Найти тему
Бумажный Слон

Я умер

Аркадий Ильич сидел на кухне за утренней чашкой кофе. Кофе давно остыл, а Аркадий Ильич всё продолжал водить чашечкой по блюдцу. Студил. Он выглядел счастливым и отстранённым. А обычно по утрам он был раздражённым и нетерпимым.

– Арик, тебя что-то беспокоит? – Софья Михайловна взволнованно смотрела на мужа. Её настораживало счастливое выражение его лица. Такому выражению лица должен прилагаться определённый повод. Софья Михайловна не находила совместного повода для такого выражения счастья на лице мужа и подозревала, что он мог завести личный повод на стороне.

Аркадий Ильич сделал глоток из кофейной чашечки, поморщился и, впервые за утро, внимательно посмотрел на Жену.

– Кофе остыл? – спросила Софья Михайловна и, не дожидаясь ответа мужа, вылила остывший кофе и принялась варить новую порцию. За тридцать лет совместной жизни она привыкла к тому, что муж не отвечает на вопросы, которые считает риторическими. Но всё равно продолжала эти вопросы задавать.

– Соня, я сегодня во сне летал.

– Летал? – переспросила Софья Михайловна. – Как птица?

– Да, как птица.

Аркадий Ильич прикрыл глаза. Софья Михайловна с интересом посмотрела на мужа. Она совсем не ожидала ответа на свой очередной риторический вопрос. И то, что муж на этот вопрос ответил, её сильно взволновало. Она не любила непривычные ситуации.

– Что тебя беспокоит, Арик?

– Ты не знаешь, к чему это – летать во сне?

– А ты летал во сне?

– Ты меня слушаешь, Соня?!

– Конечно, слушаю! И очень внимательно! – Софья Михайловна не отрывала взгляда от турки, в которой начала подниматься кофейная гуща.

– Тебе в данный момент эта пенка интереснее, чем я.

– Конечно, интереснее. Ты никуда не денешься, пока не выпьешь свой утренний кофе. А пенка вполне себе может убежать, если останется без внимания, и мне придётся мыть плиту.

– И всё-таки, Соня, к чему это – летать во сне?

– Не знаю.

– И я не знаю, – Аркадий Ильич бережно принял из рук жены чашечку кофе, глотнул ароматный обжигающий напиток. Прикрыл глаза. – Мне было так хорошо во сне, Соня. Я был лёгким, молодым и сильным. Я расправил руки, оттолкнулся от земли и полетел. Летел и думал: вот оно – то, к чему надо стремиться!

– Надо стремиться к полётам во сне?

Аркадий Ильич открыл глаза и посмотрел на жену. Взгляд его выражал удивление. Казалось, что он думает: кто она, эта женщина, которая каждое утро варит ему кофе и задаёт никому не нужные вопросы.

– Что ты хочешь на завтрак – кашу или омлет? – спросила жена.

– Надо стремиться не к полётам во сне, а к свободе. К полётам наяву.

Аркадий Ильич пытался вслух додумать свой сон. Ему это казалось важным.

– К свободе? А ты чувствуешь себя несвободным?

– А ты, Соня? Ты чувствуешь себя свободной?

– Ты решил развестись? На старости лет? У тебя на стороне появился повод для личного счастья и развода?

Софья Михайловна присела к столу. Она вдруг почувствовала себя старой и обманутой. Почему ей первой не пришла в голову мысль о свободе? Для чего она каждое утро варит этот кофе, который сама никогда не пьёт? Для чего и для кого? Для человека, который сейчас легко перешагнёт тридцать пять лет совместной жизни, расправит крылья и улетит?

– А разве шестьдесят лет – это старость, Соня? Нам ведь только по шестьдесят.

– Не только, а уже. Нам уже по шестьдесят лет, Арик. Большая часть жизни прожита. У нас двое детей. Удачная дочь, у которой уже свои дети, и неудачный сын. Сын, который всё ещё нуждается в нашей опеке. Мы не должны сейчас думать о личном счастье, Арик!

