Это не метафора, мол, Солженицын скрывал свои рукописи от КГБ. Всё буквально.
При том, что писатель Солженицын талантливый, и в XX веке ему найдётся мало равных, «Архипелаг ГУЛаг» – это сборник дурно изложенных баек.
Иные из них имеют под собой реальную основу, другие – пересказ пересказа, наподобие «испорченного телефона» писем Герцену о жути российского бесправия.
Оставлю в стороне производные второго порядка и напомню кое-что забавное из первых рук, то есть события, где Солженицын был участником.
Солженицын описывает, как шарашкины инженеры разбирали письма – заявки на изобретения зеков с общей зоны, а также предложения тех специалистов, кого к ним уже перевезли из лагеря для личных обсуждений.
Некий Трушляков, в прошлом советский лейтенант, контуженный в Севастополе, взятый там в плен, протащенный потом через Освенцим и от этого всего как бы немного тронутый, — сумел из лагеря предложить что-то такое интригующее, что его привезли в научно-исследовательский институт для заключённых (то есть, на "шарашку"). Тут оказался он настоящим фонтаном изобретений, и едва начальство отвергало одно — он сейчас же выдвигал следующее. И хотя ни одного из этих изобретений он не доводил до расчёта, он был так вдохновенен, многозначителен, так мало говорил и так выразительно смотрел, что не только не смели заподозрить его в надувательстве, но друг мой, очень серьёзный инженер, настаивал, что Трушляков по глубине своих идей — Ньютон XX столетия. За всеми идеями его я, правда, не уследил, но вот поручено было ему разработать и изготовить поглотитель радара,[выделено А. И. С.] им же и предложенный. Он потребовал помощи по высшей математике, в качестве математика к нему прикомандировали меня. Трушляков изложил задачу так:
чтобы не отражать волн радара, самолёт или танк должен иметь покрытие из некоего многослойного материала (что это за материал, Трушляков мне не сообщил: он ещё сам не выбрал, либо это был главный авторский секрет). Электромагнитная волна должна потерять всю свою энергию при многократных преломлениях и отражениях вперёд и назад на границах этих слоёв. Теперь, не зная свойств материала, но пользуясь законами геометрической оптики и любыми другими доступными мне средствами, я должен был доказать, что так всё оно и будет, как предсказывал Трушляков, — и ещё выбрать оптимальное количество слоёв.
Разумеется, я ничего не мог поделать. Ничего не сделал и Трушляков. Наш творческий союз распался...
А немцы изготовили первые радиопоглощающие материалы ещё во время войны, в 1943. Именно так они и были устроены: покрытие для диапазона 3 – 30 см было семислойным.
Трушлякова, предложениям которого не дали хода, впоследствии отправили обратно на общие работы. Солженицын описывает это с иронией:
После неудачной попытки подготовить полёт на Луну Трушляков был сброшен в бездну — в лагеря.
Это 1946 или 1947. Именно тогда в других шарашках примерно такие же люди придумывали ракетную программу, разбирая на запчасти ФАУ и третируя временно оккупированные немецкие мозги. До полёта первого лунника в общем, всего ничего, 12 лет, Солженицын дожил и до высадки там людей. А вот дожил ли Трушляков, вопрос.
О том, кем в действительности был Трушляков, можно догадываться. Мог ли он быть талантливым разносторонним инженером? Всё может быть. Но он мог и просто свести удачные знакомства с пленными немцами, и, владея языком, выведать без подробностей и математического аппарата поверхностные сведения о немецких разработках с целью попытаться «продать» их «своим», даже и поруководить какими-нибудь математиками вроде будущего автора глыб (а фигу, «раскусили» заглотчика-образованца). Тем более, дальше Солженицын пишет и о прожектёрах-немцах.
Но это предположения.
Точно (со слов автора) можно сказать только одно: своему коллеге, которого друг писателя «серьёзный инженер» сравнил с Ньютоном, дали отрицательный отзыв. Вероятно, в первую очередь из соображений внутренней конкуренции. Да, именно коллеге, даже если он и не учёный, а так, погулять из зоны вышел. Ведь и Солженицын и многие из шарашкиных обитателей тоже не учёные. А ведь этот Трушляков человек интеллектуальный и в этом смысле свой. Но нет. Отправился восвояси с ярлыком «не наш».
Вот как давались рецензии:
И мы разворачиваем на шестнадцати больших страницах (разработаннейшее предложение: 1) "Об использовании инфра-красных лучей по охране заключённых"; 2) "Об использовании фотоэлементов для подсчёта выходящих сквозь лагерную вахту". И чертежи приводит, сукин сын, и технические пояснения.
