Последняя встреча падишаха с его молочным братом Яхьей-эфенди происходит через два года после казни шехзаде Мустафы.
Султан возвращается в столицу в весьма подавленном состоянии. При встрече с Яхьей Сулейман протягивает к нему руки. Однако Яхья приветствует его, как повелителя и говорит о том, что брат больше не существует для него.
Брат был добрым, совестливым, он не мог убить собственного сына. Казнив шехзаде Мустафу, по словам Яхьи-эфенди, Сулейман убил в себе брата.
Эти слова можно понимать, как уничтожение в себе человека. Остался повелитель, в котором нет ничего человеческого. Такого Сулеймана Яхья может приветствовать лишь, как повелителя.
По всем важным вопросам повелитель советовался с Яхьей-эфенди и с Эбусуудом-эфенди. Оба толковали сны, давали советы о принятии важных решений.
Ответы Ходжи Челеби всегда были более близкими к действительности. Если речь шла о казни, он объяснял, почему она необходима и что за этим последует, в том числе и как это отразится на состоянии самого повелителя.
Ответы Яхьи-эфенди были несколько расплывчатыми, их часто можно было толковать как в пользу, так и во вред принимаемого решения.
Это происходило не потому, что один и советчиков был умнее другого. Они были разными людьми. Ходжа Челеби – весьма умный и образованный человек, занимавшийся государственной службой.
Он прекрасно понимал, что правитель такого огромного государства будет вынужден принимать весьма тяжелые для себя решения. Но они необходимы с государственной точки зрения. Ходжа старался всячески поддержать падишаха, помогал ему найти верное решение и даже брал такую обязанность на себя, став верховным муфтием.
Его ответы и решения были направлены на благо империи и султана, как правителя государства. При этом он часто говорил о том, что последствия будут сложными, но неминуемыми. Не принять решение проще, чем принять его и пережить последствия.
Яхья-эфенди в отличие от Эбусууда-эфенди был велим суфием. Он принадлежал к аскетическому течению ислама, подразумевавшему отказ от мира. Если суфий подобно Яхье жил в миру, то его целью было улучшение действительности, исправление ее.
Разумеется, для Яхьи-суфия понятие государственной необходимости было весьма далеко для понимания. Он и вторгаться не хотел со своих высот в столь низменные дела.
Для Яхьи Сулейман был, прежде всего, грешником, убившим своего сына. С этой позиции он и перестал считать его своим братом.
Будучи суфием, «общающимся с богом», Яхья должен был считать себя самым далеким от совершенства человеком, для которого осуждение брата невозможно.
С другой стороны Яхья, как человек, впустивший в свое сердце бога, обязан был защищать обиженный народ, слабых. Таким притесненным для него стал Мустафа. Однако шехзаде сложно отнести к представителю народа, ущемленного правителем. Разбираться, кто и в чем виноват, Яхья не счел нужным.
Разумеется, и сам Сулейман знал о том, кто его молочный брат. Но такое решительное неприятие и нежелание понять и поддержать со стороны близкого человека все равно стало для него неожиданным дополнительным ударом.
Яхья-эфенди не только не мог, но и не захотел понять Сулеймана. Иногда находиться на облаке удобнее, чем ходить по земле и прощать грехи ближнего. «Ты плохо поступил и поэтому больше мне не брат» - довольно убогая позиция для великого суфия.
С этой последней встречи пути падишаха и его молочного брата расходятся навсегда. Сулейман никогда больше не обратится к Яхье. В гневе он даже снимает его с должности учителя медресе.
После казни шехзаде Мустафы султан находился в очень эмоционально тяжелом состоянии. Он чувствовал неодобрение со стороны близких, и искал если не поддержки, то хотя бы понимания.