– В какой опеке, Соня? Мише тридцать лет. Он уже даже и не живёт с нами. Взрослый парень с головой набекрень. Для чего ему наша опека?

– Для того, чтобы этот его «набекрень» выправить.

– Поверь мне, Соня, если кому и удастся вправить мозги нашему сыну, то это будем не мы с тобой.

– А кто?

– Не знаю!

– Не знаешь кто, но точно знаешь, что не мы?! Ты просто хочешь увильнуть от обязанностей, Арик!

– Ты знаешь, Соня, я сегодня летал! И до сих пор не могу забыть этого ощущения. Я парил над нашим двором, над высотными домами, над заброшенным футбольным полем, а потом вдруг переместился в твой старый двор. В тот самый двор, где я впервые тебя увидел. И тут я решил долететь до самой крыши твоего дома.

– До десятого этажа?

– Ваш дом был десятиэтажным?

– Да.

– Ну, значит, до десятого этажа. Перестань задавать лишние вопросы, Соня, – Аркадий Ильич болезненно поморщился и побарабанил пальцами по столу. – Так вот – я летел и думал о том, что если я долечу, то пойму что-то важное. Что-то очень важное для себя. И знаешь, что я там увидел, Соня? На крыше?

– Что? – Софья Михайловна вся подалась вперёд.

– Твою маму.

– Мою маму?

– Да, Соня, твою маму. Что за дурацкая привычка – всё переспрашивать? Что за дурацкая привычка – постоянно задавать вопросы?

– А почему ты мою маму обозначил как «что»? Ты сказал: «Знаешь, Соня, что я там увидел»?

– И что?

– Ничего. Мне это неприятно.

– Извини, Соня. Твоя мама уже десять лет как умерла. Я не думал, что для тебя это важно, как я её обозначаю.

– Важно. Это же моя мама.

– Хорошо, я уже извинился. Так вот, долетел я до крыши вашего дома – а там мама твоя лежит на раскладушке.

– Почему на раскладушке?

– Я не знаю, Соня. Это так важно?

– Важно. Мне важно! А тебя никогда не интересовали проблемы моей мамы.

– Извини, что напоминаю, Соня, но у твоей мамы сейчас уже нет никаких проблем. По определению. Она сейчас в раю. Очень на это надеюсь. На всём готовом.

– Если раскладушка на раскалённой крыше нашего старого дома – это рай, то мне такой рай не нужен! Слышишь, Арик! Мне такой рай не нужен.

– Соня, я тебя очень прошу, постарайся сейчас абстрагироваться от своей мамы и её раскладушки и дослушай то, что я хочу тебе сказать.

– Ты всегда плохо относился к моей маме. А она тебя любила.

– Возможно, что и так, Соня. Сейчас это неважно.

– Тебе неважно? – уточнила Софья Михайловна. – Тебе? Ты никогда не учитывал чувства других людей.

Аркадий Ильич прикрыл глаза. Он попытался внутренне восстановить те ощущения, которые пережил во время полёта во сне, когда парил над землёй, раскинув руки и прогнув спину. Как молодой. Как ни странно, ему удалось воссоздать внутренне это чувство полёта. Во всём теле появилась лёгкость и незлобивость. Внутренний полёт освобождал не только мышцы от ненужного напряжения, но и душу от ненужных, неконструктивных мыслей.

– Соня, а ты помнишь тот день, когда умерла твоя мама?

– День, когда умерла мама? – переспросила жена.

– Да, – коротко ответил Аркадий Ильич и вдруг подумал, что сейчас, когда он мысленно летает, его совсем перестали раздражать риторические вопросы жены. Отсутствие заземления делало его гораздо терпимее.

– Помню. Конечно, помню.

– А я забыл.

– Конечно, это же не твоя мама умерла в тот день…

– А сегодня вспомнил, – Аркадий Ильич невежливо перебил жену. – Во сне твоя мама повторила мне ту же фразу, которую произнесла за минуту до своей смерти. Если ты помнишь, ты вышла из палаты, чтобы попросить медсестру сделать маме обезболивающий укол. А я остался. Ты помнишь, Соня?

