(1 Коринфянам 13)
Указав в 12:31 на «путь ещё превосходнейший», Павел начинает один из прекраснейших и глубочайших разделов Библии. Перед этим он говорил о различных видах чудодейственных даров. Мирское по своей сути состязание за более заметные дары было разрушительным для церкви, и Павел подчёркивал тот вклад, который духовные дары должны были вносить в единство тела. Теперь он на время откладывает разговор о зрелищных дарах, известных коринфянам, чтобы сказать о любви — качестве, которое не требовало наличия сверхъестественных даров от Духа. Любовь, о которой он пишет, — это не просто тёплое чувство, которое приходит и тут же испаряется. Это устойчивое расположение духа, которое начинается с принятия решений и заканчивается действиями.
Это величайшее утверждение Библии о превосходстве любви в христианской жизни не является отступлением от темы о единстве и разнообразии в теле. Люди думают, что высказывают глубокую мысль, говоря, что если в церкви царят мир и любовь, то сумма становится больше слагаемых. Правильнее будет сказать, что дары каждого усиливаются, когда христиане любят и поддерживают друг друга. Люди больше могут дать целому, когда они оказывают поддержку своим собратьям, получая такую же поддержку в ответ, но целое никогда не может быть больше суммы слагаемых.
Заявление Павла о превосходстве любви находит более чем достаточную поддержку во всём Писании. Когда Иисуса попросили назвать величайшую заповедь в законе Моисея, Он дал мгновенный ответ. Если средневековый иудейский учёный Маймонид (1135–1204) насчитал в Законе 613 заповедей, то Иисус собрал их в две:
«Первая из всех заповедей: "Слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим, и всей крепостью твоей" — вот первая заповедь! Вторая подобная ей: "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Иной, большей этих, заповеди нет» (Мк. 12:29–31).
Любовь — принуждающая сила, которая заставляет христиан рассказывать другим о Божьей благодати и о спасении от греха, которое доступно всем, так как было оплачено кровью Агнца. «Любовь Христа движет нами, — писал Павел позже тем же коринфянам, — потому что мы убеждены в том, что раз Один умер за всех, то, значит, все умерли» (2 Кор. 5:14; Международное Библейское Общество).
Слова «любовь», «вера» и «благодать» являются базовыми принципами для тех, кто исповедует Иисуса Христом. В политических кругах ключевыми словами могут быть «патриотизм», «свобода» и «семья». Проблема с подобными словами состоит в том, что они могут настолько меняться в зависимости от ситуации, что теряют всякое конкретное значение. Когда слово имеет слишком много значений, оно перестаёт значить что-либо вообще.
На протяжении всей своей длинной истории Христова церковь пытается дать определение таким идеалам, как любовь, вера и благодать. Дать определение слову — значит ограничить его, констатируя, что не всё может подразумеваться под данным термином. Нельзя руководствоваться принципами, не понимая этих принципов. Автор Послания к евреям привёл примеры, чтобы облачить в слова «веру» (Евр. 11). Христиане могут быть благодарны Павлу за то, что он в 1 Кор. 13 перенёс «любовь» из области абстрактного в конкретную сферу поведения.
ВАЖНОСТЬ ЛЮБВИ (13:1–3)
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам всё имение моё и отдам тело моё на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы».
Дух наделил читателей Павла разнообразными дарами; но апостол, по сути, сказал, что без любви они лишь звук пустой (13:1). Мы можем предположить, что это сам Павел возложил руки на уверовавших коринфян, когда Дух передал им экстраординарные силы духовных даров. В обязанность апостола входила передача сверхъестественных даров христианам, обладавшим лидерскими наклонностями, и возложение рук было внешним символом такой передачи (Деян. 8:14–17; см. 2 Кор. 12:12). Так как они могли демонстрировать чудодейственные дары по своему усмотрению, то некоторые христиане, очевидно, использовали их ради собственной выгоды. Дар языков был особой темой.
