Австриец Густав Климт был художником, художником — который мог себе позволить. В первую очередь, быть самим собой. Он мог выбирать заказчиков и брался далеко не за всё, что сулило хороший заработок. Он стал одним из идейных вдохновителей Венского сецессиона, развитию и продвижению которого посвятил 9 лет жизни. Он не тратил время на автопортреты, довольствуясь отражением в зеркале; но спешил запечатлеть всё чувственно-женское, что витало в воздухе, дразня и соблазняя своей призрачной реальностью.
Когда миллионер Фердинанд Блох-Бауэр заказывал модному австрийскому художнику портрет жены, он думал не только о мести: вложиться в творчество Климта уже тогда было беспроигрышной инвестицией. Но даже расчётливый заводчик не мог предположить, что «Золотая Адель» станет символом культурной Австрии на целых сто лет, и вся страна будет оплакивать её вынужденную эмиграцию в Штаты.
Для потолка актового зала в главном корпусе Венского университета мастер написал три аллегории в откровенно нюдовой подаче, чем вызвал бурю критики не только университетских консерваторов от науки, но вообще всей хоть сколько-то причастной к искусству публики, – казалось, ему было всё равно. Погружённый в мир собственных образов, Климт был замкнут и неразговорчив в общепринятом смысле слова, чего нельзя сказать о его работах. Распахнутое настежь пространство, щедро декорированное золотом, серебряной фольгой, полудрагоценными камнями, смальтой, кораллами неудержимо манит в водоворот фантасмагорических чувств, слишком сильных и всепоглощающих, чтобы не пугать простого обывателя.
Сквозь ослепительные, путающие сознание краски живописных фонов проступают живые человеческие лица, тела; пульсируют эмоции, совершаются действия. Словно неутомимый ткач плетет художник волшебное полотно, искусно совмещая в нем правду жизни и символические послания, замешанные на библейских притчах и причудливых образах модерна. Очищенные от шелухи предрассудков, перед зрителями предстают страсть, желание, надежда, преданность, целомудрие, коварство, – вся разноцветная палитра человеческих пороков и высоких устремлений.
Об особом отношении Климта к искусству, как проявлению личности, говорит его работа над так называемым Бетховенским Фризом, подготовленным живописцем в 1902 году к XIV выставке Сецессиона, посвящённой творчеству великого композитора. Двухметровый «фриз» имел протяжённость 34 метра и занимал три стены Бетховенского зала. Аллегорические картины, вызванные в воображении художника мощными аккордами Девятой симфонии Бетховена, изображали Золотого Рыцаря, противостоящего Враждебным Силам под защитой Божьих Искр; они были написаны прямо на стенах нестойкой казеиновой темперой, как в быту разрисовываются, например, окна к праздничным дням. Трудно представить, но одно из лучших произведений югендстиля замысливалось автором как «однодневный» проект, но было выполнено при всём том с обычной для Густава Климта гениальностью!