– Конечно, помню. Ты всегда оставался, а я должна была уходить, чтобы решать вопросы, чтобы договариваться. Чтобы устраивать нашу жизнь и мамину смерть…

– Так вот, Соня, когда ты вышла, твоя мама открыла глаза и чётко произнесла: «Господи, ни одного дня для себя не жила…» И умерла. Меня это тогда так поразило, Соня. Эти её слова.

– О чём ты говоришь! – вскричала Софья Михайловна. – О чём ты говоришь! Мама после инсульта не разговаривала! Она ничего не могла сказать тебе перед смертью.

– Она сказала, Соня. Она чётко произнесла: «Господи, ни одного дня для себя не жила».

– Почему ты мне в тот день не сказал об этом?

– Не знаю. Ты и так была раздавлена горем. И потом, мне показалось, что эти слова предназначались мне. Мне, понимаешь? Твоя мама, видимо, хотела, чтобы я что-то понял. Что-то важное.

– И ты понял?

– Тогда – нет. Но сегодня понял. Сегодня, когда я долетел до крыши, твоя мама повторила мне эти слова.

– И что ты понял?

– Пока не могу сформулировать. Ты не знаешь, к чему это – летать во сне?

– Не знаю. И знать не хочу.

– Как думаешь, может, это к смерти?

Софья Михайловна вскочила со стула и нервно заходила по кухне. Затем взяла со стола пустую кофейную чашку, вымыла её, вытерла кухонным полотенцем и аккуратно положила в шкаф.

– Арик, тебя что-то беспокоит? Что-то болит?

– Ничего не болит, Соня. Успокойся. Забудь об этом нелепом разговоре.

– Хорошее дело! Забудь! Ты будешь летать, общаться с мамой, а я – забудь!

Зазвонил телефон, который лежал на подоконнике. Софья Михайловна схватила трубку, посмотрела на имя, которое высветилось на дисплее и протянула телефон мужу.

– Это тебя!

Аркадий Ильич откинулся на спинку стула, вытянул под столом ноги, руки закинул за голову и прикрыл глаза.

– Ты не хочешь говорить с сыном? – спросила Софья Михайловна.

– Что он от меня хочет? – спросил Аркадий Ильич.

– А откуда я знаю?

– Брось, Соня! Если бы ты не знала причины, по которой Миша звонит, то ты бы начала разговаривать с ним первой, несмотря на то, что он звонит на мой телефон. А если ты подсовываешь трубку мне, то, значит, ты с Мишей всё уже обговорила и вам нужно только моё согласие на то, что вы задумали.

Телефон перестал звонить. Софья Михайловна достала из шкафа кофейную чашку, вновь её помыла, насухо вытерла кухонным полотенцем и положила на прежнее место. Присела к столу.

– У Мишеньки неприятности, – произнесла Соня. – Ему нужна твоя помощь, Арик.

– Что на сей раз стряслось?

– Его увольняют с работы.

– За что?

– За прогулы.

– И в чём, по-твоему, должна заключаться моя помощь? Ходить вместо него на работу в те дни, когда он прогуливает?

– Не передёргивай, Арик. Ты ведь хорошо знаешь его начальника. Можно попросить…

– Я его уже один раз просил. Он мою просьбу уважил и взял нашего великовозрастного оболтуса на работу.

– Попроси ещё раз.

– Я не стану этого делать, Соня. Не стану.

– Почему??? Почему, Арик? Ещё вчера ты переживал за сына, а сегодня – даже говорить с ним не хочешь! Что там тебе наговорила моя мама? Она, видимо, перегрелась в этом своём раю на крыше!

Вновь зазвонил телефон. С дисплея улыбался сын. «Господи, – подумал Аркадий Ильич, – ни одного дня для себя не жил».

Софья Михайловна, не выдержав бездействия мужа, взяла со стола трубку и ответила на звонок.

