Во время гастролей в Испании Дягилев познакомился с опытным танцовщиком Феликсом Фернандес Гарсией. Дягилев заключил с ним контракт на обучение Мясина испанскому народному танцу, надеясь также, что в будущем Фернандес-Гарсия мог бы станцевать в испанском балете на музыку де Фальи.
Фернандес-Гарсия разработал оригинальную систему записи сапатеадо, отбивания ритма каблуками, и умел петь сегидилью и алегриас во время танца. Испанский танец, в первую очередь фламенко, произвел неизгладимое впечатление и на Мясина, чьими усилиями этот вид искусства впоследствии стал частью русского балета.
В России существовал особый культ Испании, основанный на идее, что Испания и Россия якобы являлись параллельными культурами. Две эти древние, но задремавшие цивилизации пытались вновь занять достойное место в рамках европейского мейнстрима. Обе нации были отмечены печатью сопротивления иноземным захватчикам (Россия – татаро-монголам, Испания – маврам), обе тесно связаны с миром Востока. У Дягилева этот русский культ Испании преобразовался в концепцию «латино-славянской культуры», которая должна была положить конец господству немецкой культуры в Европе.
Взяв на себя роль идейного вдохновителя творческой коалиции славянских и латинских стран, он пытался придать новое значение «Русским балетам», быстро терявшим связь с родиной. В самом деле, за время войны количество участников труппы настолько сократилось, что Дягилеву пришлось нанять целую группу английских артистов (с русифицированными фамилиями), чтобы труппа могла выступать в полном составе. «Русские балеты» становились все менее русскими.
C Феликсом однако вскоре возникли проблемы. Его мастерство основывалось на импровизации и все никак не могло вписаться в четкую структуру балетных постановок. Мясин пробовал ставить метроном во время репетиций Фернандес-Гарсии, но это лишь мешало артисту. Феликс расстраивался, нервничал, его шансы занять место в русских балетах становились все призрачнее. Тем временем Мясин, продолжая стремительно развиваться, освоил технику и новаторские приемы Феликса и собирал все похвалы за то, во что испанец вложил столько труда.
Это еще больше обижало несчастного танцовщика. Еще в Испании выяснилось, что Феликс – человек чрезвычайно тонкой душевной организации (в Испании друзья называли его «el loco» чокнутый). В итоге напряжение перед лондонской премьерой «Треуголки», а может, и охватившее его в Лондоне чувство одиночества довели Феликса до душевной болезни.
Спустя много лет Дягилев рассказывал Гарри Кесслеру, что однажды вечером во время лондонских гастролей Феликс забрел к церкви Святого Мартина на Трафальгарской площади и, увидев там зажженный красный фонарь, спросил у нищенки, не бордель ли это. Он отдал ей все свои деньги, сокрушаясь о том, что даже возлюбленный Господь живет в публичном доме. Затем, выломав запертую церковную дверь, вошел внутрь.
Когда вечером он не вернулся, Дягилев обратился в полицию; Феликса нашли в церкви, он лежал голый на алтаре. Его отвезли в психиатрическую лечебницу, где он скончался в 1941 году. Дягилев был потрясен болезнью Фернандес-Гарсии – какое-то время он рассчитывал, что Феликс станет «новым Нижинским». По странной случайности два великих танцовщика из его окружения в течение нескольких лет сошли с ума, но в суеверной вселенной Дягилева не было места подобным «случайностям».