Нигде в посланиях Павла не говорится о языках, кроме как в связи с Коринфом. Они упоминаются трижды в Деяниях (2:4–8; 10:46; 19:6). В других перечнях сверхъестественных способностей христиан дар языков не упоминается (Рим. 12:4–8; Еф. 4:11–13; 1 Пет. 4:10, 11). Говорение на языках в Новом Завете — редкость. Некоторые хотят дать «языкам» новое определение, приравняв этот дар к эмоциональному лепету, который они называют «харизматическими речениями». Сегодня они пытаются перевести говорение языками на уровень главного переживания в общецерковном поклонении. В Новом Завете такой тип говорения языками не имеет библейского основания.
Некоторые в коринфской церкви сверхъестественным образом получили способность говорить на языках, которые они не изучали обычными методами. В греко-римском мире нередко раздавались заявления о происходящих чудесах, но Павел постарался провести грань, отличающую его собственное поведение и поведение христиан от любой сравнимой практики в языческом обществе. Хотя внешне могло показаться, что было некоторое сходство между ним и бродячими философами, которых обычно видели на греческих рыночных площадях, апостол ясно дал понять, что он не имеет никакого отношения к этим шарлатанам (1 Кор. 9:15; 2 Кор. 12:13, 14; 1 Фес. 2:9) Для некоторых греческих культов было характерно механическое, бессмысленное бормотание, произносимое в состоянии транса. Такие культовые практики кое-кто приравнивает к говорению на языках в Коринфе. Павел считал, что экстатическая речь греческих пророческих речений отличалась — как по форме, так и по назначению — от наречий, на которых говорили христиане, которые получили дар языков.
В отличие от говорения на языках, греческое слово агапэ («любовь») представляло концепцию, которая появилась в церкви и не имела аналогов в греко-римском мире I века. Она заключалась в том, что человек может поставить себя на место другого человека и действовать во благо этого другого. Христианин проявляет любовь милостивыми поступками, не рассуждая о том, достоин ли человек этого, и ничего не прося взамен. Источник такой любви находится в сердце человека, отдающего любовь, а не в качествах того, кто принимает любовь. Это такая любовь, какую проявил Бог, послав нам Спасителя, и это то качество, которое продемонстрировал Иисус на кресте.
Так как христиане в Коринфе вознесли говорение на языках на самый престижный уровень, Павел постарался высказаться об их системе оценок. Даже если кто-то говорит «языками человеческими и ангельскими» (13:1), сказал он, то без любви это будет бесполезная болтовня. Любовь — это природный дар, который могут развить в себе все. Неясно, что имел в виду апостол под словами «языками… ангельскими», но, возможно, это всего лишь гипербола, означающая наипрекраснейшие звуки, какие только можно себе представить.
Апостол в 13:1–3 использовал местоимение первого лица, «я». Он сам говорил на языках, если это было необходимо, но всегда понимал, что дар этот второстепенный по сравнению с любовью.
Стих 1. Без любви даже самую изысканную демонстрацию говорения на языках можно приравнять к пустому звуку, подобному тому, что производит медь звенящая или кимвал звучащий. Когда христиане не любят Бога и друг друга, то под угрозой оказывается единство церкви, доброжелательность и братская любовь. В начале II века у Игнатия Антиохийского и других была поговорка. В идеале, говорили они, христиане и их лидеры должны действовать, «как струны в цитре» (Игнатий Антиохийский Послание к ефесянам 4; Послание к филадельфийцам 1). Языки, используемые только для собственного прославления, могли произвести лишь диссонанс.