– Здравствуй, сынок. Да, папа дома. Да, не занят. Да, он может поговорить с тобой. Он даже очень хочет поговорить с тобой, – она протянула трубку мужу. – Скажи ему что-нибудь. Он ведь твой сын.

Аркадий Ильич взял телефон и посмотрел на жену долгим взглядом.

– Я умер, – чётко произнёс он в трубку. – Твой папа, Миша, только что умер…

Софья Михайловна потрясённо смотрела на мужа. Она не знала, что делать. Перезвонить сыну или сначала поговорить с Ариком. Она поднялась со стула, взяла турку, засыпала кофе, долила воду. Всё на автомате. Начала варить. Это позволило повернуться к мужу спиной и не думать о том, что он сейчас чувствует. И не думать о том, что сейчас выражает её лицо. В данный момент главное – не упустить пенку.

– Ты не перезвонишь Мише? – Софья Михайловна задала вопрос только после того, как муж сделал первый глоток кофе.

– Нет.

– Нет?

– Нет, Соня. Я не буду перезванивать.

– Почему? Почему, Арик? У Миши проблемы. Ему надо помочь.

– Соня, а что бы сделала ты, если бы тебе отец сказал: «Я умер, Соня» – и тут же положил трубку. Ты бы ему перезвонила?

– Да!

– Почему? Потому, что ты была хорошей дочерью? – Аркадий Ильич решил не дожидаться наводящих вопросов жены и сам предложил ей вариант ответа.

– Да, – подтвердила Софья Михайловна. – Я была хорошей дочерью.

– Так почему ты лишаешь своего ребёнка возможности быть хорошим сыном? Почему ты считаешь, что перезванивать должен я? Почему не звонишь сыну и не требуешь от него перезвонить мне? Почему, Соня?

– Потому что ты не умер, – чётко произнесла Софья Михайловна.

– Я умер, Соня! И я очень рад, что я умер при жизни. Очень рад. Во всяком случае, у меня есть возможность наблюдать за реакцией родных мне людей на мою смерть глаза в глаза, а не лёжа на раскладушке, которая стоит на крыше десятиэтажного дома. Я, в конце концов, не Карлсон.

Аркадий Ильич одним глотком допил кофе. Поперхнулся. Закашлялся.

– Арик, твои полёты – это всего лишь сон. Сон. А Миша – это наша жизнь. Это наш сын, понимаешь.

– Тогда, Соня, давай признаем, что мы плохо воспитали сына.

– Я не согласна. Он хороший мальчик. Просто проблемы…

– Он уже не мальчик. Он взрослый человек. Он уже должен нести ответственность за свои поступки. Я уже не говорю о том, что он мог бы начать нести ответственность и за нас. За родителей. Соня, давай улетим с тобой туда, где бы нам было хорошо. И будем жить для себя.

– Куда улетим?

– Куда ты захочешь. Хочешь – в тайгу, хочешь – в пустыню.

– В тайгу не хочу. Там холодно.

– А туда, где всегда тепло?

– Куда?

– Где тепло, Соня.

– Не хочу.

– Почему?

– Потому, что я вообще никуда не хочу улетать. Тут моя семья.

– На данный момент твоя семья – это я. Я предлагаю тебе лететь со мной. Лететь туда, куда ты выберешь.

– А дети?

– А дети будут жить своей жизнью. У Анечки – муж и дети. Мы ей уже давно не интересны. У Миши… Миша сделал свой выбор, Соня. Он живёт своей жизнью. Он получает удовольствие. Он, как я сейчас понял, давно уже летает наяву, а не во сне, и ему никогда не придёт в голову говорить: «Господи, ни одного дня не жил для себя». Так почему я должен тратить оставшиеся мне дни на устройство Мишиной жизни? Тем более что он совсем не заинтересован этим устройством по нашему с тобой сценарию.

– То есть мы с тобой улетим в жаркие страны, а дети останутся? – уточнила Соня.

– Да.

– Ты же ещё вчера любил наших детей, Арик. А сегодня ведёшь себя как кукушка. Готов выбросить их в чужие гнёзда.

