Многие в деревне говорили, что, наверное, в этом виноват Гришка: на фронте всякое бывало – в снегу, в грязи приходилось лежать, в холод, так что мало ли... Может, так застудил Гришка свое хозяйство, что теперь вот и не получаются дети.
- Бабы, в нем дело, - судачила Нюрка. – Гляньте на Верку – кровь с молоком девка, а дитя нету. А как он кашляет, вроде и не курит, а как зайдется – страшно слушать.
- Кашель тут ни при чем, бабы. Тут другие органы должны работать, или ты не знаешь до сих пор, Нюра? – смеялась Настя.
- Она забыла уже! – хохотали бабы.
- А что ж, по-твоему, у Гришки они не работают, те органы? – допытывалась Лушка.- Так ты ж прошлым летом говорила, что у Саньки пацан...
- Мало ли я чего говорила! Свечку я не держала! – отбивалась Нюрка. – А вот у Верки почему нету?
- Может, по ейной линии что не в порядке? – говорили Лушка, поддевая солому вилами. – Вот мать ее - родила только одну и все. А почему? И при мужике жила все время. Видимо, по женской линии не все у них в порядке.
- Все-то ты знаешь, - Настасья остановилась, утерла пот с лица. - Может, еще только примеряются друг к другу. Я вот тоже родила только через полтора года после свадьбы. Свекруха тоже все выспрашивала, все ли у меня в порядке. Через полгода уже зудеть моему начала, что я бракованная. И он туда же: почему нету дитя? А я ему говорю: «А может, ты плохо работаешь, или у тебя не все в порядке?» Не поверите, девки, как только сказала это, через две недели чувствую – меня тошнит. Молодец, говорю, видишь, постарался – и все как надо.
- Да они примеряются еще с девятого мая, если не раньше, - продолжала Нюрка. – Кто не знает про это?
- Ох, не живется тебе спокойно, Нюрка! Как будешь жить, если не будет новостей? – засмеялась Лукерья.
- Новости будут всегда! Главное – узнавать их первой! – смеялась Нюрка.
- Или придумывать самой, - парировала Лушка.
И все смеялись, не замечая тяжелой работы.
Дождей все не было. В огородах все увядало, даже у тех, у кого во дворах были колодцы, вода иссякала. Пока еще в выгодном положении были те, у кого огороды спускались к речке, но и она уходила от берегов. Сена накосить не удалось - на лугах трава не поднялась, поэтому колхозникам запретили косить для себя даже в лесополосах. Туда выходили с косами, даже с серпами и выкашивали все для колхозных коров. Надежды на кукурузу тоже не было. Она поднялась не больше чем на метр, и ее свернутые в трубочку листья говорили о том, что корм из нее выйдет неважный, да и того будет немного.
У Александры в огороде кукуруза поднялась выше, чем у соседей – вокруг огорода росли высокие акации, которые закрывали его от палящего солнца. Правда, початок завязался мелкий, так что рассчитывать на то, что куры зимой будут с кормом, не приходилось. А Александра весной посадила наседку - взяла у матери три десятка яиц. Цыплята вылупились почти все. Теперь предстояло их вырастить. Она смастерила загончик для них в тени под кустом смородины, посаженной осенью, радовалась, что теперь будут свои яйца, свое мясо.
В огороде листочки огурцов покрылись желтыми пятнами, огурчики, только завязавшись, начинали скручиваться. Не росла и капуста – ей надо много воды, а где ее взять? Колодец не вырыли пока, а носить – не наносишься. Была надежда на дожди, но она не сбылась.
Жорик уже топал по двору, падал в траву, кряхтел, поднимаясь. Лопотал по-своему, заливисто смеялся, когда Федор подбрасывал его вверх. Александра притворно вскрикивала, глядя на них счастливыми глазами.
Федор пришел домой усталый, когда уже темнело, присел на табуретку у стола под молодой вишней. Александра принесла ему квасу, спросила, будет ли ужинать.
- Отдохну немного, и будем есть, - ответил Федор. – а где мой наследник? Где мой маршал?
- Помыла, уже спит, - с улыбкой ответила Александра. – Устал?
- Да, сегодня объездил все поля. Не будет урожая, Шура. Скорее всего, не будет ничего на трудодни, дай бог, сдать государству что положено. План-то никто не снимал.
- Так план-то устанавливали, когда думали, что урожай будет. Может, снизят?
Федор вздохнул, ничего не ответил.
- А Гришка плохой, говорят. Еле дышит. Одно легкое, и то воспаленное. Жалко его – с фронта пришел, а тут...
- Федя, не надо хоронить его раньше времени, - вдруг вспыхнула Александра. – Он выживет. Он не может не выжить. Он с войны пришел живой, значит, и сейчас выживет. Ты бы в воскресенье съездил к нему.
Федор с удивлением взглянул в лицо жены. Она опустила глаза и пошла в дом. Вышла оттуда она уже спокойной, неся в руках тарелку с хлебом, и тарелку с вареной картошкой. Поставив это на стол, она вернулась в дом, вынесла порезанное сало, сорвала на грядке несколько перьев зеленого лука, присела рядом.
- Думала, что в этом году заведем поросенка, но, видно, не получится. Ничего, у мамки еще есть прошлогоднее сало, в погребе, так что пока есть и у нас.
- Я съезжу в воскресенье к Гришке, - сказал Федор.
Александра помолчала, потом сказала:
- Веру захвати с собой. Ей тоже нужно на чем-то добираться.
- Ладно, - ответил Федор. – Давай укладываться. Устал я очень.
Александра закрыла сарай, куда отнесла квочку с цыплятами, забрала лампу со стола и понесла ее в дом. В коридоре стояла табуретка, на которой таз и рядом – ведро с водой. Федор мылся холодной, прямо из ведра. Плескаясь, он говорил:
- Жорика буду приучать мыться холодной водой.
- Еще чего! – возмущалась Александра. - Чтоб застудился?
- Чтоб закалялся! – Федор брызнул ей в лицо.
Она подала ему полотенце, он вытерся, закинул его ей на шею, притянул к себе.
- Я скучал, - проговорил он тихо.
- Я тоже, - ответила она.