Слово «медь» — перевод греческого слова кхалкос, означающего медь или латунь. После завоевания Коринфа римскими войсками в 146 г. до н.э. коринфские произведения искусства, сделанные из латуни, стали высоко цениться в Риме. Вряд ли Павел, писав из Эфеса через двести лет после того, как город был разграблен, имел в виду римскую знать, которая боролась за обладание произведениями искусства, сделанными из коринфской латуни. К тому же, такое предположение нисколько бы не прояснило значение его слов. Согласно более поздней теории, Павел имел в виду резонирующие сосуды, сделанные из меди и использовавшиеся для усиления звука во время театральных представлений. Но такое предположение тоже вряд ли правдоподобно, так как апостол явно имел в виду некий отрицательный эффект. При таком подходе получается, что он говорил о том, что говорение на языках при отсутствии любви приносило слушателям пользы не больше, чем резонирующие медные сосуды приносят пользы аудитории. В конечном счёте, традиционное объяснение самое лучшее: выражение Павла «медь звенящая» означало кусок металла, не предназначенный для использования в качестве музыкального инструмента, — предмет, аналогичный «кимвалу звучащему». Если ударить по этому куску меди молотком, то послышится звук, но это не будет ничем полезным; так и говорение на языках с целью личного прославления ничего не приносит телу Христа.
Стих 2. Человек, демонстрирующий дар без любви, — ничто. Пять раз в первых трёх стихах этой главы Павел использовал гипотетическое «если» (эан). Неудивительно, что он в первую очередь обращается к текущей проблеме: «Если я говорю языками…» (13:1). Затем он продолжает: «Если имею дар пророчества… и всю веру…». Далее он говорит: «Если я раздам всё имение моё и отдам тело моё…». Всё это высоко ценилось теми, кто знал Христа; однако, заявляет Павел, без любви всё это будет в равной степени бесполезным. Без любви никакие дела христианина не могли возвеличить Христа или укрепить Его царство. Павел призвал к тому, чтобы ревновать о дарах больших (12:31), но он хотел, чтобы братья правильно эти дары оценивали.
Дар пророчества был сродни учительству, но пророк говорил как имеющий власть от Бога. Бог направлял речь пророка (см. 12:10). Пророчество способствовало созиданию церкви больше, чем говорение на языках, потому что пророчествовавший говорил «людям в назидание, увещание и утешение» (14:3). Весть, переданная на иностранном наречии, без переводчика будет бессмысленной, а пророк был призван возвещать великие истины от Бога так, чтобы они были поняты. Наставление такого руководителя «помогает их созиданию, даёт поддержку и утешение» (Российское Библейское Общество).
От пророчества апостол переходит к пониманию тайн (мистэриа). Это было важное слово в религиозном греческом мире. Культы вроде посвящённых Дионисию и Деметре сопровождались старинными обрядами-мистериями, которые должны были пройти посвящаемые, желавшие глубоко познать божество. Мистические обряды имели большое значение и в восточных культах, таких как культ Исиды и Кибелы, которые были введены в греческий пантеон относительно недавно. Во Христе тайны были открыты (Еф. 3:4–6, 9). Тем не менее, знание всех тайн — языческих, иудейских или христианских — ничто без направляющей руки любви.
Павлу ближе было познание. Он сказал, что предпочитает «пять слов сказать умом [своим]», «нежели тьму слов на незнакомом языке» (1 Кор. 14:19). Христианская вера в его разуме и его сердце основывается на познании; но простое познание, лишённое любви к Господу и Его народу — ничто. Вряд ли есть что-то для христианина важнее веры. Вера — вертикальное понятие; в него входит доверие верующего Богу и надежда его на Бога. Иисус использовал образный язык, говоря, что вера в Бога может творить невообразимое (Мф. 21:21). Заявлять о знании или вере, не имея любви, — значит превращать жизнь во Христе в посмешище.
Стих 3. Павел говорит, что самые высоко чтимые чудодейственные дары — языки, пророчество, познание, и даже вера — будут бесполезны, если у обладающих ими не будет любви. Даже тот, кто обладал этими дарами в высшей степени, был бы ничто, если в нём не было бы любви. Определённый вид знания приводит к соперничеству, которое разрушительно для единства тела. Наделённый глубоким проникновением в суть вопросов пророк мог говорить истину, не проявляя ни сострадания, ни любви. Он мог обладать глубокими познаниями в Писании и понимать все тайны; но если он не говорил от любящего сердца, то все его усилия были абсолютно провальными.
