Генри Герберт Ла Танге. Художник, о котором говорят и пишут незаслуженно мало. Что, впрочем, вполне объяснимо. Его таланту было суждено засиять на небосклоне мировой живописи в то самое время, когда на нём уже вовсю блистала целая плеяда европейских «суперзвёзд». «Коллективное бессознательное» западноевропейской культуры влияло на чуткие натуры лучших художников, писателей и поэтов Европы.
Взгляните чуть пристальнее, дорогой читатель, и Вам сразу же станет очевиден простой факт: все они (в той или иной степени) предчувствовали наступление грозного XX века. Эпохи грозных конфликтов и эпидемий, колоссальных социальных катастроф, неминуемого краха идеологий и империй. Как следствие, на пороге нового столетия Старый Свет превратился в подобие ядра галактики, где с неимоверной частотой рождались по-настоящему революционные жанры и стили. Исполинская «супернова» гениального Моне, неутомимый «пульсар» новатора Дега, сумасбродный «квазар» Пикассо. Ни в каких канделах не измерить эти феноменальные явления, предопределившие всё дальнейшее развитие мирового изобразительного искусства. Сами того не понимая, гении XIX века творили психологический автопортрет эпохи великих перемен, заставляя прежнюю классику бледнеть и меркнуть на фоне их свершений.
Вот потому-то жанровый реализм героя нашей статьи, этот уникальный образчик самостоятельного творческого видения и безупречной техники, сегодня широко известен лишь сравнительно узкому кругу экспертов. Да и то — лишь тех, кто специализируется на британской живописи. Поинтересуйтесь у такого знатока особенностями творчества Генри Герберта Ла Танге — и в лучшем случае обогатите свою эрудицию списком учебных заведений и творческих объединений, в которых тот состоял. И мало что поймёте о характере, образе мысли и истинной ценности работ нашего героя.
Вам непременно поведают о том, что первые осознанные шаги навстречу большому творческому будущему он совершил в стенах престижнейшего столичного Далвичского колледжа. И это действительно важно. «Почему?» — а потому, что бок-о-бок с ним постигали азы мастерства будущие классики Ньюлинской школы. Той самой, которая станет прямым аналогом французских барбизонцев и откроет старушке Англии чудный новый мир пленэрной живописи. То есть именно в «Далвиче» наш герой впервые оказывается в кругу единомышленников и на всю оставшуюся жизнь влюбляется в жанр пейзажа. Долгие годы он будет поддерживать связи с такими замечательными мастерами как Гуделл и Форбс, также являвшимися выпускниками Далвича. Более того: влияние этих знаменитых «ньюлинцев» на поздние работы Ла Танге более чем очевидно.
Вам непременно упомянут о том, что выпускник Королевской Академии художеств 1879 года по имени Ла Танге был удостоен золотой медали и персональной стипендии для продолжения обучения в Школе изящных искусств Парижа. Однако, вряд ли упомянут о том, как Жан-Леон Жером, у которого нашему герою посчастливилось обучаться на протяжении трёх «парижских» лет, сумел привить юноше лучшие черты сдававшего позиции, всё ещё актуального академизма. Покинувший сей бренный мир в 1904 году и незаслуженно забытый вплоть до 1970-х, месье Жером был великолепным мастером «неогреческой» анатомической пластики, и юный Генри сумел почерпнуть целый ряд технических приёмов старого мастера, которые позже станет с успехом применять на собственных полотнах.
И, наконец, вот что по-настоящему важно понимать, любуясь работами Ла Танге: пройдёт множество лет, наш герой «переболеет» влиянием догматичных французских натуралистов, выйдет за рамки типично английской сдержанности при выборе сюжета и — казалось бы — полностью отойдёт от наследия Жана-Леона Жерома. В конце 1880-х он поселится в Норфолке и посветит всё своё время и силы пейзажам этого задумчиво-меланхоличного равнинного края, на восходе граничащего с холодным морем. А в самом начале XX века его страстно увлечёт французский импрессионизм, и вплоть до начала Первой мировой он станет предпочитать солнечные виды южной Европы прежним подчёркнуто аскетичным пейзажам севера. Напоённые солнечным светом жанровые полотна окончательно придут на смену «неоакадемизму», кисть станет «легче» и «шире», пространство полотен — ещё глубже, ракурс — свежее .
И всё же, даже ступив на новый путь творческого развития и раскрывшись заново в качестве мастера мгновенного впечатления, Генри Ла Танге останется верен выразительной пластике своих персонажей, тщательной проработке мимике и жеста, вдумчивой работе с границей, объёмом и цветом. Он — тот самый мастер, который, пройдя извилистым путём неоднократного переосмысления собственного творчества, по сути (по стилю, по мысли, по эмоции) остался верен лишь самому себе. Его предпочтения, живописная техника и даже сами источники его вдохновения менялись год от года, но сам он — как и подобает большому мастеру — оставался неизменен в главном. И об этом Вам, уважаемый читатель, не расскажет ни один эксперт. А ведь именно в этом — секрет притягательности его картин, смотрящихся живо и актуально вплоть до наших дней.
С самых юных лет и до самого завершения карьеры живописцу было интересно исследовать таинство взаимоотношений человека и природы. Метафизику преображения человеческих эмоций и гармоничного соотнесения микрокосмоса личности с макрокосмосом окружающей действительности. И пускай сегодня об этих полотнах говорят и пишут незаслуженно мало; они — настоящий портрет эпохи, воссозданный человеком огромного таланта, блестящего мастерства, а главное — неизменной верности оптимистичному, но честному взгляду на мир.
Автор: Лёля Городная
🎯 Если Вам понравилось, поставьте «палец вверх» и подписывайтесь на канал. Спасибо! Новые интересные статьи опубликованы на нашем сайте nnart. Приглашаем посетить!
