Первая любовь. Звонкие года.
Александр Блок. Серебряный Век. Между ними можно смело ставить знак равенства. А еще лучше знак тождественности. Потому что более близких образов для выражения и понимания сущности того времени, что называют Серебряным веком русской поэзии просто нет. Стык веков был разделен жизнью Блока пополам - с ноября 1880 года по август 1921 года.
Родившийся в ректорском доме С.-Петербургского университета Саша Блок имел все, о чем можно было мечтать мальчугану в Российской Империи. Не получил он лишь отцовской любви и внимания – родители находились в конфликте, позже перешедшем в развод, но зато любви по женской линии он в детстве получил изрядно – тут уж и матушка, и бабушка, и тетя себя не ограничивали.
Впрочем, все равно не уберегли летом 1897 г. тогда шестнадцатилетнего Сашу от первой нежелательной влюбленности в замужнюю 37-летнюю даму. Ксения Михайловна Садовская, так звали эту красивую женщину, приехала на немецкий курорт восстановиться после родов, причем уже третьих для нее.
Шестнадцатилетний Блок атаковал мадам со всей юношеской страстью – утренние розы, знаки внимания, совместные прогулки – и…случилось то, что должно было случиться.
Хотя какие-то опыты, полученные с девицами «пониженной социальной ответственности» уже у юного поэта имелись, бурный #роман с породистой дамой потряс его до глубины души.
Восторженные #письма и #стихи , посвященные К.М.С., ночные #забавы и утренние возвращения в семейные номера – все это было разом обрублено визитом матушки к обольстительнице, которая, кстати, была годом старше Александры Андреевны. Скорый отъезд милой Ксении безумно расстроил молодого любовника. А матушка еще и добила сына репликой: «Возрастная физика, милый друг, что делать? А, может, оно и лучше, чем публичный дом, где грязь и беспорядок?».
Истина в вине
По приезде в Петербург, встречи А.А. и К.М. возобновились. Конечно, они шифровались, встречаясь в номерах заштатных гостиниц, порой выезжая на природу, но встречи эти постепенно стали приносить все меньше радости и восторга поэту, и года через три полностью прекратились.
Но матушка, видимо, настолько была потрясена тем взрывом чувств сына, что даже по прошествии многих лет за вечерним чаем мимоходом бросила: «А твоя учительница-то…умерла». Реакция сына ее обрадовала – он оставался спокоен, даже обронил что-то о возрасте и царствие небесном, но потом быстро встал из-за стола и вышел. Вышел, чтобы записать пришедшие строки в память о своей первой любви, не зная, что К.М.С. жива и даже переживет его самого на четыре года.
Всё, что память сберечь мне старается,
Пропадает в безумных годах,
Но горящим зигзагом взвивается
Эта повесть в ночных небесах.
Жизнь давно сожжена и рассказана,
Только первая снится любовь,
Как бесценный ларец перевязана
Накрест лентою алой, как кровь.
И когда в тишине моей горницы
Под лампадой томлюсь от обид,
Синий призрак умершей любовницы
Над кадилом мечтаний сквозит.
На дворе был март 1910 года. #Поэт #Блок был уже известен всей читающей России своими гениальными строками, а петербургским обывателям - еще и удивительными загулами и вкусным пьянством, со знанием дела, описанным в стихах.
«А ты, душа... душа глухая... Пьяным пьяна... пьяным пьяна...»,
«Буду слышать голос Руси пьяной, отдыхать под крышей кабака...»,
«Ты право, пьяное чудовище, я знаю – истина в вине».
Когда он выходил «прогуляться» и шел по Невскому, заходя во все кабачки и трактиры , где наливали черный портер и любимую мадеру, золотое #шампанское «Аи» и зеленый абсент, многозвучный херес и хрустально звенящую водочку, он погружался в #творчество .
Да-да, иначе как объяснить такую метаморфозу. Сын Корнея Чуковского, Николай вспоминал, как он мальчонкой гулял с папой по Невскому и увидел еле стоящего на ногах дядю. Отец сказал сыну: «Это большой поэт Блок. И он очень пьян». Но наутро, проснувшись в своей спальне, Блок просто будет не писать, а записывать приснившиеся ему #стихотворения . Их могло быть и два, и три, и десять. И они были шедевральными.
Мечта о Прекрасной Даме
Походы по питейным заведениям редко заканчивались без женской ласки. Поэт знал все публичные дома Петербурга, а «бланковые» девицы (т.е.работающие на себя вне официальных точек) с удовольствием посещали те же рестораны и кафешантаны, в которых любил «зависнуть» Александр Блок.
После этих встреч в его дневнике появлялись такие записи
«…У нее каштановые косы зелено-черные глаза, лицо в оспе, остальное уродливо, кроме страстного тела. Кто я, она не знает. Когда я ей говорил о страсти, она сначала громко хохотала, а потом задумалась. Моя система превращения плоских профессионалок на три часа в женщин страстных и нежных опять торжествует…»
Заметьте, это были не просто походы «налево», это была – система! Система, первую скобку которой, думается, открыла матушка поэта Александра Андреевна, сравнив неистовый порыв первой любви с публичным домом.
