К тому моменту, когда Желязны начал выпускать "Хроники Амбера", он был уже маститым писателем-фантастом. За его плечами был утончённый и эпичный "Князь Света", психологический "Мастер Сновидений" и несколько других романов и рассказов (включая "Розу для Екллесиаста").
На этом фоне "меч и магия" смотрелись несколько странно. Многие решили, что мэтр решил если не схалтурить, то расслабиться. Более благожелательные рецензенты предположили, что под коммерчески успешным жанром скрыто привычное фантастическое ядро. Но, если приглядеться, то, помимо собственной любопытной фэнтези-философской парадигмы, Желязны устроил настоящую игру с классическими текстами, легендами и эпосом.
Он не был первым в этом, вовсе нет. Фэнтези рождалось как жанр в подобных литературных играх. Один из первых фэнтези-романов, "Змей Уроборос" полон отсылок, и даже вроде бы детский "Хоббит" местами намекает на "Беовульфа" там, где ему наскучивает использовать "Старшую Эдду".
Но плотность отсылок на единицу текста у Желязны просто зашкаливает. Вот классический пример (он даже упомянут "Миром фантастики"). Корвин говорит о Даре:
Кармен, voulez-vous venir avec moi? Нет? Тогда прощай и ты, принцесса Хаоса. А жаль, могли бы приятно провести время
Это отсылка к "Лолите" Набокова, в которой, - как знают те, кто читал, или слышал, или знает термин "лоли", - речь идёт о любви к девочке, что намекает на юный возраст Дары сравнительно с Корвином. А ещё, возможно, на тот факт, что Корвин является "ненадёжным рассказчиком", что характерно также для "Лолиты". Ненадёжность показаний Корвина очевидна, потому что в начале действия он вообще лишён памяти - клишированное начало (в те годы, возможно, не настолько), которое Желязны обыгрывает очень умно. И, конечно, через Набокова Желязны отсылает нас к "Кармен" со всей образностью этой оперы\повести и к тому, что Дара - роковая женщина Корвина.
В более крупном масштабе сама идея о других мирах как "тенях" Амбера, возможно, родственна знаменитой аллегории Платона о пещере. Мудрецы, устремившие взгляд вглубь, гадают о внешнем мире по теням, наблюдаемым на её стенах. Разворачивающаяся перед нами история Корвина следует платоновской концепции "Знание как воспоминание".
Аллюзии на Шекспира являются хорошим тоном в любой англоязычной литературе, и "Хроники" тут не исключение. Во-первых, прослеживается странная параллель Корвина и Гамлета - оба получают репутацию "безумного принца", и оба получают возможность говорить с "тенью" своего отца. Имя отца - Оберон, - отсылка к имени короля эльфов из "Сна в летнюю ночь", которое самим Шекспиром, впрочем, взято из фольклора. Арденский лес близ Амбера тоже упоминается Шекспиром (в нашем скучном отражении он расположен в Англии, в Ворчестере).
Между прочим, насчёт Ганелона. Это имя - отсылка к одному из персонажей "Песни о Роланде", средневековой французской жесты. Жеста - это такое стихотворное произведение, посвященное историческому событию, предшественник рыцарского романа, только более сфокусированный; "Песнь о Роланде", пожалуй, самая известная. Ганелон там - отчим одного из героев и предатель, что неплохо так предсказывает его роль в будущем тексте.
Тир-на-Ногт, город в небесах, конечно, реверанс ирландской мифологии, откуда он взят почти целиком, в то время как былое королевство Корвина - Авалон, - отсылка к артуровскому циклу. Мысль о том, что этот цикл - отражение борьбы порядка и хаоса, была взята Желязны у одного из исследователей "артурианы" и повлияла на роман, хотя, на мой вкус, не очень-то эта теория убедительна.
К сожалению, некоторые исследователи пытаются найти отсылки там, где их нет. Например, в статье по ссылке делается попытка полностью прочесть "Хроники" через кельтскую мифологию, ради чего объявляется кельтской песня "Зелёные рукава" (игравшая на коронации, что упомянуто прямым текстом в книге, но многими забывается). Однако это вовсе не кельтская, а что ни на есть английская песня.
Что показывает, на мой взгляд, что не стоит пытаться уложить изящный калейдоскоп намёков Желязны в какую-то схему.