Доброго времени суток! Приветствую вас на моём канале. Мы с мужем - одни из тех, кто бросил суету мегаполиса и приехал в деревеньку на границе берёзового и таёжного рая. Живём, созерцая теперешний мир вокруг, используя опыт предков, радуемся каждому дню, приносящему новые эмоции, звуки, запахи...Держим небольшое хозяйство, рыбачим, собираем грибы, ягоды, травы...И всеми своими "открытиями" в мире современного деревенского жителя делимся с вами, начиная от пищи...заканчивая смыслом бытия. Надеемся, что найдём тех, кому это всё будет особенно полезно.
_____________________________________________________________________________________
Наш колхоз «Восход» с каждым годом повышал урожайность: как говорили тогда, работал стабильно, выполнял ежегодный план. Медленно, но успешно расплачивались с долгами.
В колхоз вошли ссыльные со всего Союза: русские, татары, уфимцы, хакасы, мордва, башкиры и многие другие. Жили мы очень дружно! Тогда нам нечего было делить. Нас объединяла общая трагедия и, конечно, работа. В 1935 году мы смогли открыть пихтовый завод по перегонке пихтового масла. Но самая большая наша радость была в том, что теперь мы могли печь чистый хлеб, а до этого приходилось печь с травой, мекиной. Конечно, все успехи колхоза давались тяжело. Ведь тогда вся работа велась только вручную, на пупе. Первые два года хлеба молотили цепами, жали серпами, лён, коноплю мяли мялками. Многие женщины на всю жизнь покалечили свои пальцы этой самой мялкой. Но на третий год существования колхоза завели сеялку, веялку, молотилку. Конечно, эта работа была тоже вручную, но ведь радовало даже мизерное облегчение такого тяжёлого труда.
Несмотря на зоркий глаз комендатуры, мы теперь находили время и на отдых. Конечно, это было не так часто, и народ давал волю всему, что бушевало в его крови. Пели песни, частушки, плясали, что есть мочи… Это были настоящие народные праздники!
Наша жизнь кипела теперь по-новому. Всё прозрачнее и яснее становились глаза женщин оттого, что всё меньше и меньше наполнялись они мутными, горючими слезами.
Так мы не спеша, трудясь и радуясь каждому маломальскому успеху, дожили до 1937 года. Это был для всей страны, как вы знаете, и многие не понаслышке, год страстей, разлук, голода и убийств. Не обошёл он и нас…
Мама должна была вот-вот родить очередного ребёнка в нашей семье. Папа ждал этого, заботясь о ней с ещё большим усердием. Стояла невыносимая жара. Любой женщине с таким огромным животом было бы тяжело дышать, выполняя даже самую не трудоёмкую работу. Но мама как-то стойко и радостно несла это бремя. Ну, а папе доставляло неописуемую радость предугадывать все её действия наперёд и ограждать от всего так или иначе тяжёлого. Гутя, Бориска и Василька кружились вокруг него, как пчёлы вокруг улья. Ни бабушка, ни дедушка, ни даже мама не были им (а впрочем, и всем нам) так необходимы, как наш самый добрый и весёлый папа.
Пришло время полоть колхозные поля, и дед Матвей увозил со школы домой последнюю партию ребятишек. Было уже темно и приходилось бороться со сном, но только до тех пор, пока он не придумал сочинять сказки. Завороженные всяческими небылицами, мы и не заметили, как подъехали к Антибесу. Вот уже показались первые дома и колхозные постройки. Но, взглянув на эту, когда-то радующую сердце картину, теперь же я почувствовала необъяснимую тревогу, аромат полыни щекотал нос, не в силах отвлечь от мрачных мыслей, блуждающих во мне. И когда Саня произнёс: «Зоя, смотри, кто-то приехал! Людей сколько!», у меня так пронзительно зазвенело в ушах, что я какое-то время ничего не могла слышать. И очнулась только тогда, когда телега «запнулась» о камень и остановилась.