Иисус сказал Своим ученикам, что если бы их вера была с горчичное зерно, то они могли бы горы передвигать (Мф. 17:20). Даже самая глубокая вера бесполезна без любви. Джон Стотт выразил это следующим образом: «Любовь — главное, первостепенное, превосходящее, отличительное качество народа Божьего. Ничто не может вытеснить или заменить его. Любовь превосходит всё». Коринфяне своей практикой, если не учением, сместили любовь с её места в пользу чудодейственных даров.
Без любви духовные дары не приносили никакой пользы. Павел не столько стремится дать определение любви, сколько пытается внушить своим читателям, как следует поступать человеку, побуждаемому любовью. Ни любовь, ни вера не приближаются к примеру, установленному Христом, пока из абстрактных понятий не станут конкретными. По этой причине мысль апостола перескакивает с темы любви к теме личных жертв, на которые может побудить любовь. Например, человек может раздать целое состояние или даже принести величайшую жертву — отдать свою жизнь — из гордости, гонора или желания прославиться. На какие бы личные лишения ни пошёл человек, Павел говорит, что если это не было сделано из любви к брату или к Богу, то всё это было бесполезно. Во Христе важно не только то, что делает человек, но и расположение сердца, которое побуждает к таким действиям.
В связи с переводом с греческого языка в 13:3 возникают два вопроса. Первый касается того, как наилучшим образом перевести глагол псомидзо («накормить»), который встречается в Новом завете только здесь и в Рим. 12:20. Слово означает определённый вид подаяния, а именно «дать еды» или «дать кусок хлеба» голодному. В современном греческом языке хлеб — это псоми. Восстановительный Перевод Библии раскрывает значение этого слова, предлагая такой перевод: «И если я раздам всё своё имущество другим на пропитание», что, к сожалению, не отражено в Синодальной Библии.
Второй вопрос касается древних греческих копий 1 Коринфянам. Одна трудность для переводчиков — найти слово с таким же оттенком значения, какое имеется у греческого слова; другая трудность состоит в том, что древние манускрипты (рукописные копии) греческого текста имеют разночтения. Английские (как и русские — прим. перев.) переводы почти единодушны в переводе придаточного предложения «и отдам тело моё на сожжение»; однако имеется достаточно свидетельств, указывающих на другой смысл. В древних копиях, пользующихся большим доверием, вместо каутэсомай (будущее время страдательного залога изъявительного наклонения со значением «быть сожжённым») или каутэсоумай (прошедшее время аорист страдательного залога сослагательного наклонения со значением «быть сожжённым»), стоит каукхэсоумай («хвастаться или прославлять себя»). Написание этих слов очень похоже. Какой-нибудь древний переписчик мог нечаянно написать одно слово вместо другого. Текстологи, как правило, считают, что переписчик предугадывал и неправильно копировал то слово, которое упрощало текст, а не то, которое усложняло его. Поэтому они склонны считать оригиналом более трудное прочтение. В данном случае более трудным и, возможно, более достоверным прочтением будет «хвалиться». Если Павел использовал глагол каукхесоумай, когда писал письмо, то лучшим переводом будет: «…отдам своё тело, чтобы хвалиться» (Восстановительный Перевод). К счастью, смысл в различных вариантах отличается незначительно.
ЧЕРТЫ, ОТЛИЧАЮЩИЕ ЛЮБОВЬ (13:4–7)
«Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит».
В 1874 г. Генри Драммонд в классической проповеди сравнил описание любви, данное Павлом, со светом, преломляемым через призму и распадающимся на свои составные части. Драммонд пишет:
«Вы, наверняка, видели, как человек науки берёт луч света и пропускает его через прозрачную призму, и вы видели, как [этот луч] выходит с другой стороны призмы разложенным на составляющие его цвета: красный, синий, жёлтый, фиолетовый, оранжевый — все цвета радуги, вот так Павел пропускает это, любовь, через бесподобную призму своего богодухновенного интеллекта, и она выходит с другой стороны разложенной на свои составляющие».
