна на этой стороне и на окно, с другой стороны, Алька вздыхала и шла в общежитие, по дороге придумывая, какие занавески будут на кухне и что надо прикупить в комнаты.
За неделю дом менялся. Алька отмечала для себя – вот лестницы завезли, вот рамы вставили, вот и двери. С каждой неделей дом становился всё более домом, а не коробкой. Строили быстро. В народе прозвали эти дома - хрущёвками. Далековато было до работы, но Алька уже просчитала, во сколько надо будет вставать, что б успеть на смену. И до центра тоже не ближний свет – два квартала!
Но, ничего, город строится быстро. Скоро снесут деревяшки рядом, и этот, мрачный, большой поповский дом с яблоневым садом. И как только терпят, в нашей стране таких? Ещё и сад, большой... как в сентябре пахло яблоками! Как хотелось! Не таких, какие продают в магазинах - мелкие и кислые, а медовые, прозрачные от зрелости китайки... Но, всё наладится. Говорят, на первом этаже будем магазин - овощной! Тогда посмотрим, у кого яблоки будут вкуснее!
К Новому году выдали ключи. Успели строители. Вокруг дома была радостная суета. Подъезжали грузовики, загруженные мебелью, с остановки тащились люди с баулами. Всё мечтали встретить Новый год в новой квартире. Хлопали двери подъезда, впуская облака морозного воздуха, но никто не закрывал двери квартир.
С первого по пятый этаж суетливо готовились к празднику – прибивали полки, собирали мебель, наскоро расталкивая её по углам. Для вдумчивого и постоянного расположения диванов, шифоньеров и сервантов ещё долго, потом, когда обживутся в новых квартирах, натопчут привычные маршруты передвижения с кухни в комнату, только тогда расставят мебель надолго, почти навсегда, так, что мебель пустит корни и станет частью самого дома.
А пока, счастливые новосёлы натыкаются на свои и чужие табуретки и стулья в подъезде, помогают друг другу затаскивать упирающиеся диваны и комоды. Даже пара чёрных и надменных пианино были втиснуты в новые жилища общими усилиями.
У Альки из мебели была пока раскладушка и табуретка. Занеся своё богатство в квартиру на первом этаже Алька села посреди комнаты и вздохнула. Ну вот, начинается её счастливая жизнь. Прямо сейчас, в эту секунду, когда она села распаренная и уставшая, притащившаяся с остановки троллейбуса Ленина-Крисанова. Алька посидела немного, ожидание счастливой жизни затягивалось. А за дверью, в подъезде слышался смех. Там уже у всех началось счастье.
Альке стало немного грустно. Она слезла с табуретки и открыла дверь в подъезд. В квартиру ворвался смех и холод с улицы. Мимо поднимались такие же, как Алька счастливцы – тащили своё добро. Новые соседи. И мужчины. Все молодые. И возможно, неженатые.
Хотя… вряд ли.
Алька до вечера помогала новым соседям, перезнакомилась, отпраздновала с одними, потом с другими. И совсем ночью вернулась к себе. Разложила раскладушку в дальней комнате, потушила свет, натянула ночнушку и села, скрипнув пружинами. Тихо. В доме стало тихо, ещё кое-где стучит припозднившийся молоток и ещё празднуют, но уже сонно, без размаха.
Тишина стала плотной и давящей. Алька никогда не жила одна. В деревне с матерью, сёстрами, в маленьком доме, всегда на виду. В общагах, сначала пэтэушной, а потом заводской – тоже всегда люди. Шумно, тесно.
На окнах еще нет штор. Свет от единственного фонаря в квартале пробивался сквозь снег и ветки деревьев и освещал пол у самых ног Альки. Ветер нетерпеливо сбивал снег с ветвей и гнал мелкую позёмку по улице. Маленькое светлое пятно у ног Альки дрожало и колебалось по прихоти ветра и веток за окном. То освещало голые Алькины ноги, то погружало их в зыбкую темноту. Ей вдруг стало страшно одиноко в своей новой квартире, и она заплакала.
С этого времени Алевтина перестала закрывать дверь в свою квартиру. Так она как бы приобщалась к жизни дома и запускала жизнь в свою мертвенно-тихую квартиру.
Алька приходила с завода, вешала сумку в подъезде на перила, возилась с непривычными замками и распахивала дверь настежь. Квартира с нетерпеливым, жадным вакуумным чмоком всасывала в себя жизнь и веселье из всего дома, насыщалась и утробно мурчала от удовольствия. И только после этого Алька заходила домой.
Она рассупонивалась от душной одежды и тоже начинала жить. Бренчала кастрюлями, тяжело ступая, топала из комнаты в комнату, напевала, не попадая в ноты. Разгоняла звуками и движениями тишину своей квартиры.
