Агриппиной меня назвали в честь бабушки. В 60-е жить с таким именем было непросто. Со мной учились Светы, Тани, Лены, Маши, Гали – все, кроме Агриппины. Как меня только не называли: Агрипка, Груня, Грушка, Грушоночек… Однажды я пришла с собакой к ветеринару, а там нужно было заполнить карточку. Врач спрашивает: «Имя?» – «Агриппина». – «Не собачья кличка, а ваше имя».
Когда я работала корреспондентом в газете «Вечерняя Москва», представляться кому-то было мукой, а когда я начала преподавать языки, дети не могли выговорить мое имя-отчество. Однажды ученик подбежал ко мне с криком: «Я знаю, как вас зовут! Я выучил!» – «Ну как?» – «Гречка Аркадьевна!».
Имя мне поменяли насильно. На титуле моей первой рукописи было написано «Агриппина Донцова». Редактор посмотрела: «Хороший псевдоним, привлекает внимание, но все-таки тяжеловато, на обложку не влезет, знаете ли…» -- «Минуточку, это мое настоящее имя!» В глазах у редактора мелькнуло секундное замешательство: «Прекрасное имя, очень вам идет, но, может быть, вы станете Дашей?» А я с детства мечтала быть Дашей, потому что лет в пятнадцать прочла «Хождение по мукам», влюбилась в Дашу Булавину – и в саму героиню, и в ее имя. Поэтому из меня со счастьем вылетело: «Да!».
Сменив имя, я стала другой. У меня были серьезные болячки – я выздоровела, у меня появились новые привычки! Ведь говорят, есть такая процедура у колдунов и магов: когда человеку очень плохо, он должен пойти и поменять имя.
Моя мама была главным режиссером Москонцерта, поэтому у нас в доме часто бывали Иосиф Кобзон, Нани Брегвадзе, Буба Кикабидзе. Мама дружила со Стасом Наминым и Андреем Макаревичем… Она мечтала , чтобы я работала на эстраде, пыталась отдать меня в балетное училище. После экзамена знаменитая Софья Головкина вывела меня за руку к маме: «Ну, Тамара, второго такого ребенка нет. Чтобы ни одной ноты правильно – я такого еще не видела». У меня полное отсутствие слуха, все песни я пою на одну мелодию.
Мой отец, Аркадий Васильев, был писателем (самая его известная книга – «В час дня, Ваше превосходительство»), отсюда писательская тусовка, дача в Переделкино. Часто приходили Лев Кассиль, Вениамин Каверин, отец дружил с Андреем Вознесенским, Робертом Рождественским. Нашими соседями были Катаевы и Чуковские, с их детьми мы ставили спектакли, выпускали газеты и писали книги.
Писательство у нас в крови. Мой дед, ткач из Иваново, был человеком необразованным, но с необычайной тягой к слову. Он приходил домой, садился у окна и начинал выводить в тетради: «Вот идет мой сосед Петька, он опять пьян. А Анька купила в лавке хлеба на четверть копейки…» -- и так до бесконечности. Ловил кайф от самого процесса. Его жена, бабушка Агриппина, ругалась страшно: керосин, спички, бумага, перья были значительными тратами. Но дедушка просто жил этими тетрадями. У моего отца эта страсть вылилась в писательство без образования. В партийных анкетах он писал: «Образование -- два класса ЦПШ». Его спрашивали: «Центральная партийная школа?» – «Нет, церковно-приходская». И это было правдой. Папа был членом Союза писателей, секретарем партийной организации, и был ортодоксальным литератором – история партии для детей, история партии для взрослых в игровой форме, так что все это замечательно легко читалось… Ну, а у меня эта страсть вылилась в журфак МГУ.
Правда, сначала я сказала родителям: ГИТИС или ВГИК. На что мама заметила: «Это неперспективно – будешь зависеть от роли, и неизвестно, выбьешься ли в знаменитые актрисы». А папа в то время был замом главного редактора журнала «Крокодил». Он-то и предложил мне журналистику – в те времена хорошую денежную профессию. «Очень мило для женщины, -- сказал он. -- Я тебя пристрою». Сказал и умер, когда я была на втором курсе. Пришлось выбираться самой.
Мне был необходим заработок, и моя приятельница, Регина Збарская, знаменитая манекенщица, привела меня в Дом моделей. Главный модельер оглядел мои метр шестьдесят чуть ли не с отвращением и сказал: «Региша, что я для нее сделаю? Ее на подиуме не заметят!». На что она резонно возразила: «Придумаешь что-нибудь!». И вот я выходила на «язык» среди здоровенных «вешалок», болтаясь у них на уровне колен, в пионерской форме и с дурацкой улыбкой, изображая школьницу-отличницу. Зарабатывала я там вполне прилично – сто рублей к моей 35-рублевой стипендии. Но потом родился Аркаша, и моя карьера манекенщицы закончилась.
Я действительно была тихой домашней девочкой. По характеру я мышь – мне комфортно сидеть в углу и что-то тихонько писать. Поэтому шумные студенческие компании были не для меня. На свидания, конечно, ходила. Алкоголь и табак не переносила совершенно. Ну, а потом рано начала работать, так что было не до гуляний.
"Чему меня научили пять моих мужей" -- ЗДЕСЬ
Понравилось? Подпишись на наш канал, продолжение ЗДЕСЬ!
Беседовала Яна Плотникова (с) "Лилит"