Слово «любовь» стало такой сияющей абстракцией, таким затёртым от чрезмерного употребления, таким всеобъемлющим словом, что почти потеряло своё значение. В нём не осталось ни силы, ни тайны. Абсолютно искренне люди заявляют, что любят всё, от любимой еды и увлечений до своей страны и своих матерей. С помощью одного и того же слова описываются чувства по отношению к друзьям детства и к предмету обожания в лице какой-нибудь знаменитости. В рекламах «любовь» ассоциируется с машинами, фармацевтическими продуктами и изделиями из текстиля. Оно означает всё и поэтому не значит ничего.
Такая деградация слова «любовь» резко контрастирует с выбором агапэ для этого важнейшего христианского понятия в греко-римском мире I века. Такие слова, как «вера» (пистис), «благодать» (харис), и надежда (елпис), были взяты новозаветными авторами из обычного лексикона того мира, в котором они жили. Они были облагорожены и получили новое определение, но в том же мире слово агапэ не было общеупотребительным. Сам Иисус, а затем и Его последователи воспользовались этим редко употребляемым словом, чтобы привнести совершенно новое понятие в отношения — как человеческое, так и божественное. Апостол стремился не столько выявить значение, которое его современники придавали этому слову, сколько придать ему новое значение. Будучи направляем свыше, Павел принялся объяснять христианскую любовь тем, кто имел смелость последовать за Христом. Любовь, которую по воле Бога должен демонстрировать Его народ, будь она выражена глаголом или существительным, нельзя воспринимать легкомысленно.
Стих 4. Список, который предоставляет нам апостол, относится к поведению, а не к чувствам. Двумя утвердительными и тремя отрицательными глаголами он начинает своё исследование составляющих любви.
Любовь долготерпит, милосердствует. Попытаться поставить себя на место другого — значит долго терпеть слабости брата или ближнего. Это значит помнить собственные слабые стороны и промахи и прощать так, как хотелось бы быть прощённым самому. Короче, любовь заключает в себе милосердие. Так как Бог милосерден, то Он встроил милосердие в Свою этическую вселенную. Христианская любовь и милосердие отражают природу Создателя.
Любовь не завидует. Упоминание зависти — это, вероятно, намёк на состязание коринфян за более зрелищные чудодейственные дары Духа, такие как говорение на языках, исцеление больных или даже пророчество.
Любовь не превозносится, не гордится. Чудодейственные дары привели к надменности и претензиям на превосходство. Этот дух конкуренции настраивал верующих в Коринфе друг против друга. Подвергнув любовь анализу, апостол поясняет, что христианам необходимо отказаться от своих старых эгоистичных путей и научиться путям любви. Тот, кто любит, не поглощён собой, не ведёт разговоров только о себе, хвастаясь тем, что у него есть или что он сделал.
Апостол язычников прекрасно понимал, что любовь легко можно приспособить к собственным интересам. Ею можно оправдать любые распри и аморальное поведение. Без глубокого размышления и формулирования определения, что такое любовь, этим словом могут воспользоваться, чтобы оправдать самые непривлекательные моменты в поведении человека, всё от прелюбодеяния до вымогательства. По мнению Джеймса Данна, «…любовь может стать… прикрытием притворства, скрывающим личные амбиции, надменные притязания, такие же манипулятивные, как любое насильственное притязание на харизматичную власть».
Стих 5. Любовь не бесчинствует, не ищет своего. Апостол продолжает наполнять истинное значение «любви» такой жизнью, какой Христос желает от Своего народа. Он прибегает к контрасту, чтобы было понятнее. Любовь не ведёт себя не по-христиански. Пекущийся только о собственных интересах любовью может оправдывать поведение, которое у благочестивых людей вызывает омерзение. Некоторые поступки людей по отношению к другим, заявляет Павел, никогда не следует путать с любовью. Оскорбительные обвинения, брошенные в адрес других, грубые слова, склонность видеть в людях самое плохое, стремление к своей выгоде — такое поведение не имеет ничего общего с христианским образом жизни.