Поглядывала с интересом в окно кухни, так удобно расположенном прямо на входную дверь подъезда. Постепенно выучила всех жильцов, кто с кем живёт, кто к кому ходит в гости. Выходила поздороваться в подъезд и поболтать. Старалась подловить кого-нибудь из мужчин без жены, конечно, чтобы помог ей по хозяйству. Лампочку поменять или гвоздь забить. Пошила для этого коротенький кокетливый халатик.
Халатик не спасал Альку. Кокетничала она топорно и бездарно. Душила своими женскими прелестями выбранного кандидата. И мужики, жившие в подъезде стали шарахаться и пытаться пробиться в дом кучками. Женщины жалели Альку немного свысока и даже позволяли арендовать своих мужчин для исполнения мужских обязанностей – полку повесить или что починить.
Прямо над Алькой жила Сталина. Возраста примерно одного, активная и всегда, как и Алька имеющая своё мнение по всем вопросам общественной жизни. Сталина на правах замужней, а значит более удачливой и опытной женщины поучала Альку как надо себя вести. Алька слушала, но делала по-своему. Она назначила Сталину своей подругой. И на правах подруги вваливалась к Сталине в любое время. Даже одеваться не надо. В тапочках и халатике подняться на этаж выше и уже в гостях, как в общаге.
Алька заходила на кухню, привлечённая разными соблазнительными запахами, бренчала по-хозяйски крышками кастрюль проверяя на запах, а то и на содержимое. Давала оценку Сталининой стряпне. Потом удовлетворённая плюхалась на диван рядом с Боречкой, мужем Сталины и беседовала с ним на политические темы.
Халатик к этому времени превратился из кокетливого уже в довольно поношенный, растерял свои прелести и пуговицы вырванные с мясом, кое-где лопнул по швам. Но Алька этого не замечала, любила его, как свою мечту о замужестве.
Боречка с Алевтиной интеллигентно и терпеливо разговаривал, объяснял волнующие женщину темы про борьбу народов Африки за самостоятельность, о роли американского капитализма в захватнических войнах в мире. Алька переживала, вздыхала полной грудью, которая переливалась за края халата, мощным освободительным потоком народов Африки в борьбе с капитализмом. Она хватала Боречку за руку и сжимала в страшном смятении за судьбы мира. Сталина при этом неодобрительно кашляла и требовала срочной помощи от Боречки.
Алевтина дожидаясь пока Боречка поможет жене, усаживалась поудобнее на пружинном диване Сталины, мягко подпрыгивая дородной попой, складывала ногу на ногу, как в зарубежных, капиталистических фильмах. Ляжки Алевтины сдобным тестом выпирали из халата застёгнутого на последние, едва держащиеся пару пуговиц и призывали Боречку продолжить захватывающий рассказ о борьбе капиталистической и социалистической систем.
Борис Иосифович преподавал политэкономию в институте. И не только преподавал, но и любил свой предмет. И поэтому всегда радовался, когда слушатель проявлял такой неподдельный и живой интерес к его любимой науке. Провожая поздно вечером Алевтину, Боречка почти засыпая, бормотал, что ей непременно надо учиться, у неё живой ум и стремление к знаниям, потом тяжело вздыхал и шёл проверять конспекты студентов.
Сталина маялась одна в кровати, засыпая под горящую настольную лампу мужа, и обещала себе, что завтра она просто захлопнет дверь перед этой Алькой! А ещё лучше поставит глазок и не будет ее открывать. Она поняла, что при такой дружбе она либо потеряет своего тюфяка Боречку, либо убьёт Альку. И подумав, поступила мудро – Боречку посадила писать диссертацию, а Альке отказала от дома под предлогом той же диссертации и первого класса дочери.
Алька расстроилась и в гостях стала бывать только по особому приглашению Сталины – на праздники. Такую подругу Сталина решила не терять, пригодится. А Алька и не поняла, что её просто красиво и интеллигентно вывели из семьи на безопасное расстояние.
Но зато за это время расслабившиеся мужчины подъезда, стали снова попадать в сети Альки, отлавливаться уже на входе в подъезд. Женщины начинали роптать покушениям на их собственных мужей и сильно не любить Альку, они мыли ей кости в вечерних беседах, но терпели. Как неизбывное и родное зло. К тому же у неё всегда можно было перехватить десятку до получки. Да и вообще, Алька была доброй, беззлобной женщиной. Просто хотела любви.
Со временем она превратилась в Алевтину Михайловну, вышла на пенсию, но привычкам своим не изменила. Халат застёгивала на одну, максимум на две пуговицы, остальные всегда были вырваны с мясом. Надевала его редко, а потом и вовсе по большим праздникам. Тело должно дышать. И оно дышало полной грудью в заношенном атласном лифчике и застиранных трусах. Двери в квартиру она не закрывала и встречала каждого входящего в подъезд, чтобы перемолвиться парой слов.
