Начало беседы с продюсером Сергеем Сениным ЗДЕСЬ
Правда, что Людмила Марковна с окружающими, в том числе с коллегами, не деликатничала, если что-то было не по ней?
В дурном расположении Люся бывала, конечно. Но для того, чтобы выплеснуть какой-то негатив, есть близкие люди – здесь можно. А в том, что касалось профессии – зрителей, коллег – никогда! Ну, если только какой-то очевидный идиот не переступал при ней определенную грань. Вот тогда Люся могла припечатать. И словечки выбирала порой очень резкие. Но это только по отношению к абсолютно невыносимым субъектам, понимаете? Вообще она была человеком прямым и принципиальным. И чувствовала себя в этом смысле очень неуютно, мне кажется, она даже пыталась эту бескомпромиссность, прямоту в себе не то что подавить, но как-то сглаживать. Потому что из-за этого часто обжигалась и наживала врагов.
Случалось, что вы не принимали ее позицию?
Я много раз с ней спорил по разным поводам. Я говорил: «Люсь, ну ты, может, еще не разобралась, с чего ты взяла, что результат будет таким?» А она не любила споры до хрипоты, уходила от всего этого. Мол, я сказала – и все. Проходило время – и оказывалось, что Люся, как говорится, будто в воду глядела. Это и опыт, и очень сильная интуиция, наблюдательность, память. В общем, в этом и состоит сущность актерской профессии. Она подмечала такие тонкие вещи, которые от меня, например, ускользали, и могла дальше пробросить мысль, просчитать, как, чем это может в дальнейшем обернуться. Ты думаешь: нет, этого не может быть, потому что этого не может быть никогда, а оно – ба-бах! – и через какое-то время точно складывается так, как говорила Люся.
Как вы обычно отмечали праздники?
Камерно. В кругу очень близких друзей. Никто из них не имеет отношения к актерству, это люди других творческих профессий, в основном музыканты. А вот Люсины дни рождения всегда продумывались заранее, отмечались по-особенному. Так ее 70-летие отпраздновали – роскошно! Она сама была активным участником всех этих мероприятий.
Кажется, Людмила Марковна придавала значение тому, что родилась под знаком Скорпиона?
Конечно. Она говорила: «Это мой знак. Хвостик отрубили – отлежалась, отдышалась, вырос новый – пошла дальше». Но знак этот такой… непростой.
Ее ближний круг – в основном мужчины. С ними ей было легче общаться?
Наверное. Были и подруги – со времен харьковской юности. Но из актерского цеха – никого. И это естественно. Актеры вообще, мягко говоря, существа ревнивые, завистливые, и еще неизвестно, кто здесь круче – мужчины или женщины. А у Люси был мужской характер – сильный, стойкий, и сплетен, вот этого шу-шу-шу по углам она не любила. Поэтому Люся уходила из всех театров. И вы правы: например, в последнем ее бенефисе участвовали одни мужчины. С ними ей действительно было проще, надежнее. Люсе из женщин нравились Алла Борисовна времен молодости, Земфира, Анжелика Варум. Не только пение – все вместе: как держится, как одевается, как умна, как артистична…
О мужьях Людмила Марковна говорила: неважно, сколько их было, но все честные. Я понимаю под этим словом, что ко всем были чувства. Вы, выходит, последняя любовь…
То, что я последний, а до меня были другие, означает, что было много разочарований. Я встретил битого и очень одинокого человека. Я думаю, что мы еще и на этом сошлись – на одиночестве и на битости. Но так, как была бита Люся, мне и не снилось. Потому что она была страшно бита еще и в профессии. При этом Люся был очень женственной. И абсолютно надежной. Она уважала поступки, действия. Ее любимое слово – «факт». И для нее, и для меня наша любовь заключалась в нашей надежности. И надежность эта должна была быть ежеминутной, потому что мы практически не расставались. А чувства были, конечно. Но без демонстрации, выпячивания.
Разница в возрасте, которая была у вас, 25 лет, якобы исключает счастливое супружество. Бытует такое расхожее мнение. Глупость?
По мне – полная. Я вообще разницы не замечал. Но Люсе, которая была на виду, с этим труднее было справиться. Вот сколько есть молодых людей, и я таких тоже знаю, которые уже полные старики. Они пустые не в смысле знаний – а в смысле ощущения жизни. А были и есть старики, которые дадут фору любому молодому. Никулин, Любимов – это были умнейшие головы, таланты, а юмора сколько! И они всегда современны. Люся была из их числа. Человек не из общей обоймы. А что касается разницы в возрасте, конечно, многие журналисты и не журналисты вопросы провокационные задавали. Мы не отвечали. Люся говорила: «Возраст – единственное мое слабое место, только тут можно меня уколоть, ущипнуть». Сначала все эти уколы воспринимались болезненно. Иногда они уже совсем выходили за рамки. Я как мог Люсю успокаивал. Она как могла – меня успокаивала. В общем, как все публичные люди, мы вынуждены были терпеть всю эту обывательскую, порою зловредную словесную шелуху.
Зачем она делала столько пластических операций?
