Тренер

- А ну стой!
В спину мне ткнулось что-то твёрдое. Я повернулся и увидел человека родом из своего детства: Николай Николаевич, тренер по боксу. Где-то под шестьдесят, всё ещё мощный, правда, сильно помятый жизнью. Под глазами у него темнели круги, как у хронически не высыпающегося человека, руки с въевшейся грязью под ногтями. Два пальца он держал сжатыми перед собой, на манер «пистолета».

- Ну и шуточки у вас… - буркнул я.
Он рассмеялся, и я понял, что Николай Николаевич стал курить - так от него крепко пахло.
- Слушай, как давно не виделись? – весело болтал он. – Тысячу лет, наверное!
Тренер так лучился улыбкой, что мне стало немного не по себе: с чего вдруг?
- Понимаешь, дружище, хочу я тренировать на самом деле. Обычных дворовых пацанов тренировать, как вас тогда, помнишь?
Да, я помнил. Когда-то таким пацаном я пришёл к нему в секцию бокса. Он вел её при спортзале общеобразовательной школы на общественных началах. Откуда-то в зале нашлась амуниция: два десятка перчаток – раздолбанных, как подушки, и боксерские мешки.
- А недавно пригласили в один спортзал… Я им говорю: тренировать буду, но зарплату мне нужно, чтобы жить на что-то…
Для поддержания разговора мне требовалось только кивать. А Николаич с юношеским задором храбрился, строил планы. Теперь он стал значительно откровеннее, чем тридцать лет назад. В то время он работал токарем на заводе, а вечерами возился с нами. Кажется, даже учился на заочном. Желание стать тренером, учить мальчишек было неодолимым. Вполне допускаю, что у него были амбициозные цели: вырастить чемпиона, например.
- Димку-то моего помнишь? Тренер теперь в столичном клубе… По этому, как его… Фитнесу.
«Димку» я не помнил, хоть убейте. Кажется, у него было двое собственных сыновей, но я их никогда не видел – для общения вполне хватало коллектива боксерской секции.
Эх, ёлки-палки! До сих пор ностальгирую, как было здорово. Все по-советски дружны: никто не ссорился, вместе ходили на реку кататься на тренерской байдарке, отмечали дни рождения… Весело было. В нынешнюю эпоху штукатурки и рубля просто невозможно представить, чтобы взрослый семейный мужик бесплатно тренировал каких-то левых пацанов.
- Потом всё как-то рухнуло, дружище… - тренер скис, прикурил сигарету. - Со Светкой когда развелся, и понеслось…
Действительно, рухнуло неожиданно. Просто однажды тренер не пришёл на тренировку. А мы, двадцать мальчишек, сидели, гадали: что случилось? Спортзал закрыт, сторож не в курсе. Посидели минут сорок, разошлись… Так продолжалось изо дня в день.
- Сам не пойму, что на меня нашло…
Два месяца ходили к этому спортзалу. Как голодные щенки ждут мамку, так и мы ждали Николая Николаевича. Нас становилось всё меньше. От отчаяния стали выдумывать разные версии, что стало с тренером. Естественно, чистой воды фантазии и откровенная ерунда, ничего общего не имеющая с реальностью. Да и что, собственно, было реальностью? Никто никогда не узнал, почему он оставил тренировки. Допускаю, что были объективные причины: заболел кто-то в семье, например. А может, и не было ничего, а просто устал человек, надоело.
Иногда думаю: может, и слава Богу, что не узнали подлинную причину – иногда лучше не знать правду. Воистину с возрастом я научился предельно аккуратно обращаться с понятиями «предательство» и «правда».
Слышал, что в девяностых он открыл службу такси, точнее, сервис по доставке проституток. И вроде бы, до определённого момента, дела шли неплохо. Но однажды Николай Николаевич не поладил с одним клиентом. А тот оказался известной шишкой в известных, что называется, «авторитетных» кругах. Руками никто не махал, но «бизнес» бывшего боксёра накрылся медным тазом. Для тех лет - дело совершенно нормальное, поскольку тогда разного рода проекты (в том числе и криминальные) рождались и умирали чуть ли не ежемесячно. Но некоторых такой график ломал навсегда. Наверное, Николай Николаевич оказался как раз из такой категории.