На улицах, то там то здесь, стояли чужие телеги. В них под невыносимый бабий рёв заталкивали мужчин и совсем молодых парней, начиная с восемнадцати лет.
Как по команде, я, Люба, Валя, Саша со всей мочи понеслись домой, ожидая объяснений происходящего. Мы бежали, задыхаясь и глотая дорожную пыль, оглядываясь на заполняющиеся людьми телеги. Вот уже зашвырнули Петю и Гришу Хадыевых, следом Сашу Тетерина, Андрея и Алексея Худякова, Евгения Михайловича Майнагашева, Сашу Никитина, Гришу Клызбаева…
Залетев за угол, мы разом встали, потрясённые всем происходящим у нашего дома. От ворот уже отъезжала заполненная до отказа телега. Баба Матрёна причитала навзрыд, ухватившись натруженными старческими пальцами за копну растрёпанных седых волос. Дед Тихон стоял чуть поодаль, опустив голову, как-то внутренне весь напрягшись и сдерживая бушевавший в нём гнев. Мама держала за руку Гутю и Васю. Дети молча наблюдали за бабой Матрёной широко раскрытыми глазами. Мама, мне показалось, как-то вдруг осунулась и постарела, волосы выбились из-под платка и хлестали её по щекам, развеваемые ветром. Очень хрупкая, худенькая, на первый взгляд, теперь, застыв от горя, она казалась недвижимой глыбой, заслонившей от горя своих детей.
Борис шёл за телегой, по-взрослому сжав кулаки. Его глаза быстро наполнялись крупными горошинами слёз. Быстрым мужским движением руки он смахивал их то одной, то другой рукой, размазывая по щекам дорожную пыль. Его детские босые ножки от волнения заплетались. Он то и дело падал, снова поднимался и упрямо шагал за удаляющейся телегой.
На какую-то секунду я увидела среди суровых мужских лиц папины глаза. Трудно передать словами то, что они тогда выражали! Нестерпимая душевная боль, переходя в физическую, пригнула меня к земле и разрывала изнутри на части. Душили слёзы, не смея вырваться наружу…
Уже под утро к нам прибежал соседский мальчишка Федька Ерошин, у которого нынче забрали и отца, и старшего брата. Перешагнув порог, он вытаращил обезумевшие от страха глаза на деда Тихона.
- Федька! Ты где был?! Да говори же ты, пятнай тебя, окаянный! Чего натворил?! – требушил Федьку за плечи дедушка.
- Я, деда, всё видел! Я в сено спрятался! Я с папкой хотел уехать! А они… (слёзы мешали ему говорить) они в Барзасс их повезли, куды мы сено да зерно в том году возили. Дядька, который папку моего с братаном забирал, приказал всем с телег вылезти. Они убили всех, деда! Стреляли и в шурф за амбарами скидывали! Всех убили! Деда! Я видел! Всех! – он зарыдал, уткнувшись деду Тихону в плечо, сотрясая воцарившуюся тишину.
Постепенно до нас стал доходить смысл сказанного Федькой. И одновременно с пониманием ужаса, произошедшего с нами, в моей детской голове не могло найтись этому объяснения. На многие десятки лет события того дня сделали жизнь моей мамы суровым испытанием, а для нас – до сих пор кровоточащей раной.
(Продолжение следует...)
Предлагаю вашему вниманию и другие статьи канала:
Горький привкус полыни. (художественно-биографическая повесть)Глава1.
Горький привкус полыни. (художественно-биографическая повесть)Глава2.
Горький привкус полыни. (художественно-биографическая повесть)Глава3.
Маршбросок ценою в жизнь. (часть 1)
Если вам понравилась статья, то ставьте лайк и не забудьте ПОДПИСАТЬСЯ НА КАНАЛ. Потому что полынь - трава горькая, но если добавить к ней ложку мёда, она станет невероятно лечебной. Жду ваши комментарии, надеюсь на наш с вами диалог. Прошу быть корректными к чужим мнениям.
Желаю вам самого ценного в этой жизни: здоровья и душевного полёта! Быть добру!