Любовь не раздражается. Слово пароксино («раздражаться») указывает на раздувание ссоры среди друзей. В состав слова входит оксино («обострять»). Павел использовал это слово, чтобы сказать, что любовь «не вспыльчива» (Международное Библейское Общество). Составной глагол означает злонамеренную готовность возбуждать людей на перепалки, выливающиеся в гнев. Любовь не радуется ссорам. Тот, кто прячется за «отстаиванием истины», на самом деле получая удовольствие от споров, не знает, что такое любовь.
Любовь не мыслит зла. Любящий христианин долготерпит, его нелегко привести в состояние раздражения, когда другой делает что-то, по его мнению, неподобающее. Любовь обращается с другими мягко, при необходимости исправляет слабого с осторожностью. Любовь не ведёт счёта совершённому против неё злу. Христианин любит не потому, что другой достоин, а потому, что это чувство написано на собственном его сердце. Любить — значит жить, подражая Христу.
Стих 6. Любовь не радуется неправде. Если человек любит, он не находит радости в том, чтобы указывать на промахи других или по отношению к ним. Притворная шокированность тем, что другие сказали или сделали, порождает особый вид самодовольного возмущения. При этом человек получает удовлетворение, наслаждаясь собственным превосходством.
Любовь сорадуется истине. Любовь наслаждается праведностью и добродетелью. Чувство самоуважения возникает у христианина в результате постоянного роста во Христе, а не оттого, что он увидел плохое в других. Любящий ищет истину. Если поиски истины приводят к тому, что открывается неправда, это повод отстоять правду, а не сплетничать или искать личной выгоды.
Павел не только даёт определение любви тем, что говорит о ней, но, похоже, намеренно избегает некоторых определений, которые были популярными в его дни. Например, среди современных Павлу моралистов одним из самых почитаемых психо-эмоциональных состояний души было эудаймониа («благополучие, счастье»). Павел фактически проигнорировал эту концепцию. Для апостола радость, исходившая из отношений с Богом через Христа, чувство внутреннего удовлетворения и мира с самим собой было намного ценнее эйфорического счастья, которое приходит и уходит в зависимости от внешних обстоятельств.
Стих 7. Любовь всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит. Добавляя ещё четыре утвердительных утверждения, Павел напоминает своим читателям о том, что любовь «покрывает», «верит», «надеется» и «переносит». Любящий снисходителен к личным недостаткам и проступкам других (см. 1 Пет. 4:8). Любовь стремится видеть в людях лучшее. Чуткие люди знают, что убийцы, лгуны и воры не единственные грешники в мире. Даже те, кого любят и уважают, иногда могут иметь такие черты, как мелочность, жёлчность или своекорыстные побуждения. Любовь призывает христиан быть великодушными к недостаткам других. Люди, которые порой делают плохой выбор, могут обладать благородными и добрыми качествами. Всё это не означает, что секрет любви в том, чтобы не замечать недостатки. Христиане учатся отворачиваться от греха и творить добро, но крещение во Христа не распинает каждое греховное желание в сердце человека. Братьям не следует проявлять нерешительность, когда нужно указать на неверные решения, которые приняли те, кого они любят и уважают. Члены Господней церкви должны исправлять друг друга, когда это необходимо; не делать этого было бы малодушием. Павел считал обличение и исправление частью своей заботы о тех, кого он любил.
Когда христианин сталкивается с безразличием, или насилием, или нечестностью, любовь требует от него призывать к покаянию с кротостью. В часто забываемом послании Иуды говорится: «И к одним будьте милостивы, с рассмотрением, а других страхом спасайте, исторгая из огня, обличайте же со страхом, гнушаясь даже одеждой, которая осквернена плотью» (Иуд. 22, 23). Первое побуждение любви — поверить брату, допустить, что он говорит правду, искать и находить в нём лучшее. Когда возникает необходимость указать брату на его неправоту, следует помнить, что целью обличения не является демонстрация собственного превосходства.