- Потом я познакомился с девчонкой одной.
Часто вижу любопытную пару: ему – за пятьдесят, ей – сильно за тридцать. Держат друг друга под локоток, мужчина ревниво сверкает глазками из-под набрякших век, подруга же смотрит исключительно перед собой – она мадонна. Они вместе приводят на «фигурное» дочку и, насколько я могу судить, вполне довольны жизнью.
- Откуда мне было знать, что она чёртова наркоманка? – вдруг сказал тренер.
- Кто?!
- Кололась, говорю, она. Героином. Весь дом шприцами завалила.
- Как завалила? Она что, у вас жила?
- Да, - вздохнул Николай Николаевич. – Молодая, красивая… Влюбился я в неё, понимаешь?
Он вытащил из кармана мятую пачку, нервно прикурил очередную сигарету.
- И что стало потом? Что случилось-то?
- Случилось… - неохотно признал он. – Посадили её в тюрьму, надолго – за торговлю наркотиками. Как она переломалась в СИЗО, ума не приложу. К тому времени она себе дозняк набила страшенный. Вен не было, куда ширялась, не понимаю. Я её в квартире запирал, так она через балкон убегала. Гибкая, зараза, как гимнастка. Обдолбится, придёт потихоньку обратно, со зрачками, что твои блюдца. Пару часов нормально, а потом опять корёжить начинает… Господи, вот жизнь-то!
- А сейчас что?
- Сейчас нормально… Пишет: одумалась, соскочила. Оно и понятно: не сладко, поди, на казённых харчах, мигом по дому соскучишься. А ведь умная была! Особенно когда под кайфом. Стихи наизусть читала. На трезвую голову, правда, вспомнить ничего не могла.
Я слышал про такой феномен. Наширявшийся мозг запоминал огромные талмуды, но после окончания действия наркотика всё напрочь забывал. А чтобы вспомнить, нужно ещё раз уколоться. Такая особенность памяти — одна из ловушек для любого наркомана. Вместо одного человека и одной памяти образуются как бы два человека и две памяти.
- Может, вам просто не повезло с этой женщиной?
- Повезло – не повезло… Поздно рассуждать.
- Почему?
- Дочь уже большая…
Он раскрыл бумажник, показал вклеенную фотографию.
Девочка. Худенькая, как тростиночка. Одета аккуратно, но безвкусно – так одеваются вдовы. Но картинный поворот фигуры, поставленный свет – снимок явно делал профессионал.
- Кто фотограф?
- Да так… Знакомый один, тоже у меня тренировался. Знаешь, к финалу жизни понимаешь, что дети - единственное настоящее. Всегда есть кто-то, у которого и карьера успешней, и бабы красивее, и денег больше. А дети – они всегда твои.
Мы замолчали. Говорить в общем-то уже было не о чем, но разойтись – ноги не поворачивались.
- А помнишь, - наконец сказал он, – в школе, где тренировались, во дворе турник был?
- Да.
- Краска облупившаяся, в несколько слоёв. Смотришь: вроде зеленым покрашен, а приглядишься: нет, красным. И немножко жёлтый цвет проступает…
- Помню.
- Я вот думаю, этот турник здорово на человека похож. Для каждого возраста своя краска. Что-то приходит, что-то уходит. И всегда живешь надеждой, что та, «другая краска» будет лучше…
- А если краска вытрется до металла? - вдруг спросил я.
- Ничего… - ответил Николай Николаевич. – Турник-то всё равно останется!
Опять помолчали.
- И куда вы теперь?
- Уезжаю. Далеко, на нефтепромыслы. Помощником мастера на буровой буду – кажется, так это называется. Зарплата обалдеть какая – восемьдесят тысяч рублей в месяц. Представляешь?
Он хищно двинул кадыком.
- Вахта – два месяца там, два тут. Тяжеловато, но ничего, перекантуюсь.
Он затоптал окурок и вдруг заторопился:
- Ладно, побежал я…
- Погодите, - остановил я тренера. – Давайте телефонами обменяемся.
