Геракл, Прометей, Одиссей и Пенелопа, Персей и Андромеда, Эдип... Беовульф… Святой Георгий... Роланд Оруженосец...
Многие сотни и даже тысячи образов современной культуры пришли к нам из глубокой древности.
С книжных страниц, со старинных и современных полотен - даже с торговых значков процветающих и захиревающих фирм - на нас смотрят герои древних сказаний. Для кого-то эти образы остаются навсегда чуждыми. Другим нравится всего лишь звук их имен и эффектная картинка…
Кто-то слышал о них что-то краем уха… Третьи видели фильмы, мультфильмы о них... О происхождении и подлинном значении для современников большинства из этих персонажей древних легенд мы можем только предполагать, строить версии.
Наверняка, за героями древних легенд стоят реальные прототипы. Со временем все частности их жизни «отстоялись», погрузились на дно пучины памяти человеческой. На поверхности остались только цельные, ясные в прочтении, близкие и понятные каждому, мифологизированные Образы Героев.
Как бы стремительно мы ни шли вперед и вперед, не оглядываясь - над вечно раскачивающейся колыбелью человечества, у изголовья кресла каждого читателя, исследователя, мечтателя – стоят, безмолвно вопрошая, герои древних сказаний.
Юдифь – один из тех древних и бессмертных Образов Культуры, с которыми мы постоянно сталкиваемся
(по крайней мере, те из нас, кто хочет, кто видит).
Один из сильнейших ее образов. Вот, уж более двух с половиной тысячелетий этот персонаж вдохновлял на подвиги и заговоры, на создание шедевров и поделок литературы, музыки, изобразительного искусства…
«Книга Иудифь» – по времени создания, или, по крайней мере, по хронологической отсылке – современница «Одиссеи» и «Илиады». VII – VI века до н.э.
Не стану, дабы не оскандалиться на ровном месте, уравнивать духовное значение этих литературных трудов. Безусловно, в отличие от гомеровских эпосов,
корпус библейских текстов по сию пору (а может быть, именно сейчас, как никогда) имеет непреходящее духовно-религиозное, этическое и эстетическое значение.
Радетелям ортодоксального христианства, агностицизма и атеизма, а с ними и родовых славянских культов просьба не беспокоиться: всё, что они могут сказать по этому поводу, в.п.с. слышал и читал десятки раз.
Сейчас речь пойдет не столько о сакральном и гражданственно-патриотическом, сколько об эстетическом аспекте образа Юдифи.
Поскольку Книга Иудифь входит не во все издания Библии, суть текста и историю главной героини можно при желании освежить в памяти здесь.
Как бы то ни было, в традиционной художественной культуре Юдифь заняла положение сродни прочим великим героям и героиням классической древности.
Казалось бы, место это архидостойное и пересмотру не подлежит.
Но так ли это?
Опыт всё той же классической художественной культуры раздвигает рамки отвлеченной дидактики библейского текста.
Каждое новое поколение художников имеет свой неповторимый взгляд на этот образ.
Каждый художник задается вопросами:
- Какова природа Силы и Мужества?
- Каждый ли способен на самопожертвование?
- Все ли средства хороши в достижении цели?
- В чем, наконец, природа женской Красоты и притягательности?
Образ Иудифи, доблестной и добродетельной вдовы бетулийской (ветилуйской), совершившей «дело, которое пронесётся сынами рода нашего в роды родов», появляется уже в искусстве Раннего Средневековья. Но здесь она всего лишь аллегорически олицетворяет собою абстрактную Добродетель (virtue) Стойкости, не задевая потаенных уголков души…
Более сложное, многозначное осмысление Юдифь обретает, начиная с Эпохи Возрождения. Каждая следующая эпоха, каждый художник сокровенно отдает этому образу нечто, одновременно глубоко личное и общечеловеческое…
Перед нами не стоит задача освещения всей иконографии Юдифи. Автор, безусловно, с ней знаком. Но это было бы непростительной пыткой!
Главная задача нашего эссе – показать самые яркие и характерные для каждого периода европейской культуры образы Юдифи, как вехи культуры.
Это – не научное исследование.
Это, скорее, поэтическая выдумка.
Досужий каприз, если хотите.
Выводы делать Вам, дорогие читатели и зрители.
