Легенда о Петре Буяке – дебошире и фантазере
Почти сотню лет тому в далеком и грязном Париже, в ничем не примечательном, кроме свежих яиц, «Кафе де Флор» (а это, уважаемый читатель, было немаловажно при общем дефиците продуктов в трудное военное время), засиживались Пикассо, Модильяни, Сартр, Бовуар, – кто вместе, кто отдельно, – и разные другие носители фетишизированных фамилий. Но что такое «Кафе де Флор», – пусть про него и снимают кино, и описывают в мемуарах, – по сравнению с ивано-франковским баром «ГОСТ»!
Время его еще не пришло, но туда уже частенько захаживают те, про кого мы с придыханием скажем «великие художники».
Один из завсегдатаев дымно-шумных вечеров, известный практически всем уже половозрелым и еще не достигшим пенсионного возраста жителям уютного городка у подножия Карпат, наш герой – Петро Буяк.
Если взглянуть впервые в грустные застенчивые глаза художника, думаешь: а не заказать ли еще настойки на травах? А ведь это лучшее лекарство от тоски за «Тем, что было еще тогда».
То було ще тогди/ То было еще тогда
Петро Буяк знаменит тем, что рисует то, что ему хочется там, где ему вздумается. Насколько это позволяют небольшие размеры его родного городка и отсутствие важных для украинской арт-сцены связей. Но кому нужны полупрофессиональные институции где-то в Киеве, управляемые нанятыми иностранцами в угоду господ-олигархов? Там не живет настоящее и душевное искусство, и уж точно не там место для аутентичного локального и, прямо скажем, штучного продукта фантазии нашего героя.
Иногда он позволяет продемонстрировать свои полотна на фоне белых стен, предварительно завесив их "лижниками" – ворсистыми узорчатыми коврами из гуцульских хат.
А тёплым летом 14-ого была создана специальная серия работ о любимом питейном заведении. Но и тут не обошлось без мифологии: «Картини розповідають про життя Ї-Антоновича, котрий танцює брейк» и «після вечірки були передані в часну колекцію», - пишет Буяк в своем блоге.
Апогеем его долгосрочного проекта, который состоит из всего, что угодно: мультфильма, сказки, картин, инсталляций, перформансов, что в очередной раз доказывает нам, какой чудесный художник-многостаночник живет в славном городе Станиславове) стала выставка в галерее «Арт на Мур», что находится в том самом Бастионе, который остался от того самого Станиславова.
Выставка «То було ще тогди» стала, – с абсолютной точностью могу сказать, – лучшим выставочным проектом галереи. Впрочем, заслуги в том самой «Арт на Мур» не много, а вот Петро Буяк продемонстрировал, что талантливый художник талантлив во всем и отлично может выполнить функции куратора. Пусть это исполнение и было похоже больше на речь тамады на свадьбе, но ведь на какой! – на гуцульской, народной, со всеми атрибутами.
"Сенс такий во. Усі знают шо таке пекло. То коли треба пити смолу, варитися в казані із укропом і терпіти усякі штуки вигадані чортами. А от шо робити в раю? Шо? І кожна баба стара шо ходит до церкви просить Бога аби той за усі її покаяння надав на хмарі шість соток землі аби вона могла там вічно правити свій город», - орфография и пунктуация автора сохранена. Читая надписи под работами с такими красочными притчами на особой «говирке» вспоминается графика еще одного любителя народной мифологии по другую сторону Карпат - Андрея Хира. Но искусство Андрея сложно назвать смешными или комическим. В них другое чувство, которое пронзает тебя как ветер на вершине карпатской полонины – почтение, благоговение и страх перед силами, необъяснимыми и неподвластными заносчивому горожанину.
Молочный центр современного искусства: шутка, повторенная дважды
Ивано-Франковск, хоть и городок небольшой, но на двести с небольшим тысяч душ населения приходится целых два Центра современного искусства. В прочем, выставочная программа гораздо интереснее не в официальном коммунальном предприятии, приютившимся на первом этаже бывшей гостиницы, где, кажется, в полете засыпают и падают мухи над пыльными объектами «современного» искусства, а номадический уличный несанкционированный наивный, основанный самим, не побоюсь этого слова, Петром Буяком - Молочный центр современного искусства.
Забитые досками стекла старого Молочного кафетерия, закрытого лет 15 тому назад из-за разногласий владельцев, стали выставочным пространством с легкой руки нашего героя. А самыми преданными его зрителями, для которых стоит придумать именные абонементы, становятся местные СМИ. Этот визуальный симулякр реальности совершенно не рефлексирует над происходящим, с щенячьим восторгом транслируя любые «открытия» Молочного центра современного искусства. Таким образом, любая шутка обретает вес реального высказывания в глазах жителей-зрителей местных телеканалов.
«Всегда, во все эпохи прошлого, существовала площадь со смеющимся на ней народом», - смотрю на фотографии с «Вибирай і добирай років» и молчаливо соглашаюсь с Михаилом Бахтиным. С этого то ли хеппенинга, то ли перформанса, то ли выставки, - или вот этого всего вместе, слепленного в один синкретичный комок движений, началась история, – я даже до конца не уверена, существующего ли, – Молочного центра современного искусства. Сама акция (пока остановимся на этом определении) Буяка состояла в призыве к здоровому образу жизни в мегафон, угощенья из ведра молока и выпечки, музыкального сопровождения и опять же, некоторой разновидности выступления свадебного тамады или детского аниматора в исполнении Петра в костюме коровы. Ничего похожего на интересное искусство, пока не появились картины, а затем МЦСМ не начал действовать в постоянном режиме паблик-арт. Но вот как можно соотнести костюм коровы и интервенцию в городское пространство? Чем не карнавал?!