Далее Солженицын приводит политическую преамбулу автора проекта, тоже политзека, товарищу Сталину, которая вызвала шарашкин гнев и – приговор:
Один из нас садится писать рецензию: проект технически малограмотен… проект не учитывает… не предусматривает (а он как раз очень предусматривает, и совсем не плох)… не рентабелен… не надёжен… может привести не к усилению, а к ослаблению лагерной охраны…
Что тебе снится сегодня, Иуда, на далёком лагпункте? Дышло тебе в глотку, окочурься там, гад!
А что тут такого? Умный, толковый инженер создал качественную, новаторскую, нужную разработку. И это в нечеловеческих условиях зоны, где вынужден скрывать работу под предлогом дозволенной писанины прошения о помиловании. Применять технологию можно где угодно. Явно же не со зла, а для понта (любимая солженицынская «туфта») приторочил прикладную тему контроля на лагерном КПП. Ведь если предложить для охраны музеев или пропуска пассажиров метро – кто же из лагерного начальства обратит внимание? Выбросят в помойку полезное изобретение, не дадут ходу. А так... есть шанс, что уйдёт «наверх», может, выгорит, попав к эксперту. Автора – в центр, на ситный.
А «эксперты» на столичной шарашке на ультразвуке «век воли не видать!» не то что не дали хода – прокляли автора. Честные фраера осудили менее удачливого коллегу: окочурься, гад. Как будто тысячи научных работ не включали в преамбулы славословия в адрес МЭЛС!
То есть, деревенские вертухаи на зоне, мало что поняв в разработке, согласно инструкции не преминули отправить дальше по инстанции. А интеллигентская шарашкина контора всё прекрасно поняла – и растоптала. В метро автоматические турникеты с фотоэлементами появились только в 1959. Когда Луна-3 сфотографировала обратную сторону земного спутника. Когда Солженицын начал описывать обратную сторону земного бытия.
После описания проектов на немецком (военнопленные подавали предложения, чтобы тоже вырваться «с общих», но и немцев нещадно «зарубали»), Солженицын пишет:
А между тем в лагерях изнурялись и гибли действительно крупные учёные... Александру Леонидовичу Чижевскому за весь его лагерный срок ни разу не нашлось место на «шарашке». Чижевский и до лагеря был в СССР очень не в чести за то, что связывал земные революции, как и биологические процессы, с солнечной активностью. Его деятельность вся была необычна, проблемы — неожиданны, не укладывались в удобный распорядок наук... После его смерти мы читаем теперь хвалебные статьи ему: установил возрастание инфарктов миокарда (в 16 раз) от магнитных бурь, давал прогнозы эпидемий гриппа, искал способы раннего обнаружения рака по кривой РОЭ, выдвинул гипотезу о Z-излучении Солнца.
Интересно, что как раз «крупный учёный» Чижевский, парафилософ-космист с циолковскими «идейками» может быть со всеми основаниями назван шарлатаном даже исходя из вышеописанных «тем».
Эта история – не камень в Солженицына. Только негодяй способен обвинить сидящего в тюрьме человека в желании облегчить свою участь. К тому же, кто там был тогда Солженицын: так, рядовой, с совещательным голосом, «шарашки» ему приходилось часто менять. Так что решали, конечно, другие. К ним и вопрос: почему бы не облегчить участь таким же бедолагам, таким же политическим – хоть на часть срока? Ненавидимый Солженицыным принцип «умри ты сегодня, а я завтра» – в действии.
На самом деле эти истории из первых рук демонстрируют всю ущербность советских шарашек, как инженерно-технических центров, впоследствии преобразованных в гиперсистему «почтовых ящиков» НИИ, по масштабам равную ГУЛагу, в которых бестолковщине по блату можно было преуспевать всю жизнь.
Сталинские шарашки полнились «туфтой»: блатными рецензентами всех наук и профанаторами всех степеней, многие из которых попадали туда по спискам френдов и усиленно косплеили «учёных». Только бубнили они при этом не марксистско-ленинскую абракадабру (ну, её тоже), а заумь сопромата. Делегировать таким экспертам (что подневольным, что впоследствии вольным) инструмент научно-технической власти было всё равно что сразу убить изобретение: кто же даст проникнуть на спецкормушку конкуренту? Не случайно и слово «блатной» вошло в советский обиход через псевдоинтеллигенцию, а не через воров. Кто такой «блатной» на советской «свободе»? Хорошо устроившийся, не бандит, не вор... Друг всех друзей.
А основная задача шарашек – копирование трофейной, краденой и полученной по ленд-лизу техники. Гениев тут не надо. Просто мели, Емеля, твоя неделя.
Скажут: из этой дыры сияло седьмое небо советских достижений. Там было создано до чёрта всякого барахла! Но «шарашка» – слово обидное. Почётное дело шарашкой не назовут. А кличку дали сами работники. Значит, всем было ясно: туфта и халтура.
По теме: О Солженицыне - несвысока. К 100-летию.
По теме: Советская мафия. Истоки
По теме: Зачем нужна крипта