После большой любви с Кармановым и большим крахом этой любви Алевтина Михайловна, уже почти и распрощалась с мечтой выйти замуж.
Но однажды…
Однажды к ней в гости пришёл Женя. Большой дебелый старик. Её первая школьная любовь. Они немного выпили, рассказали друг другу о своей жизни. Женя женился, как положено, лет в двадцать, потом дети, внук, и всё вроде хорошо.
Алевтина Михайловна с замиранием ждала, когда закончиться рассказ Жени, чтобы спросить о главном. О любви. Ведь зачем-то он пришёл к ней. Не затем же, чтобы рассказать как счастлив в браке? Но почему-то на неё напала такая робость, что она никак не решалась. Женя рассказал про свою жизнь и сидел молча. Смотрел на Алевтину.
Алевтина Михайловна вся извелась. Странное чувство робость. Никогда его не испытывала Алевтина. Она мялась и так и не решалась спросить. О главном.
- Знаешь, Аля, зачем я к тебе пришёл? – тихо спросил Женя.
Алевтина помотала головой – ком в горле мешал ей ответить. Хотелось сразу плакать и смеяться, от ожидания чего-то прекрасного, что, может, и правду может случиться с ней сейчас.
- Я вдовец. Давно, – Женя вздохнул. – Уже три года. Я любил свою жену. Но сейчас решил начать новую жизнь, и вернуться к старой любви.
Женя смутился от своих высокопарных слов и промашкой с выражением «старой любви». Когда он репетировал свою речь перед зеркалом, ему показалось, что это звучит красиво «новая жизнь и старая любовь».
Алевтина Михайловна не услышала слова «старая», она услышала только то, о чём мечтала всю свою жизнь «любовь». От волнения сердце гнало кровь по её большому рыхлому телу большими рывками. Она даже не могла разобрать, что говорит Женя, а слышала только, как работает её сердце – гулко, неровно. Кровь тюкала у неё в ушах – громко «любовь, любовь, любовь!».
Она дождалась!
- Выходи за меня, Аля, – тихо сказал Женя, сам не ожидая от себя такого кардинального предложения.
«Вряд ли обрадуются этому дети», – промелькнула мысль у Жени.
- Что? – излишне громко спросила Алевтина Михайловна, на секунду совсем потеряв слух.
- Давай жить вместе, Аля! – громко и уверенно предложил Женя, исправив таким образом предыдущую оплошность.
- Женька! – Алевтина Михайловна бросилась на грудь Жене, уронив на пол бокал с вином. Оно расползлось большим красным пятном на светло-бежевом паласе.
Они прожили вместе пять лет, до смерти Жени. Из Алевтины Михайловны получилась жена шумная, но заботливая. Ездили, как люди, на дачу и воспитывали Жениного внука. И Алевтина наконец-то была счастлива. И стала закрывать дверь в квартиру.
После похорон Жени, Алевтина долго приходила в себя. Пару месяцев. Потом, как-то придя домой она, не закрыла дверь. А на следующий день устроилась работать в больницу санитаркой. Когда-то она красиво врала Карманову, что работает в медицине. Вот – работает.
Как-то незаметно Женины дочери сделали так, что Алевтина Михайловна перестала ездить на его дачу. Но Женин внук, так и ходил раз в неделю к своей новой бабушке. В этот день Алевтина надевала халат и готовила много еды. Мальчик растёт – его надо кормить.
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Спасибо за прочтение. Лайк, подписка и комментарий❣️❣️❣️ Еще рассказы автора:
Мальчик рос хулиганистым, но добрым. Бабушке Але помогал. И когда она уезжала отдыхать в санаторий – следил за квартирой и устраивал там попойки. Алевтина Михайловна журила его, совала деньги в карманы. А потом оформила завещание на внука.
Уважаемые читатели! Всех кого так волнуют вопросы "как можно было получить двухкомнатную квартиру одинокой женщине. Тогда не давали! Очереди!" и пр. вопросы приобретения жилья при социализме - сообщаю - квартира кооперативная. покупалась за деньги. Можно было купить и двухкомнатную если очень захотеть. Для этого надо было прописать кого-то еще из близких родственников. Купить мог и молодой специалист и немолодой - лишь бы были деньги. Мои родители купили, без очереди - им собирали деньги по всей родне и они выплачивали ссуду еще лет пять. Соседка напротив всю жизнь жила одна в двухкомнатной квартире, с самого момента постройки дома. Не долбайте меня этими подробностями, пожалуйста. Когда я пишу рассказы или книги - я досконально проверяю ВСЮ ВСЮ ВСЮ информацию. Если это не сходиться с вашими воспоминаниями - это нормально!