Он охотно взял мой номер, но свой почему-то не хотел давать – пришлось буквально вырвать клочок бумаги с нацарапанными цифрами. Он крепко пожал руку, мы расстались.
Странное дело, меня не оставляло чувство банальности истории, рассказанной тренером. Что-то в ней было слишком картинное, словно выдрано из какого-нибудь глянцевого журнала, раздел «гримасы мегаполиса».
Спустя неделю я ехал на машине по улице, когда на глаза попался рекламный щит с логотипом известной ювелирной фирмы. Сердце ёкнуло: я узнал девочку с плаката. Правда, тут она была значительно старше – уже молоденькая девушка, но поворот головы, разрез глаз, брови… Ошибки быть не могло: то самое лицо из бумажника Николая Николаевича.
Совершенно случайно у меня был знакомый в том самом агентстве, которое разместило рекламу. Я позвонил и договорился о встрече - обсуждать по телефону он наотрез отказался.
- Цейтнот, старик, - объяснил он. – Совершенно вырубает мозг. Если чего хочешь выяснить - подъезжай, обсудим.
Делать нечего, попёрся к рекламщику. Долго добирался по пробкам, в результате поймал его уже одетым в коридоре - кажется, он собирался куда-то навострить лыжи. Взял его за воротник и тут же изложил суть дела.
- А тебе зачем? – спросил он.
Господи, если бы я знал!
- Так… Обещал Даше куклу на день рождения… - соврал я. – Вот, ищу.
- Старик, - он как-то странно взглянул на меня. – Вообще-то модель зовут Кристина, сейчас ей лет двадцать - железно. У неё самый большой фотобанк в сети, который используют все, кому не лень… Ты влюбился что ли?
Я пробормотал что-то несуразное, откланялся, оставив знакомого в полном недоумении. Уверен, когда за мной захлопнулась дверь, он стопроцентно покрутил пальцем у виска. Но я думал о другом: что за ад творится в голове моего тренера?
Стоп, вспомнил я. У меня же есть номер телефона!
Отыскал в кармане клочок бумаги, позвонил.
- Психиатрическая клиника «Сосновый бор», слушаю вас…
- Какая клиника? – изумился я.
- Психиатрическая, - подтвердили мне.
- Скажите, а у вас есть пациент… - я назвал фамилию Николая Николаевича.
- Справок не даём, - отрезала секретарь.
И вновь невероятное совпадение: я немного знал главного врача этой клиники. А поэтому попросил соединить с Сергеем Борисовичем. Тот был опытным специалистом - дурацким вопросам не изумлялся.
- Да, это наш пациент, - сразу признал он. – И не первый год.
- Давно он у вас?
- Три дня. В последнее время Николай сам к нам приходит, знает свою слабую сторону. Голову ему поправим немного, потом выпустим… У нас ведь особенно больных не лечат, тут, скорее, интернат. Поскольку наши пациенты неизлечимы, их нахождение можно рассматривать как хранение – только до конца жизни, разумеется. Поэтому и режим у нас соответствующий: кто спокойный, тот вообще свободно по территории перемещается.
- Я могу его увидеть?
- Но…
- Еду!
Не могу объяснить, но мне показалось невероятно важным увидеть тренера, расставить, так сказать, все точки над «и».
Клиника располагалась на окраине города, в лесу. Территория ограничивалась живописным озером, на берегах которого рос замечательный сосновый лес, поэтому воздух был напоен характерным ароматом. Проникнуть на территорию «Соснового бора» оказалось проще пареной репы – достаточно помахать рукой сонному охраннику. Шлагбаум поднялся, я внутри.
Остановил машину на парковке, выбрался на асфальт.
- Новенький? – раздался тихий голос.
За спиной оказался доходяга в истерзанной серой пижаме. Взъерошенные волосы, безумный взгляд, словно направленный внутрь себя – жуткая картина.
Я не успел ничего ответить. От стены здания отделился кусок, который при ближайшем рассмотрении оказался дюжим санитаром. В замызганном зелёном халате, на бритой башке – шрам, распластавший щёку пополам. Стылый взгляд говорил красноречивее любых слов - громила умеет и любит мучить всё живое, которое только попадается в лапы. Неудивительно, что доходяга мигом испарился.