ПОСТОЯНСТВО ЛЮБВИ (13:8–12)
«Любовь никогда не перестаёт, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится. Ибо мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится. Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое. Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же — лицом к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан».
Павел утверждал, что любовь превосходит чудодейственные дары. Любовь есть «путь ещё превосходнейший» (12:31). Конечно, наличие дара, полученного сверхъестественным путём, не мешает любви; человек может обладать и тем и другим. Однако в Коринфе жаждали экстраординарных духовных даров и демонстрировали их без проявления любви. Вступаясь за ценность любви, апостол приводит и другие причины верить в то, что она превосходит чудодейственные силы, которые демонстрировали некоторые коринфские верующие. Любовь была главной добродетелью христианства в отличие от говорения на языках, исцелений, познания и пророчества, которые были лишь временными дарами, нужными для того, чтобы рассказать о жизни в Иисусе. Любовь никогда не прейдёт, говорит апостол, а чудодейственные дары прекратятся.
Стих 8. Утверждая, что любовь никогда не перестаёт (удепоте пиптей, буквально «никогда не падает»), апостол подчёркивает неизменное постоянство любви. Здесь нам открывается временная природа чудес откровения I века.
Павел противопоставляет любовь трём конкретным дарам откровения, которые христиане в Коринфе получили непосредственно от Духа: пророчеству, языкам и знанию. Два из них, говорит он, — пророчество и знание — прекратятся / упразднятся (катаргэтэсетай, будущее время в страдательном залоге от глагола катаргео, «аннулировать, отменять»). И языки, говорит он, умолкнут (паусонтай, будущее время в среднем залоге от пауо). О языках он, по сути, говорит то же самое, что он сказал о знании и пророчестве. В каждом из этих случаев постоянство любви контрастирует с временной природой трёх чудодейственных даров, названных в этом стихе.
Не отнимется никогда любовь от того, кто отдаёт её или от того, кто получает её. В отличие от чудодейственных даров, которые были даны избирательно, любовь доступна всем. Духу не нужно было передавать её чудодейственным способом. Иметь любовь невероятно важнее, чем обладать любым из весьма желанных даров Духа, потому что это основа, на которой строится христианская мораль и этика. Духовные дары без любви лишены смысла. Человек может не разобраться в требованиях любви или неправильно применить их в конкретных обстоятельствах, но сама любовь есть основа жизни церкви. Павел не умаляет пророчество, или языки, или знание, ибо он уже призывал своих читателей «ревн[овать]» о них (12:31). Однако он говорит, что если коринфяне хотят стать народом царства, то они выбрали не тот путь. Апостол старается положить конец духу соперничества, который разъедал духовное сердце церкви.
Стих 9. По сравнению с любовью, чудодейственные дары, названные в 13:8, были отчасти. Во времена младенчества церкви они служили важной цели, пока не пришло полное откровение. Как бы важны знание и пророчество ни были для созидания церкви, они не лежали в основе её вечной природы. Любовь жизненно необходима и для нынешнего века и для века грядущего. Хотя чудодейственные знание и пророчество были дарами Святого Духа, они служили лишь отчасти. Павел сказал: «Мы отчасти знаем и отчасти пророчествуем». Бог дал христианам способность любить. В той мере, в какой любовь живёт в нас, Его народе, это свойство принадлежит нам; в той степени, в какой мы любим, мы становимся подобными Богу. Поэтому верно то, что человек, который наполняет себя любовью Христа, способен отречься от себя и действовать во благо другого.
Стих 10. Павел уже прояснил, что любовь никогда не перестаёт, а чудодейственные дары Духа прекратятся. А раз они прекратятся, то коринфские христиане хорошо сделают, если овладеют постоянным, Богом данным качеством — любовью. Любовь будет воодушевлять их и мотивировать использовать как свои природные таланты, так и особые дары Духа во славу Божью и для созидания Его церкви. Написав, что с приходом совершенного то, что отчасти, прекратится, Павел был весьма категоричен. Он хотел, чтобы они увидели превосходство любви. Дары «отчасти», те, которые так высоко ценили коринфяне, прекратятся, как только настанет «совершенное».
