Ему не нравился милитаризм и централизм современных, потенциальных рациональных государств, таких как Пруссия или, позднее, наполеоновская Франция (которая, по его мнению, обещала "ад на земле"); он чувствовал себя как дома в Германии, в множестве государств, достаточно маленьких для правителей, и желал иметь ощущение личной ответственности друг перед другом; он верил в возможность и необходимость постепенных и рациональных реформ. Но в рамках федеральной и феодальной структуры он считал, что устоявшаяся власть имеет преимущественное право и обязанность навязывать порядок, и его мало интересовали процедуры представительства или теории народной воли. Символ веры был тонким, прагматичным и доброжелательно патерналистским, но было бы пародией видеть в Гёте рабского придворного или беспринципного эгоиста, хотя многие видели его в этом свете при жизни и после.
После замечательных усилий по завершению своего сборника, Гёте, кажется, не знал, куда идти дальше, как поэт. Новая прозаическая драма "Дер Гросс-Кофта" (1792; "Великая кофта") потерпела неудачу на сцене в 1791 году. Сатира о масонстве, она была также первой из нескольких неудовлетворительных или фрагментарных попыток литературного обращения с недавними событиями во Франции (Der Bürgerg General [1793; "Генерал-гражданин"]; Die Aufgeregten [1817; "Возбуждение"], написанная в 1793; Das Mädchen von Oberkirch [1895; "Оберкирхская дева"], написанная в 1795). В качестве упражнения в политической сатире и в немецких эквивалентах классических метров он поместил в гексаметры прозаический перевод средневековых рассказов Рейнеке Фукс (Reineke Fuchs, написанная в 1793 г. и опубликованная в следующем году).
Возможно, в качестве компенсации за отсутствие литературных успехов он обратился к науке. В 1790 году он опубликовал свою теорию принципов ботаники Versuch, die Metamorphose der Pflanzen zu erklären ("Очерк о метаморфозе растений"; Eng. trans. in Goethe's Botany), пытаясь показать, что все формы растений определяются процессом попеременного расширения и сжатия основной единицы - листа. Он также начал пытаться применить тот же принцип к анатомии, чтобы объяснить скелетное развитие позвоночных. Эта забота о кажущейся структуре, для которой он впоследствии придумал термин морфология, принципиально не отличалась от импульса, который изначально привел его в геологию. Однако в 1791 г. его навязчивой идеей стала совершенно новая научная проблема: теория цвета. Убежденный в том, что сэр Исаак Ньютон ошибался, полагая, что белый свет может быть разбит на свет разных цветов, Гёте предложил новый подход. Цвет должен был рассматриваться как результат смешения света и тьмы. Сначала он неубедительно пытался изложить эти идеи как новые, альтернативные законы физики (Beiträge zur Optik [1791-92; Оптические очерки]). Позднее, однако, он увидел, что именно от цвета зависит взаимодействие между физическим поведением света и воспринимающим аппаратом. Теория цвета Гёте имеет реальную оригинальность как теория зрения, а не как теория света. Для того, что можно назвать более субъективной наукой, Гёте очень помогло его изучение философии Иммануила Канта, которая полностью преображала немецкий интеллектуальный ландшафт и, в частности, энергично продвигалась в Йенском университете. Открытость к Канту, в свою очередь, облегчила Гёте позитивную реакцию, когда в 1794 году один из самых выдающихся учеников Канта, поэт и драматург Фридрих Шиллер, который тогда жил в Йене, предложил ему и Гёте совместно работать над новым журналом "Горенская опора" (Die Horen), который должен был дать литературе голос в эпоху, когда в политике все больше и больше доминирует.
Дружба с Шиллером (1794-1805)
Дружба с Шиллером положила начало новому периоду в жизни Гёте, в некотором смысле одному из самых счастливых и, с литературной точки зрения, одному из самых продуктивных, хотя не все, что было произведено, было самого высокого качества. В "Горах" он опубликовал сборник рассказов "Unterhaltungen deutscher Ausgewanderten" ("Беседы немецких эмигрантов"; англ. trans. The German Refugees), которые были сочтены утомительными, и "Римские элегии", которые были сочтены скандальными, и серийный перевод автобиографии флорентийского маньериста Бенвенуто Челлини, который был приемлемым, но не вызывающим беспокойства. Шиллер вскоре потерял интерес к журналу, публикация которого прекратилась через три года. Возможно, он послужил своей цели, просто начав сотрудничество с Гёте, которое было ближе, длиннее и на более высоком уровне, чем любая сравнимая дружба в мировой литературе.
Продолжение следует...
