Продолжаем разговор о поэтах Серебряного века, не уехавших из Советской России, а оставшихся, по определению Ахматовой, в родном «краю глухом и грешном», и пытавшихся услышать "музыку революции"
Сергей Есенин, Владимир Маяковский
Если Николай Гумилев, вернувшись из военной командировки в красную Россию, подчеркнуто громко и ясно демонстрировал свои монархические убеждения, то Сергей Есенин проделал путь обратный – от верноподданого престолу до активного бегунка «за комсомолом» и попутчика новой власти.
Впрочем, что на самом деле переживал поэт, мы вряд ли узнаем, - по пьяному делу Сергей Александрович наговаривал такие опусы антисоветские, что даже удивительно, как ему позволили дожить до 1927-го года.
Об убийстве Есенина (чекистская театральная постановка с подвешиванием изуродованного тела поэта на трубу батареи отопления и есть именно убийство) будет отдельная статья, а на смерть крестьянского поэта-попутчика другой поэт революции Владимир Маяковский откликнулся такими строками: «у народа, у языкотворца, умер тонкий забулдыга подмастерье…», подразумевая, видимо, что мастер-то здесь один был и есть – это он сам.
Пожалуй, что напрасно горлан-главарь ехидничал над «самоубившимся» Есениным (тем паче, что в «Англетере» чекистами была организована дешевая инсценировка самоубийства), а вот через три года депрессирующий и рефлексирующий Маяковский реально сам «лег виском на дуло».
Борис Пастернак, Марина Цветаева
Впрочем, строки на уход Маяковского были куда звонче и уважительнее. Так, например, Борис Пастернак не нашел ничего лучше, как найти такое эпическое сравнение – «твой выстрел был подобен Этне, в предгорье трусов и трусих». Вот так вот, ни больше, ни меньше. Пастернак вообще был общительным и доброжелательным человеком.
Провожая Марину Цветаеву перед ее отъездом из Москвы, перевязал ее рассыпающийся чемодан мощной бечевкой, проверил узлы и заметил: «Крепкая бечевка! Вешаться можно – выдержит». И действительно веревка выдержала – именно на ней Марина Ивановна и повесится, потеряв всякую надежду на нормальную жизнь в 1941-м году, в провинциальной Елабуге, и оставив весь литературный мир без ответа на простой, но такой сложный вопрос: «А может, не стоило все же возвращаться из парижского далека в «кипучую и могучую»?».
Кузмин
В 1935-ом в своей постели умер еще один ярчайший представитель Серебряного Века – одинаково талантливый поэт, писатель и композитор Михаил Алексеевич Кузмин, который всю жизнь сочинял необычные и прекрасные стихи, умудрившись при этом не состоять ни в одной из многочисленных поэтических группировок.
А зачем чужие, когда им была создана своя собственная группировка однополой любви, где постоянным членом (простите за невольный каламбур! – авт.) был он сам, а место любовника, никогда долго не пустовавшее, занимали самые разные люди, но практически всегда - творческие и достойные в профессиональном плане.
Удивительнее всего, что разлучницами в счастливой жизни Михаила Алексеевича выступали красивейшие женщины Петербурга, уводившие у него самых милых и дорогих любовников. Прекрасная и талантливая во всех смыслах (и красавица, и танцовщица, и актриса, и художница) Ольга Глебова-Судейкина явилась причиной расставания голубого ловеласа вначале с художником Сергеем Судейкиным, женой которого стала на непродолжительное время, а затем - и с красавцем-корнетом, да еще пишущим стихи, Всеволодом Князевым, которого Кузьмин любил столь страстно и трепетно, что даже искренно горевал о его уходе к Ольге Афанасьевне в своем дневнике.
Трагизм ситуации был в том, что юный корнет, полюбив Олечку Глебову, столкнулся с ее охлаждением к нему, что привело к трагической развязке – он застрелился, не в силах перенести страдания сердца. На похоронах был весь литературный Петербург, но Михаил Алексеевич не пришел проводить в последний путь своего бывшего любовника. Это не осуждение, скорее наоборот. Такие тонкие и творческие натуры, как Кузмин, не в силах долгое время страдать и возвращаться к прошлому.
Юркун, Арбенина-Гильденбрандт, Каннегисер
Новой пассией Кузмина стал начинающий литератор Юрий Юркун, с которым мэтр не допустил предыдущих ошибок. С 1916-го года до последних дней жизни – а покинет этот мир Кузмин в 1936-ом – они оставались близкими… Кем? Да просто близкими, тем более, что в тридцатые годы Михаил Алексеевич иначе как «сынком» Юркуна и не называет.
А «сынок»-то, проживая в одной квартирке с «папой» по духу и мамой по крови, успевал еще жить-поживать с Ольгой Арбениной-Гильденбрандт, другой петербургской красавицей (и художницей, и артисткой), которую увел у уже обладающего ею Гумилева и еще мечтающего ей обладать Мандельштама, тем самым помирив почти начавших войну из-за Оленьки поэтов, и сделав Оленьку почти на двадцать лет своей гражданской женой.
Читатель простит меня за столь долгое отступление в личную жизнь героев Серебряного века, поскольку от основной темы этого рассказа (о не уехавших в эмиграцию литераторах) я не отошел далеко.
Ведь та же Оленька Арбенина, как она сама вспоминала много позже, явилась ну если не «черной вдовой», то кем-то близким к этому определению, сразу для трех известных поэтов того времени. Одним, как мы уже знаем, был Николай Гумилев, другим предстояло стать Юркуну, расстрелянному в 1938-ом, а третьим (но по счету – самым первым) был Леонид Каннегисер.
Ярко начинающий поэт, сделал себе громкое имя, правда, не на поэзии, а на громком убийстве шефа Петроградского ЧК Моисея Урицкого, в августе 1918-го.
Да-да, и Ленечка любил, и был любим милой девушкой Олей, и они могли жить долго и счастливо, но… Переживая за многочисленные убийства, организованные его соплеменниками в России, он выбрал себе целью для ответного выстрела Урицкого, как одного из главных исполнителей шизофренических приказов вождей бандитской власти. Надо ли говорить, что Леонид Каннегисер был в скором времени расстрелян, но зато вошел в списки поэтов Серебряного века.
Формула Владимира Семеновича Высоцкого «Кто кончил жизнь трагически, тот истинный поэт» оказалась вернее и точнее всех теорий Маркса, по лекалам которых безумно-фанатичные «портные», всем кагалом ринувшиеся в обманутую Россию, пошили для нее чудовищное кровавое рубище. Главной задачей этих деятелей иудо-масонского заговора было уничтожить все русское, вытравить веру и историческую память народа, уничтожить духовность и культуру нации.
Основной скрепою, соединявшей все лучшее и жизнеутверждающее в империи, было Самодержавие, которое, по точному определению Государя Александра III, «создало историческую индивидуальность России».
Именно под благодатной и благодарной опекой государей Российских расцветали и процветали искусства, а русская поэзия стала законодательницей мод в европейской культуре.
