Гися Моисеевна стала знаменита, благодаря «Балладе о детстве»:
И било солнце в три ручья,
сквозь дыры крыш просеяно,
На Евдоким Кириллыча и Гисю Моисеевну
Она качала Высоцкого в колыбели.
Зима 1938-го года была студёной. Дом по Первой Мещанской, 126, был старый, топили плохо. Нина Максимовна с только что родившимся Вовой ночевала в комнате Гиси Моисеевны – у неё было теплее.
Гися Моисеевна укладывала маленького спать, пела революционную колыбельную:
Дан приказ ему на запад,
Ей в другую сторону…
Уходили комсомольцы
На гражданскую войну.
Один из соседей по коммуналке вспоминает: «Раньше всех просыпалась Гися Моисеевна. Легкая, хрупкая, с пышной короной волос, поила сына чаем, тихо звякала ложечка, шептались заботливые слова и, наконец, хлопала дверь».
Вторая жена Владимира Высоцкого Людмила Абрамова говорила, что Гися Моисеевна была легендарной женщиной. Её в коммуналке называли валерьянкой. В соседях люди простые – работяги. Пьянки, скандалы, выяснение отношений, битьё посуды, распускание рук – как без этого в коммуналке? И чуть скандал, драка – зовут на помощь Гисю Моисеевну. Был у неё талант: утихомиривать любой бытовой шторм. Хотя на улицах панически боялась пьяных.
Она разрешала все конфликты в коммуналке, укладывала Вову спать, когда его родителей не было дома (а это было нередко), кормила его отца борщом. Приходя поздно домой, он сначала стучался к Яковлевым: «Гися, борщ есть? Тогда грей!» – он обращался к ней на «ты».
Это была маленькая, хрупкая женщина, с тонкими чертами лица, серыми живыми глазами и ореолом пружинистых платиновых волос. Друг Высоцкого по Большому Каретному Аркадий Свидерский говорит: «Когда Володя писал «Балладу о детстве», – там есть про Гисю Моисеевну и про его старую квартиру. Об этом Володя рассказывал, и всё это я очень хорошо представлял по его рассказам. И когда появилась «Баллада…», я моментально вспомнил и Гисю Моисеевну, и всю систему коридорную. Такое впечатление, как будто он мне это нарисовал…»
К её сыну Мише приходило много друзей, и она радостно всех встречала – усаживала гостей за стол, кормила их, поила чаем, счастливая уже тем, что Миша дома и у него такие замечательные друзья.
Георгий Бантош, второй муж Нины Максимовны, был своеобразной личностью – недобрый, злой, часто буйный. Людмила Абрамова вспоминает: «Про Жору рассказывал. Со злостью и с хохотом… Терпеть его не мог. Но опять же, как рассказывал? Как Жора Бантош боялся Гисю Моисеевну. Как весь дом содрогался при виде Жоры Бантоша, а Гися Моисеевна, бросив котлету, которую она в этот момент валяла в сухарях, кричала на него, махала кулаками и тряпками».
Первой жене Высоцкого Изе Гися Моисеевна растолковывала психологию семейной жизни: «Если хочешь о чем-нибудь попросить мужа, делай это после обеда, постарайся, чтоб он был вкусным, дай мужу немного отдохнуть и проси ласково. Если муж стал задерживаться на работе, пригласи гостей. Пусть у тебя будет весело, а когда он придёт, удивлённо, но радостно спроси: «Ты уже пришёл?» В нашей узкой и длинной кухне я освоила под ее руководством кисло-сладкое жаркое, фаршированный перец, мясной рулет... Мы ждали мужчин с работы, делились радостями и заботами».
Иза жалеет, что уроки мудрой еврейки не пошли ей впрок. «Женщина не должна занимать деньги. Пусть Володя попросит у меня, и я дам», – сказала как-то Гися Моисеевна, когда молодая супруга пришла к ней занять денег. А Высоцкому она говорила: «Володя, вы что из себя делаете?»
Гися Моисеевна рассказывала Володе про свою молодость: как она, младшая Гофман (это была ее девичья фамилия), получила медаль за красоту, и эта медаль где-то хранится, как в темных ее волосах была бархотка цвета персидской сирени и как влюбленный летчик грозился разбиться и однажды пришёл весь забинтованный...
У неё была тайная гордость – пальто с чернобуркой, которое ей подарил сын. Она его не носила – оно хоронилось в шифоньере. Иногда кто-то из соседей говорил: «Гися Моисеевна, а что-то давно я не видел тебя в чернобурке». И пальто торжественно доставалось из шкафа, снималась с него белая простыня, Гися Моисеевна его надевала и и как модель на подиуме, прохаживалась по коридору, гордая и неприступная. Все в восхищении замирали...
В 1956 году коммуналку, в которой жили Высоцкие, стали расселять – как раз в корпус, который пристроили немцы пленные. Стали давать квартиры – уже отдельные каждой семье. Высоцким и Яковлевым в новом доме предлагали по однокомнатной квартире, что их не устраивало – всё-таки каждая семья состоит из матери и сына, как в одной комнате? И они, единственные, оставались в старом здании. А в соседях теперь публика специфическая, опустелый дом облюбовала шпана, бомжи гнездо свили – рядом же Рижский вокзал, Крестовская барахолка. Терпели Высоцкие и Яковлевы месяца три, пока им выделили квартиру, уникальный по тем временам вариант: на две семьи – трёхкомнатную. Четвёртый этаж, окна на проспект Мира. Холл 12 метров! Лепнина, двухстворчатые стеклянные двери. Дом и сменил номер – стал 74.
А в 1965 году Высоцкие и Яковлевы разменяли свою трёхкомнатную на две – Высоцкие переехали на улицу Телевидения.
