Я проснулась задолго до рассвета. Лежала в темноте и слушала, как проносятся по шоссе редкие машины. Дождь прекратился. По крайней мере, он уже не лил как из ведра, его шума не было слышно. Воздух в комнате был сырой и тяжёлый. В сумерках были различимы очертания одежды, развешанной по всей комнате. Она казалась сырой. Вылезать из одеяла и проверять не хотелось.
"Сегодня всё закончится," - я попробовала сказать это себе ещё раз, в надежде, что сегодня мне удастся в это поверить. "Иногда приходится отступать, ты же знаешь," - сказала я себе. "Помнишь, когда ты ехала в микроавтобусе на свой первый полумарафон, - сказала я себе, - ты была готова отступить. Ты говорила: если я почувствую, что не справлюсь, то отступлю".
Вот оно! От неожиданности этого (такого очевидного) открытия я села на кровати. Я не чувствую, что не справлюсь! Сейчас - как и тогда, когда я бежала полумарафон, - я не чувствую, что не справлюсь! Мне тяжело, у меня нет сухой обуви, моя походная одежда, скорее всего, совершенно не высохла, впереди больше 100 километров пути, но я не чувствую, что не справлюсь! Я переоценила свои силы, я оказалась не подготовленной и недостаточно экипированной, я уже потратила больше денег в пути, чем изначально планировала. Но никогда, ни разу, ни одной минуты мне не казалось, что я не справлюсь!
"Друууг," - позвала я. -"Ты спишь?"
"Нет," - отозвалась Руфина.
"Нам надо идти. Давай доедем на автобусе до Виго. Вернёмся в график. И пойдём дальше, как планировали".
Руфина помолчала. Потом сказала более рассудительно и трезво, чем я:
"Давай доедем до Виго, позавтракаем, и найдём место, где нам можно высушить нашу одежду и обувь. И там решим".
В то утро мы одевались с армейской скоростью - пока горит спичка. Если бы в процессе одевания я остановилась на несколько секунд и позволила себе почувствовать, что я натягиваю на своё тело, то никогда не смогла бы этого сделать. Выскочить из-под тёплого (и сухого!) одеяла, быстро выжать спортивный лифчик и надеть, быстро выжать футболку и надеть, быстро выжать штаны и надеть. Не чувствовать, как под мокрой одеждой буграми поднимается гусиная кожа. Не чувствовать, как больно упираются соски в мокрую, плотную ткань лифчика. Не чувствовать, как заныла спина в области почек, когда тяжёлый рюкзак плотно прижал к телу совершенно мокрую кофту.
Единственное, что ещё осталось на мне сухое - новые, чистые носки из рюкзака. Я чувствовала, как они обнимают натёртые ноги этим сухим и мягким теплом. Это было такое наслаждение, что не хотелось двигаться. Хотелось стоять и впитывать это тепло, как будто от сухих ног оно могло подняться выше и согреть всё тело, подняться и высушить всю сырую одежду на мне. Я сделала глубокий вдох и сунула ноги в сухих носках - в совершенно сырые беговые кроссовки. Начинался ещё один день пути.
Через пять минут мы уже стояли в утренних сумерках на автобусной остановке. Через пятнадцать - сидели в большом автобусе, который шёл в Виго. Я сидела на самом краешке сиденья, чтобы не замочить его. И смотрела, как за окном проносится путь, который мы должны были пройти пешком. И потом большой портовый город Байона, в котором мы так хотели погулять и который стал почти мечтой, пока вчера в лавине дождя мы пытались дойти до него. И потом - пригород Виго, в котором был альберге для пилигримов, в котором, если бы мы не выбились из графика, нам предстояло бы провести одну ночь. Потом сам портовый город Виго. И наконец - многоуровневая автобусная станция, на которой мы вышли.
Решили сразу идти в альберге. Обычно утром все альберге закрываются и открываются уже после 14-15 часов, чтобы принять на ночлег новых пилигримов. Но было ещё раннее утро, мы надеялись попасть в альберге до закрытия и попросить оставить наши вещи в сушилке. Мы думали: до обеда погуляем по городу или просидим в кафе, а после - заберём сухие вещи и стартуем пешком до Редонделлы, 13,5 километров. Прекрасный план во всех отношениях. Тогда мы ещё не знали, что сможем высушить наши вещи только через пять дней. В Москве.
Наш навигатор проложил путь к единственному альберге, который сумел найти. Три километра мы шли по городу, чавкая водой в сырых ботинках. Прошли мимо очень красивого парка с замком, которым полюбоваться не было ни времени, ни сил. Прошли мимо десятка закрытых кофеен. Спустились по какому-то бесчисленному количеству лестниц до самой пристани. И тут на одной из последних лестниц нас свистом окликнул какой-то испанец. Я настолько не привыкла, что меня зовут свистом, что даже не сразу сообразила, что это нам. "Эй, перегринос!" - а вот это уже точно было нам, и мы остановились. Он говорил с нами на испанском, а мы в ответ только растерянно пожимали плечами. Всё, что мы поняли из его слов, что там, куда мы идём, альберге нет, и лучше бы нам вообще туда не ходить. Мы очень убедительно говорили ему на английском, что нам очень туда надо. В итоге испанец тяжело вздохнул и "разрешил" нам идти туда, куда мы шли. Но только для "информасьён"!
Альберге был всё ближе, а люди на улице - всё сомнительнее. "Русские?" - вдруг радостно окликнул нас голос с кавказским акцентом откуда-то сверху. Мы подняли головы и увидели двух мужчин. Один из них нас и окликнул. У него был большой нос, щетина и печальные глаза. "Я просто русскую речь услышал и обрадовался! Я сам русский!" Видимо, из-за наших растерянных лиц он поправился: "То есть, я - армянин сам. Но русский, из Украины". Мне стало неловко из-за того, что ему пришлось объясняться. "Я живу здесь два месяца. Здесь хорошо. Вам вон туда!" - махнул он рукой в сторону какого-то мрачного здания, похожего на казарму. Мы кивнули, поблагодарили даже не помню, на каком языке, и начали торопливо спускаться ещё ниже к зданию. Оно стояло у самой воды. Его единственная дверь выходила на пристань, к грузовым судам и рыбацким лодкам. Район выглядел более чем промышленным. Он выглядел - совершенно нежилым.
"Я не хочу здесь оставаться," - сказала Руфина.
Сразу после этих её слов из дверей альберге вышла опухшая женщина с тигровых лосинах крашенными хной ярко-рыжими волосами, а следом за ней выкатился круглый мужичок в полосатой майке с пиратскими серьгами-кольцами в каждом ухе. Он увидел нас и приветственно раскинул руки: "Ооо, перегринааас!" - протяжно пропел он. "De nada! Buenas dias! Buen camino!"
"Я не хочу здесь оставаться," - снова сказала Руфина после того, как мы увернулись от дружественных объятий.
При ближайшем рассмотрении наш "муниципальный альберге" оказался ночлежкой для бомжей и нелегальных мигрантов. Внутри был охранник из местной полиции и женщина-врач, видимо, следившая, чтобы это место оставалось "drugs and alcohol free", как было написано на входе на английском. Эти двое на английском не говорили, но попытались нам помочь и отметить на нашей карте место, где находился "альберге для пилигримов", в который шли мы. Это оказалось в 6 км от этого места. И что самое страшное - в 6 км в обратную сторону...
Через полчаса мы сидели в одном из открывшихся кафе, ели тортилью (испанский омлет с картошкой) и пили густой, ароматный кофе. Утро только начиналось, и нам предстояло решить, как и где провести новый день.