Ну, Люся же была актриса. Этого профессия требовала. Сегодня включишь телевизор: все молодые актрисы со следами ботокса и прочего такого на лице. Я могу вам сказать: последний раз она делала пластику в 93-м году. А потом – только вот эти укольчики. Придумали же: чемпион мира по пластическим операциям. Бред! Просто смешно. Знаю: если бы была необходимость – вот такая, экстренная, ради профессии – Люся бы эту пластику делала хоть каждый день.
Людмила Марковна думала об уходе?
Думала постоянно. Хотя была полна сил. Мы часто, например, ездили на Ваганьковское кладбище, где похоронены ее родители и внук Марк, тоже любимый ее человек. И мы на эту тему там говорили. В год ухода Люсе было столько же лет, сколько папе, когда он умер. А они с Марком Гавриловичем были просто копией друг друга – даже по конституции тела. Мама Люсина была все-таки крупная женщина, а Люся, как и папа, всегда в одном весе – как в 10-м классе, так и в 90-м году. Поэтому Люся часто возвращалась к тому, что вот, мол, папа ушел в 75 лет, и мне уже 75. Платье шила, такое сложнейшее, сама расшивала его бисером: «Вот, похорОните меня в нем». И были еще какие-то такие моменты… Но в тот день, когда все произошло, ничто, как говорится, не предвещало. Наоборот, было много положительных моментов. У Люси же был перелом ноги, так вот, к тому времени она уже отбросила ходунки и радовалась: «Все, я уже хожу, хожу, хожу!» И мы стали обсуждать поездку в Киев, где намечались выступления.
Знаете, один мой друг сказал, что в медицине с древнейших времен известны случаи, когда человек умирал от переизбытка положительных эмоций. Возможно, и с Люсей произошло что-то подобное. Она ушла в одну секунду. Секунда – и нет человека с его огромной-огромной жизнью. И ты беспомощен что-то изменить… Вот это было особенно страшно.
Чем вы живете сейчас?
Живу выставками. И Музеем-мастерской Людмилы Гурченко, который я создал. Наверное, таким образом я что-то продлеваю внутри себя. Потому что все осталось – там… Я продолжаю жить, я чувствую ответственность – нужно сделать это, это – чтобы о Люсе помнили… Ну, еще собаки есть. У нас их было две, один пес умер, один остался, Люсин любимчик, уже старенький. И я вторую собачку купил, тоже маленькую. А тот, любимчик, как ни странно, сегодня – самая сильная связующая нить с Люсей. Хотя есть друзья… Нет, я не сижу в депрессии, угрюмый и мрачный, но я осознаю, что главное – ушло. То, что было с Люсей – было главным. И я счастлив, что оно – было. Хотя иногда кажется, что мне все это приснилось.
Время лечит?
Нет, только притупляет. Это уже хроническая болезнь получается. Человек такое существо – ищет зацепочки, подпорочки, чтобы выжить после утраты. И я ищу. Я ведь по-прежнему каждый Люсин день рождения придумываю. Вот первый без нее отмечали в 2011 году. Еще все было по-живому, болело, и я думал: как его провести? Мы же всегда все вдвоем придумывали. И ничего в голову не приходило. Просто собраться, посидеть, вспомнить – получилась бы тоска сплошная. Но одно я понимал: нужна будет музыка, потому что музыка для нее была – все. Стал думать, кого бы из великих музыкантов пригласить? Из тех, кого Люся любила? Их не так много, но все – великие. И ведь такого надо было еще заполучить, у всех ведь жесткие графики. В итоге задача свелась к ее любимому джаз-року. Есть такая американская группа «Кровь, пот и слезы», их лидера и вокалиста Дэвида Клейтона Люся считала одним из лучших. Это вообще живой классик. Я подумал: было бы здорово пригласить его. У меня английский слабый, я попросил знакомую написать ему на сайт письмо. Все лаконично объяснил.
Утром пришел ответ. Видимо, он в интернете посмотрел, что за Гурченко такая. Дэвид написал: «Для меня будет огромной честью выступить у вас, мистер Сергей». Думаю: ничего себе! Смотрю: 11 ноября у него гастроли в США. Сам он живет в Канаде. А 12-го – день рождения Люси. И в этот же день я открывал ее выставку в Доме Нащокина. И мы с Дэвидом договариваемся, что он прямо 12-го прилетит из Америки, а 13-го даст концерт. Я снял большой ресторан – такой, чтобы со сценой. Он прислал ноты песен, которые будут исполнены, поскольку своих музыкантов, а их 12 человек, решил с собой не брать. Я подобрал лучших наших исполнителей джаз-рока, чтобы они выступили с Дэвидом. И вот он, мировая легенда, 12-го прилетает в Москву и из Домодедова по нашим безумным пробкам едет на открытие выставки. Не в гостиницу! Там мы с ним знакомимся. И 13-го он дает концерт. Вот такой был первый день рождения Люси без нее. И каждый последующий я старался делать незабываемым. И пока живу, этот день серым и скучным не будет…
"Лариса Удовиченко о Людмиле Марковне" ЗДЕСЬ, подпишись на наш канал!
Марина Бойкова, Москва, специально для «Лилит»