Итак, перед нами пройдут вереницей пять образов Юдифи, пять образов Времени…
________________________________________
Эпоха Возрождения, этот период бесконечных захватнических и освободительных войн, вывела Юдифь, как Знамя Свободы - наряду с образом Давида; как, если хотите, его женскую ипостась.
(Давиду будет посвящена вторая часть этого эссе) _________________________________________
~I~
«Юдифь возвращается в Бетулию (Ветилуй)»
(Боттичелли, 1472 г., Раннее Возрождение)
Это не та мощная и прекрасная героическая вдова бетулийская, о которой написано в библейском тексте. Нет, Юдифь Боттичелли – маленькая хрупкая девушка, почти подросток, едва перенесшая подвиг, взваленный Судьбой на ее узкие плечи.
Она только что выскочила из логова Врага со своей ужасной добычей и спешит скользящей походкой.
Прочь! Прочь! Прочь!..
Прямо на наших глазах она отходит от всего произошедшего с нею кошмара. Она наконец прозревает, что с ней произошло, что она наделала. И прозрение это гнетуще.
Юдифь Боттичелли бледна и, кажется, готова упасть в обморок… Ее бледность подчеркивает струящееся жухло-лиловое платье (цвет вдовства, но здесь – цвет скорби и уныния).
Даже энергичная служанка в победно сияющей, как знамя, золотой тунике, ничуть не поддерживает, а словно выталкивает, «подпинывает» хозяйку своей решительной походкой и размашистым движением рук –за пределы полотна – к новым свершениям, к новым кошмарам…
А сама Юдифь всеми мыслями еще там, куда она смотрит: в шатре Олоферна.
Она вновь и вновь мысленно возвращается к произошедшему, спрашивая себя: «Права ли я?»
~II~
«Юдифь»
(Джорджоне, 1510-е г.г., Высокое Возрождение)
Если Юдифь Боттичелли – это живая, нервически-трепетная и болезненная девочка, то у Джоржоне это, напротив, почти бесплотная Идея Провидения.
Само Божественное Возмездие, получившее женский облик. Возвышенный и непроницаемый, как храмовый идол божества, образ прекрасной, обольстительной и обольщающей Женщины.
Она порочна и невинна.
Она не убивает.
То есть, она не отнимает Жизнь.
Она дарит – Смерть.
И не мечом, но лишь одним своим появлением.
Эта Юдифь не мстит, она тихо и царственно несет Смерть-Искупительницу, Смерть-Избавительницу.
Она утешает, усыпляет последним сном…
Иначе почему бы так спокойно улыбалась отрубленная голова Олоферна – в ответ на улыбку Прекрасного Врага?
__________
Конечно, многие художники на протяжении XV-XVI веков обращались к этому сюжету (вспомнить одни только десятки авторских повторений картины Лукаса Кранаха старшего!). Но, увы, по сравнению с двумя этими картинами, ничего не смогли добавить к пониманию художественного образа Юдифи. Ни внутренней силою, ни красотою облика главной героини всем им не удалось затмить "Юдифь" Джорджоне и Боттичелли. Даже вровень встать не получилось. Поэтому, о них речь не идет.
***
Эпоха Барокко, особенно искусство XVII века, породила галерею мощных, поражающих своим жестоким натурализмом, интерпретаций образа Юдифи.
__________
~III ~
«Юдифь»
(Караваджо, нач. 1600-х г.г., Раннее Барокко)
В отличие от предыдущей, неизменной, как стена за ее спиной и одновременно нереальной, как галлюцинация,
эта Юдифь – само действие, сама решительность.
Праведница и Героиня. Спасительница народа.
Она знает, что ее дело праведно и что кровь, ею проливаемая – будет гореть на белизне ее рубашки, как награда, что драгоценнее любого золота .
Ей всё равно, что Олоферн красив, что он влюблен в нее... Жест ее разящей руки точен и молниеносен. На идеально-прескрасном, как античная маска, лице – ни тени сомнения. Оно сурово и сосредоточенно. Никаких личных побуждений в деянии бетулианской вдовы Караваджо не осталось.
Только Служение, только долг.
Не Олоферна, жалкого и беззащитного во сне, она убивает. Не его она соблазняла. (Вечно-женское «все мужики – и т.д.»)