И не из этой ли системы берет начала эта странная супружеская жизнь с милой сердцу поэта Любовью Дмитриевной Менделеевой, о которой мечтал он так, что в случае ее отказа готов был застрелиться, а добившись ее согласия на замужество, предупредил, что физической близости не будет, дабы не приземлить СВОЮ ВЕЛИКУЮ МЕЧТУ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ.
Не приземлил, только и не возвысил. Ну не возвышением же мечты можно считать ее многочисленные романы-однодневки с литераторами и артистами, его походы к жрицам любви да быстро вспыхивающие и угасающие влюбленности в артисточек и танцовщиц.
То, что в 1908 году поэт серьезно болел «французской» болезнью - не секрет, просто не опасение ли причинить боль своей любимой, заразив ее, лежит в основе возвышенной теории о Прекрасной Даме, исключающей с ней физическую близость? Ведь период инкубации у сифилиса может происходить не за один и не за два года, и даже не зная, а предчувствуя (интуиция же у поэтов развита блестяще!) заболевание, Блок мог еще в 1903 году придумать такую красивую теорию платонического союза…. Впрочем, это лишь предположение, которое ничего не объяснит и не изменит.
Когда исчезают стихи
Оставим женщин Блока в покое, поговорим о его политических взглядах и настроениях. Несмотря на то, что поэт очень любил выпивать с тестем, Дмитрием Ивановичем Менделеевым, который был истинным патриотом России и стоял на твердых монархических позициях, свои убеждения великий ученый передать великому поэту не смог.
Новое поколение русских людей, рожденных в шестидесятые-семидесятые-восьмидесятые годы ХIХ века, а особенно людей, представляющих интеллигенцию, было изрядно отравлено западными либеральными течениями. Не поглумиться-покуражиться над старым добрым Самодержавием в кружках-салонах эстетствующей публики было дурным тоном.
Александр Блок, как и его либеральные современники, тоже не остался в стороне от политических забав – и с красным флагом погулял с толпой в годину первой смуты двадцатого века, и стихи из разряда «свободолюбивых» сочинял (немного, правда, но были такие), и все искал себе занятие «быть полезным» для революции. Ну что ж, кто ищет – тот находит. После Февраля семнадцатого года Блоку предлагают потрудиться на благо революции в Следственной Чрезвычайной Комиссии Временного Правительства, стенографируя протоколы допросов и заседаний.
Поэт с удовольствием соглашается, причем очень достойный для того времени заработок в 600 рублей не является основной причиной выбора. Блок хочет быть на переднем крае совершающейся Истории. Его резкие и порой несправедливые комментарии по отношению к достойным людям, оказавшимся подследственными, (Александру Дубровину, Анне Вырубовой, Борису Штюрмеру да и многим другим) - есть и в дневниках поэта, и в его книжке «Последние дни государственной власти» - это факт.
Но гораздо более важный факт для понимания среды, в которой оказался Блок, это исчезновение стихов. Стихи пропали. Они не приходят ни к трезвому, ни к пьяному поэту. Стихов нет. Как нет лучика света в глазах поэта, работающего в ЧК. Пусть не в той ВЧК - железно-феликсовской, а в этой СЧК – керенско-фиглярствующей, все равно даже малейшей искорки жизни нет в глазах поэта. Посмотрите на фотографию, датированную июнем 1917 года. Пустые, абсолютно пустые глаза Блока. И это еще до «Великого Октября», это еще до красного террора, который потрясет Блока.
Саша. Саша. Саша.
В двадцать первом году душу и сердце поэта уже нельзя было успокоить. Буквально за несколько месяцев до августа 1921 года (смерть поэта наступила 7-го августа), а именно в мае и июне последнего года жизни Блока, две разные женщины – близкие знакомые поэта - родили соответственно девочку и мальчика.
Обоих детей матери назвали Сашами. Девочка Саша и мальчик Саша были зачаты Александром Александровичем Блоком. Но советские литературоведение и историография не допускали мысли, что в славную биографию людей, уважающих революцию и уважаемых (хотя бы на словах) советской властью, будут вписаны «желтоватые» страницы. "Визитка" жизни поэта должна была остаться незапятнанной.
Один из наиболее известных биографов поэта В.Орлов честно сказал повзрослевшей дочери поэта: «Да знаю я о вас. Но биография уже написана и напечатана». Зато великая Анна Ахматова за полгода до своей кончины почувствовала необходимость встретиться с Александрой Люш (фамилия по мужу), которой в то время было 44 года.
Дочь Блока пришла на встречу со своим восьмилетним сыном Андреем, внуком поэта, сходство с которым поразило Ахматову. Что двигало Анной Андреевной, почему она инициировала эту встречу – мы можем только догадываться и предполагать. Скорее всего, предчувствуя свой уход, она готовилась к встрече с Блоком в лучшем из миров и хотела поведать ему о судьбе близких ему людей…