Стих 11. Проводится сравнение между тем, что «отчасти», и «совершенным». Некоторые считают, что «совершенное» — это зрелая христианская жизнь, воплощающая концепцию любви, при одновременном исчезновении того, что «отчасти», то есть чудодейственных даров. Подтверждение этой точки зрения они находят в 13:11, где Павел пишет: «Как стал мужем, то оставил младенческое». Однако иллюстрация Павла не даёт чёткого объяснения, что значит «совершенное». Смысл высказывания сохраняет свою силу независимо от того, что подразумевается под «совершенным». Апостол ожидает, что для незрелых вещей и/или чудодейственных даров наступит конец. С приходом совершенного христиане больше не будут цепляться за незрелые вещи. Когда придёт время, верные обретут небеса, что будет верхом Божьей благодати.
Стих 12. Способность творить чудеса была свидетельством истинности обещаний, которые Бог дал во Христе. Те, кто настаивает на их существовании сегодня, требуют наглядного, материального подтверждения. Знамения нужны только тогда, когда одной веры в Бога недостаточно. В небесном царстве христиане больше уже не будут видеть гадательно, как бы сквозь тусклое стекло. Они познают Его лицом к лицу. Апостол позаимствовал язык, который Бог использовал в отношении Моисея: «Устами к устам говорю Я с ним, и явно, а не в гаданиях» (Чис. 12:8). На небесах Господь будет говорить с искупленными «устами к устам».
Из этого отрывка логически следует, что сверхъестественные дары предназначались для управления церковью и для её научения до того, как появился канон новозаветных Писаний. Такое понимание подразумевает, что сегодня большая часть того, что религиозными энтузиастами называется «чудодейственным», при беспристрастном рассмотрении оказывается в области суеверий. Считающие, что Бог больше не наделяет отдельных верующих силой совершать чудеса, продолжают верить в то, что Бог действует в Своём мире. Он без лицеприятия удовлетворяет просьбы и отвечает на молитвы Своего народа.
Перечень христианских добродетелей, приведённый в следующем стихе Павлом, противопоставляется состязанию за духовные дары, устроенному коринфянами.
НЕИЗМЕННЫЕ ДОБРОДЕТЕЛИ: «ВЕРА, НАДЕЖДА [И] ЛЮБОВЬ» (13:13)
«А теперь пребывают эти три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».
Стих 13. Павел торжественно завершает своё восхваление любви заявлением о непревзойдённом превосходстве любви. Вера, надежда и любовь — обычные качества, которые являются основой благочестивого образа жизни. Павел ставит их вместе довольно часто (Рим. 5:1–5; Гал. 5:5, 6; Кол. 1:4, 5; 1 Фес. 1:3; 5:8; см. Тит. 2:2). Однако здесь апостол говорит, что любовь — самая важная из трёх. По мере того как коринфяне будут возрастать в этих качествах, значение сверхъестественных даров Духа (пророчества, языков, и знания) будет снижаться. Чудодейственные дары были подготовкой к чему-то более ценному.
Любовь, в самом глубоком смысле, — качество, благодаря которому люди уподобляются Богу. Отношение христианина отражает личность Бога, который дал ему его новую жизнь во Христе.
Павел разбил свою хвалу любви на три составляющие части. В первой апостол возвещает, что любовь абсолютно необходима. Без любви духовные дары, или качества, лишены смысла (13:1–3). Во второй Павел утверждает, что любовь — суть личности христианина. Любовь — это не то, как христианин чувствует, это то, как он действует. Пока христианин не направит эмоции сердца и души на служение Богу и другим, сами по себе эмоции — лишь потворство своим желаниям (13:4–7). В третьей части хвалы Павла любовь вечна. Сверхъестественные дары служили своей цели в начале христианской эры. А любовь — важнейшая составляющая в Божьем царстве (13:8–13).