- Вы к кому? – хмуро спросил верзила.
- К Сергею Борисовичу, - ответил я.
И на всякий случай добавил:
- Мы договаривались…
Санитар отвел меня к шефу, который занимался вполне благодушным делом – поливал цветочную галерею в холле. Мы поздоровались, и я подробно живописал историю своего тренера, странности с фотографией в бумажнике и Кристиной на рекламном щите.
- Ничего особенного, - пожал врач плечами. - Просто этот тренер в очередной раз сбежал от обязательств.
- Как это?
- Вот такой необычный пунктик у Николая Николаевича – он панически боится любых отношений, в том числе и семейных. И по большей степени, всё, что он рассказывает о себе, можно расценить как попытку выдать желаемое за реальность.
Я чуть не обалдел.
- Вы хотите сказать, у Николая Николаевича нет подруги наркоманки?
- Он даже женат никогда не был.
- А как же двое сыновей от первого брака?
- Не было никаких сыновей. Он давным-давно придумал себе эту странную жизнь, в которой правдой является лишь увлечение боксом. Но как только ученики начинают привязываться к тренеру, срабатывает защитный механизм – он сбегает. Обосновывается на новом месте и начинает развивать ту же легенду: «я тренер, у меня ученики, двое детей…»
- Но зачем?
- Скорее, «почему». Заболевание у него такое. Страх в нём сидит с детства: вдруг бросят? В подробностях не копался, но уверен, что дело обстоит именно так. Знаешь, как у наркоманов: под кайфом он один человек, без наркотика – совершенно другой. Вместо одной личности образуются как бы два человека и две памяти.
- Скажите, я могу увидеть Николая Николаевича?
- Это опасно, - покачал головой Сергей Борисович. - Его легенда составляет личностный стержень. Если стержень вытащить, человек может разрушиться.
- И всё-таки?
- Как хочешь… - он махнул равнодушно. – Мой сотрудник проводит.
Корпус находился несколько в стороне от административного здания и представлял собой четырехэтажный куб, воздвигнутый из грубо отёсанных каменных блоков. Наверное, здесь даже верзила санитар чувствовал себя не в своей тарелке.
Поднялись на этаж, санитар показал палату. Я тихонечко открыл дверь - Николай Николаевич неподвижно сидел на койке, смотрел в стену, рядом медсестра готовила укол.
Я позвал. Он медленно повернул голову. В больничной пижаме, обросший колючей седой щетиной, он выглядел на десять лет старше своего возраста. Весь вид его был смертельно уставшим, как у загнанного животного. Я почему-то вспомнил школьный турник, о котором толковал тренер неделю назад – тот самый, с ободранной краской.
Нижняя губа его задрожала – тренер расплакался. Я подошёл, обнял старика. Он тотчас обмяк у меня в руках, зарыдал в голос.
- Тихо, Николаич, тихо… Уже всё… Не надо ничего придумывать, незачем бежать, никто тебя не бросит…
- Никто-никто? – всхлипнул он. – Правда?
- Конечно! Я буду приезжать, пацанам скажу – тоже приедут. Гостинцев привезут, мандаринов или шоколада какого. Все тебя знаешь как помнят? Джон сейчас крутой - в банке работает. Игореха – завхозом в школе, а Леха - в охранной фирме.
- Нужно сделать укол, - вмешалась медсестра. – Ему требуется успокоительное.
Я дождался, пока сделают процедуру.
Укол подействовал своеобразно: тренер вдруг вскочил, судорожно охватил меня руками, сжал, всхлипывая. Крупные стариковские слёзы капали мне на плечо. Я ещё что-то говорил, не помню. Наконец препарат начал действовать – тренер заснул.
Я потихоньку выбрался из палаты, спустился по лестнице. Шелестел тёплый ветер, деревья у озера расступались в просторную поляну, мохнатые сосновые лапы нависали над головой. Небо быстро темнело, на сиреневом покрывале проступили чьи-то звёздные слова.
Запиликал телефон, на ходу я прижал трубку к уху:
- Здравствуйте, ваш номер дал мой папа. Он сказал, что вы его друг. Меня зовут Кристина. Скажите, с отцом всё в порядке?

(с) моё