– Я их и сегодня люблю. И гнёзда у них давно свои. Просто ты не хочешь этого понять.

– А когда ты это понял?

– Я понял это сегодня ночью, Соня. Сегодня ночью я летал…

Софья Михайловна лежала на диване. Пыталась заснуть. Представляла – вот заснёт и тоже долетит до крыши своего бывшего дома. А на крыше мама… Но заснуть мешали мысли. Такие тяжёлые, что никак не удавалось оторваться от земли. Ещё отвлекало то, что муж продолжал сидеть на кухне. Пил кофе и курил. Он не курил дома с той самой минуты, как только узнал, что она беременна Анечкой. Нет, они тогда, конечно же, не знали, что родится именно девочка, но Арик так радовался! Муж относится к категории мужчин, которые любят ребёнка ещё до его рождения. И Мишу он ждал. И баловал. И гордился им! А сегодня вдруг всех отодвинул на задний план своей жизни. И мама её, конечно, в своём репертуаре. Нашла с кем откровенничать! С Ариком! Арик всё всегда воспринимает серьёзно! «Господи, – подумала Софья Михайловна. – Ни одного дня не жила для себя».

Зазвонил телефон. Соня не знала, кто звонит, и не хотела знать. Телефон звонил уже несколько раз. Арик, судя по всему, знает, кто звонит, ведь трубка лежит перед ним на кухонном столе. Он знает, кто звонит, но не хочет говорить. Он хочет улететь. С ней ли, без неё ли… Детей брать точно не хочет.

Софья Михайловна тяжело поднялась с дивана и прошла на кухню. Пора разогревать обед. На кухне было нечем дышать. Горький табачный дым. Горькие мысли. Горький, без сахара, кофе. Софья Михайловна решила сделать вид, что никакого разговора у них с мужем не было. Если ему снятся полёты, то ей мог присниться этот их разговор. Решила ничего не спрашивать…

– Кто это всё время звонит?

– Миша.

– Почему ты не хочешь говорить? Он беспокоится.

– Если беспокоится, то у него есть возможность приехать.

– А на какие деньги ты решил начать новую жизнь?

– Продадим квартиру и дачу. Если мы улетим, то для чего нам эта квартира?

– Квартиру продадим? – ахнула Софья Михайловна. – Дачу? А дети? Я думала, что мы всё им отпишем!

– А для чего им наша квартира, Соня? У них свои есть.

– У Миши однокомнатная. Наша лучше. У нас трёхкомнатная. Мне кажется, что Мише в нашей квартире было бы комфортнее.

– Миша сам тебе это сказал?

– Нет, Миша не говорил. Но мне так кажется.

– То есть ты думаешь, что Миша ждёт нашей смерти, чтобы переехать в эту квартиру и жить с большими удобствами?

– Нет, что ты! Он нашей смерти не ждёт…

– Давай, Соня, отдадим ему эту квартиру при жизни. А его квартиру продадим. Нам с тобой и этих денег хватит. Ты знаешь, это, оказывается, очень удобно – умереть при жизни. Во всяком случае, точно знаешь, что после твоей действительной смерти никто не будет спорить из-за наследства. Что к тому моменту, когда я действительно умру, про меня уже все забудут, так как у меня ничего не будет. Соня! Какая интересная мысль пришла мне в голову! Мы своей предварительной смертью лишим детей горя потери! Они сейчас над нами посмеются. Или не посмеются, но не воспримут всерьёз. Потом привыкнут, что мы где-то там себе живём и не общаемся. И отвыкнут от нас, Соня! Они нас забудут при жизни! И наша смерть никак их не коснётся!

– Я не стану с тобой умирать, Арик! Допустим, ты вдруг разлюбил детей. А внуки? Ты и их готов оставить?

– Соня, когда в последний раз внуки приходили к нам в гости просто так? По своему желанию? Они сейчас в том прекрасном возрасте, что мы им неинтересны. Наш отъезд их не расстроит. Их бы сейчас не расстроила даже наша реальная смерть.

– Зря ты так… – в глазах у Софьи Михайловны заблестели слёзы.