Архетипическое распознается по необычно сильной реакции, которая его сопровождает. К примеру, падение человека со стула вызывает более мощную реакцию, чем утонченная игра слов. И какой бы остроумной не была моя статья с пространственными разъяснениями и цитатами, одна фотография с перформанса Буяка объяснит все гораздо лучше.
После первого спонтанного открытия Петро Буяк громких гуляний больше не устраивал – выставки сменялись тихо, относительно регулярно, время от времени освещаемые местными журналистами. Так франковчане увидели «Птиц Украины», фантазию на тему «Что было бы, если бы город затопило море», уличный вариант «То було ще тогди» и африканские мотивы зимой 2015 «Африкайов».
«Картина перша: Відображає затоплений центральний ринок до якого батискафом спустився під воду Жак Іф Кусто. Справа в тому, що його мати живе в Ямниці і попросила свого сина привезти петрушки до борщу. Картина несе зміст того, що навіть коли наш базар затопити водою він все одно функціонуватиме незважаючи на свою огидність. Такий вже в нього кмітливий власник», - пунктуация и орфография автора, как всегда, сохранена.
Одним из самых успешных проектов за время существования несуществующего Молочного Центра современного искусства можно считать «Що було би якби місто затопило море», - появившегося в середине жаркого лета, синхронно с мыслями прохожих, вожделенно поглядывающих на фантазии Буяка и где-то подсознательно пропускающих черную мыслишку: «От якби то». По истине, «во всем арсенале художественных средств, созданных мировой авторской и до-авторской культурой у смеха нет конкурентов по способности привлекать и удерживать аудиторию». А шутка Буяка, повторенная многократно, про Молочный Центр современного искусства, становится не смешной, потому что перестает быть шуткой, становясь частью городского пространства – его реальностью.
Момент необратимости
Народ жаждет вина и зрелищ, посреди комнаты в железном тазу плавает усталый карп, а над ним, плотно окруженный кольцом поклонников творчества, стоит Петро Буяк. Вот примерно так выглядело открытие выставки «То було ще тогди». Но смелее и безрассуднее, чем с краской, Буяк обращается с перформативной частью своего шоу. Это определенно тот случай, когда произведения невозможно анализировать, изъяв из нарратива жизни автора. Тут настолько глубокий синкретизм искусства и личности, что разорвать их – это оставить кровоточащую стигмату на теле критического текста о творчестве Буяка.
А у меня еще есть надежда, что у меня выйдет не столько затянувшийся анекдот, сколько правдивое повествование о подвигах и славе легендарного дебошира и фантазера. И вот он держит речь, одетый в бежевый дешевый летний костюм с чужого плеча посреди холодной осени, туфли с завернутым носком, аляповатый галстук и еще более нелепого цвета рубашку, напоминающий то ли агронома из соседнего колхоза, то ли паренька из далекого горного села, первые попавшего в областной центр. Говорит он много, сбивчиво, по заготовленному тексту об инопланетянах с древних гуцульских икон, о найденных им и его коллегами из Америки старинных кафелях с невероятно ценными рисунками. И чем больше я слушаю его, а затем его коллегу псевдо-диаспорянку, тем более мне становится неловко за этот цирк, за это аматорское представление, самый, что ни на есть копеечный балаган. Когда им начинают подхихикивать и басом задавать глупейшие вопросы зрители, жаждущие показать уже личное остроумие, блеснуть своим запылившимся чувством юмора, а потом кто-то закатывает штаны и ныряет к карпу в таз, то я понимаю – это не цирк, это то, за чем местный житель соскучился; то, за чем страдает его средневековое сознание. Это карнавал, жаждущий ярких красок, плоти, крови и смеха. кать и удерживать аудиторию». А шутка Буяка, повторенная многократно, про Молочный Центр современного искусства, становится не смешной, потому что перестает быть шуткой, становясь частью городского пространства – его реальностью.
А что, если Буяк, который смешон и которого никто не воспринимает всерьез – это новый посол, пионер другой формы искусства, который пришел, чтобы сказать: «хватит!». Что современные молодые и важные достали уже своими надуманными проблематикой произведения, таксидермией и концептуальным видео-артом, провокационными и настолько сексуальными, что аж фригидными от этого перформансами? Помните, как начиналась волна искусства «тех, кто пришли в 2000-ные»? Галеристы и кураторы тогда очень заинтересовались граффитчиками, привлекая их новыми перспективами и монетизацией тегов. Может, снова пора в народ? На улицу и в массы? А то, что остается в поле современного искусства: то ли стать апологетом жлоб-арта и начать изображать гопников в клетках, то ли приодеться в униформу хипстера-художника. Куда милее поношенный костюм не по сезону и с чужого плеча на художнике, который хочет показаться смешным, чем напущенная серьезность и пустота в глазах.
Жалкое ли зрелище – выпивоха, сочинивший биографию, что на половину состоит из бывших дружеских отношений с более удачливым теперь коллегой, а другая часть – из перечня фантастических грантов на проекты об инопланетянах? Или же наоборот – улыбки зрителя удостаивается местный самородок, простодушно доверивший зрителю свои визии о глубинной культуре, разработавший не только личную мифологию, но мифологию некоего сообщества. Ежи графа Потоцкого на открытках, анимированные сказки о том, как гуцульские бабы доят рыб и муралы о море, затопившем Франковск, о горячей Африке посреди декабря, огромные полотна о выпивке в баре, - это все разные грани абсурда, непрекращающееся карнавальное шествие. И художник, сделавший шаг в архетипический омут народной культуры храбрее концептуального собрата-обитателя белых стен, совершающего снова и снова выхолощенный интеллектуальный акт реди-мейд создания художественной надстройки культурного слоя.