Она вырезает, вытравляет под корень, выкорчевывает, само Зло и Несправедливость. Несвободу.
~IV ~
«Юдифь»
(Артемизия Джентилески, 1630-е г.г., Зрелое Барокко)
О какой борьбе личного чувства и чувства гражданского долга может идти речь, когда мы глядим на эту «Юдифь»?!
Здесь, в противоположность Караваджиевой Юдифи, всё очень, очень личное…
В своей кровожадности (спровоцированной обстоятельствами жизни самой художницы) караваджистка Джентилески превзошла учителя. Перекараваджила, одним словом.
С каким спокойствием и мясницкой деловитостью она разделывает, как свиную тушу, вот этого – совершенно конкретного – подлеца-Олоферна!
Эти двое – и служанка, и госпожа – заодно. Они знают, как нужно действовать, как лучше зарезать.
Вероятно, это не первое в их жизни «кровавое дело».
Профессионалы!
Куда там неврастеничной интеллигентке Боттичелли! Такие не побрезгуют, в отличие от Царицы Смерти Джорджоне, запачкать кончики пальцев и мыски ступней…
Стоит добавить, что к этому сюжету художница возвращалась несколько раз.
__________
Эпоха Барокко - наиболее плодотворна для художественного образа Юдифи.
Однако сотни картин, написанных мастерами Италии, Франции и Нидерландов на этот сюжет, так, или иначе, всего лишь варьируют мотив, найденный Караваджо и утрированный почти до состояния гиньольного шаржа – его последовательницей.
На протяжении следующих двух веков, XVIII и XIX, художники также обращались к этому сюжету, но всё реже. И героический пафос темы всё настойчивее заменяли привкусом востгчной экзотики и развлекательно-эротической подоплекой (картины Ораса верне и Августа Риделя, например).
Надо сказать, что в это время наиболее удачными на данную тему стали вовсе не произведения изобразительного искусства, а музыки и театра. Такие, как опера "Giuditta triumphans" Антонио Вивальди, или оратория молодого Моцарта "Betulia liberata" возвращенные в недавнее время на подмостки. Или некогда знаменитая опера "Юдифь" А.Н. Серова, так пока и не вернувшаяся...
***
ХХ век вернул историю Юдифи с задворок искусства на авансцену.
__________
~V ~
«Юдифь и Олоферн I (Саломея)»
(Густав Климт, 1901г., Модернизм, Сецессион)
В своей картине Сецессионист Климт отчасти возвращается к идее Джоржоне о Юдифи, как средоточии Женственности, а ее историю интерпретирует (на новой фрейдистской основе) как непостижимое переплетение Любви и Смерти. Смерти-узорешительницы. (Недаром художник из Кастельфранко стал, наряду с Боттичелли и Леонардо, одной из «икон» декаданса).
Но в интерпретации великого и скандального австрияка категория Вечно-Женственного становится в первую очередь, средоточием Эроса, а не Танатоса.
Победительный и губительный Эрос – томная и острая чувственность, всепоглощающая и увлекающая в пучины Порока. Эта Юдифь победила не силою Веры, а силой Любви. Смерть Олоферна – чья голова жалкой тенью жмется в углу (всё, что осталось от грозного вояки!) – лишь развязка адюльтера. Естественный исход накала страстей.
(Оргазм – по биологическим показателям – эквивалентен клинической смерти. Вот откуда эти многовековые рассуждения о неразлучности Эроса и Танатоса, Любви и Смерти)
Здесь Юдифь не дитя, простившееся с иллюзиямии, не ангел с пылающим мечом Божественного возмездия и тем блее, не мясник.
Она – Женщина-Победительница – силою своих женских чар. А мужчина – лишь жертва этих чар.
Так не случайно второе название – «Саломея» - данное картине самим Климтом.
Всё в этой картине двоится, путается,переворачивается с ног на голову: Добродетель и Порок, Преступление и Возмездие, Герой и Злодей…
***
Тема, возможно, не раскрыта.
Но она и не закрыта.
Каждому времени – свои песни и свои легенды.
Мифы и герои творятся и в наше время. Выдержат ли новые мифы испытания тысячелетиями?
___________________________
Автор благодарит читателей за внимание и терпение и надеется на понимание.
_______________________________
© Агранович В.А. - текст,
Фото - из свободных источников и личной коллекции автора.