– Соня, ты часто навещала бабушку в тринадцать лет?

– Я её не навещала. Она жила с нами.

– А ты хочешь постоянно жить с Анечкой, её мужем и нашими внуками?

– Нет, не хочу. Но я хочу быть в курсе жизни наших внуков.

– Я тебя умоляю, Соня! Ещё пара лет, и они начнут регистрироваться в социальных сетях, и ты, сидя где-то там на берегу Индийского океана, будешь в курсе того, что твои внуки едят на завтрак, какие кафе посещают и какого мнения они о своих родителях.

– На берегу Индийского океана? – переспросила Софья Михайловна. – Ты считаешь, что мы сможем жить на берегу океана?

– Конечно, Соня! И поверь мне, когда мы будем жить на берегу океана, наши внуки будут прилетать к нам в гости гораздо чаще, чем если мы останемся жить в этой квартире. Мы им будем интереснее!

– Чем это мы будем им интереснее?

– Хотя бы тем, что мы будем далеко. Далеко, Соня. На берегу Индийского океана.

– Ты собираешься купить дом?

– Для чего нам дом, Соня? Купим небольшое бунгало. Я буду рыбу ловить…

– И сколько комнат будет в этом бунгало?

– Одна комната и кухня. Разве нам надо больше? А во дворе, под пальмой, поставим две раскладушки. И будет у нас свой собственный наземный рай. А ещё…

– А где будут спать внуки?

– Какие внуки?

– Наши внуки. Внуки, которые будут приезжать в гости?

– Пусть сами строят себе хижины.

– Хижины? Ты хочешь, чтобы дети, наши дети, Арик, сами строили себе хижины? Как три поросёнка?

Софья Михайловна вышла из-за стола, взяла пепельницу, выбросила окурки в мусорное ведро. Тщательно пепельницу вымыла, насухо вытерла и вновь положила на стол перед мужем. Аркадий Ильич перехватил её руку.

– А ты помнишь Руту, Соня?

– Руту? Нашу собаку?

– Ты знаешь ещё кого-то по имени Рута?

– Нет, не знаю. Просто не понимаю, что это вдруг ты собаку вспомнил?

– Вспомнил вот. Вспомнил, как у неё щенки были. Ты тогда говорила, что Рута – сумасшедшая мама. Она даже нас к своим щенкам не подпускала. Рычала. А потом, через месяц, даже замечать своих щенков перестала.

– И что?

– Ничего. Она их выкормила, на ноги поставила и начала жить для себя.

– Ты хочешь, чтобы я стала собакой?

– Нет, Соня. Я просто хочу, чтобы ты согласилась улететь вместе со мной. Ты хорошая жена. Я хочу делить бунгало с тобой. То самое бунгало, которое мы купим на берегу Индийского океана.

– А если я откажусь?

– Я улечу один, Соня. Я так решил. Всё оставлю тебе – и улечу.

– Это из-за моей мамы?

– Это благодаря твоей маме.

Аркадий Ильич смотрел на жену. Он чувствовал себя молодым и влюблённым. Он во второй раз делал предложение Соне. В первый раз предлагал руку и сердце, а сегодня – крылья и Индийский океан.

Софья Михайловна не отводила взгляда. Как давно муж не смотрел на неё так! Так, что моментально хотелось встать и идти за ним. На край света. Интересно, а сколько может стоить бунгало на берегу Индийского океана? Возможно, что такое же бунгало на берегу Тихого океана может оказаться дешевле.

Зазвонил телефон. С дисплея улыбался сын. Арик сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула, и улыбался. Он так давно не улыбался собственным мыслям. Софья Михайловна взяла трубку.

– Я умерла, Миша, – чётко проговорила Софья Михайловна. – Я сегодня умерла…

Автор: Бабуля

Источник: http://litclubbs.ru/articles/23722-ja-umer.html

Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.

Литературные дуэли на "Бумажном слоне": битвы между писателями каждую неделю!

Понравился рассказ? У вас есть возможность поддержать клуб.