Справедливость -- понятие не историческое. Порою события, имеющие крайне малое значение, преподносятся как выдающиеся достижения, а деяния реально значимые покрываются густой серой пылью забвения. Человеческая память избирательна. А уж если совершившие подвиг герои «не той системы», то и героизм их предписывается тщательно позабыть. Как это произошло с битвой при Сарыкамыше и первом из ее героев – полковником генерального штаба Букретовым. Не всякий сегодня вспомнит даже - между кем происходило это сражение и когда. А уж о его значении в русской истории и вовсе знают лишь специалисты.
Справедливость – понятие не историческое, но все же очень свойственное россиянам. И она требует отбросить идеологическую шелуху и отдать дань уважения героям своего Отечества. Сражение при Сарыкамыше между Российской императорской армией и армией Османской империи, началось 9 (22) декабря 1914 года и непрерывно продолжалось вплоть до 22 декабря (4 января 1915 г). За всю историю русско-турецких войн, а их за два с половиной века было одиннадцать, это было, пожалуй, самое ожесточенное и, вероятно, наиболее судьбоносное сражение.
До недавнего времени 1-я Мировая война считалась едва ли достойной упоминания: какие-то буржуи, за какие-то невнятные интересы проливали народную кровь. Чем тут вообще можно гордиться? Что изучать? Лишь через сто лет после окончания этой гигантской бойни пришло жутковатое понимания, что ни первой, ни второй Мировых войн не было – лишь одна единая Мировая война. И короткие перерывы между «раундами» едва ли можно по-настоящему именовать миром. Это лишь подготовка к новой схватке, передышка, чтобы восстановиться и собраться с силами.
Возможно сейчас подходит к концу очередной «перерыв», и мы в преддверии третьего, еще более ужасного, раунда. Причины войны не изжиты, обстановка в обществе не стала человечной и дружелюбной, ужас, вызванный прошлой войной, истерся в памяти и новые поколения вершителей судеб наивно полагают, что возможно победить врага «малой кровью, одним ударом». Не они первые бродят по этим граблям, не им первым они прилетят в лоб. И тогда, перед 1-й Мировой войной, думали точно так же. И конечно же, - как без этого, - в предвоенные годы шла непрекращающаяся борьба за мир!
К слову, российский император Николай II был одним из главных инициаторов миротворческого процесса и даже выдвигался по этому поводу на Нобелевскую премию. Дать ее, правда не дали, но у государя и без того средств хватало, а за дешевой популярностью он не гонялся. И вот, в мае 1914 произошло долгожданное событие – в Гааге открылся Дворец мира. На открытии присутствовали делегаты из многих стран. Они в один голос заверяли, что цивилизованное человечество не потерпит больше войн и мирное урегулирование спорных вопросов международной политики станет нормой… До рокового выстрела в Сараево оставалось чуть более трех месяцев.
Война стран Антанты (Россия, Англия, Франция) против Тройственного союза (Австро-Венгрия, Германия и Турция) началась в сентябре 1914 года. Однако, невзирая на договор о военной помощи, Османская порта (Турецкая империя) старалась держаться в стороне. Султан Махмуд V вовсе не желал втягиваться в бойню -- предыдущие войны ясно показывали, что подобная затея ничем хорошим для Турции не заканчивается: «Воевать с Россией?! Даже ее трупа довольно, чтобы сокрушить Турцию!» --заявлял он. О настроениях султана в российском генеральном Штабе было хорошо известно. Однако порядком одряхлевшая монархия уже слабо контролировала собственную державу. За скорейшее вступление Турции в войну ратовал ее военный министр Энвер-паша.
Умный, решительный, пользующийся в обществе непререкаемым авторитетом, он свято верил в свое великое предназначение. Эту веру подогревали семейные предания, выводившие род Энвер-паши от самого пророка Магомеда. Выходец из низов (отец его был мелким железнодорожным служащим), он добился назначения заместителем верховного главнокомандующего армии Османской порты. При том, что главнокомандующим был лично султан.
Путь его к вершине власти традиционно был тернист. Еще в военном лицее он сошелся с антиправительственным движением младотурок и не прекращал его, продвигаясь вверх по карьерной лестнице. Уже закончив военную академию, он участвовал в терактах против чиновников, присылаемых в Македонию (где в то время служил майор Энвер–паша), из Стамбула. Младотурки желали европейских реформ и одновременно, снижения зависимости Турции от Европы. В 1908 году он принял активное участие в младотурецком перевороте, лишившем власти прежнего султана Абдул-Хамида II и установившем в Турции конституционную монархию. Наученный горьким опытом очередной султан не лез в управление государством, оставив вопросы войны и мира своим «помощникам».
Энвер –паша не тратил времени даром - он перестроил и перевооружил армию по германскому образцу. Немецкие инструктора работали не покладая рук, чтобы сделать ее боеспособной армией европейского уровня. Делать они это умели. К слову, японская армия, с которой России пришлось столкнуться в 1904 году, тоже обучалась германскими военными специалистами.
Разработанный военными министром план был дерзок и, в случае успеха, сулил широкие перспективы. Война уже длилась несколько месяцев, осенняя распутица, холода и непростая ситуация на фронтах сбили боевой раж первых дней. Идея закидывать врага шапками растворилась сама собой. Шапок не хватало для обогрева собственных голов. В это самое время, в Тробзон (Трапезунд) в штаб 3-й турецкой армии приехал сам Энвер-паша и объявил, что готовится наступление на Кавказском фронте. Местное командование пришло в ужас – тылы были не готовы к столь крупному наступлению. Солдат необходимо было снарядить, обеспечить теплой одеждой, заготовить достаточно продовольствия…
Энвер-паша предполагал такое малодушие, потому без лишних разъяснений и уговоров снял прежнее командование и поставил новое. Начинать следовало как можно скорее, пока успокоенное начавшейся зимой русское командование не ждет наступления. Немецкие инструктора, начальник военной миссии генерал Отто Лиман фон Сандерс и начальник турецкого Генерального штаба Ганс фон Секст, ознакомившись с планом своего выкормыша, в целом его одобрили, но признали несвоевременным. В эту пору на Кавказе стояли трескучие морозы и снег достигал полутора метров глубиной. Наступление в таких условиях крайне проблематично. Но Энвер-пашу такие глупости не интересовали. Справедливости ради, надо сказать, что военный министр послал в Трапезунд четыре парохода со снаряжением и теплой одеждой, но этот караван был перехвачен русскими. Но турецкого Наполеона (как его частенько льстиво именовали) остановить происками генерала Мороза оказалось невозможно.
Гористый рельеф Кавказа не позволял русской армии удерживать здесь непрерывную линию фронта. Отдельные населенные пункты были заняты отрядами различной численности, плюс к этому армии помогало государственное ополчение и подразделения пограничной стражи. В мирное время, войска Кавказской армии представляли немалую силу, но теперь, громадные потери на иных фронтах и тишина на линии соприкосновении с турками позволили российскому командованию перебросить отсюда немалую часть войск для затыкания возникающих дыр. Командующий войсками на Кавказе, здешний наместник, 77-летний князь Воронцов-Дашков, некогда был храбрым военачальником, однако время его уже прошло. Он был совершенно не готов руководить войсками в реалиях новой войны. К тому же, его штаб находился примерно в 200 км от линии фронта.
Вялотекущие боевые действия на Кавказском фронте давали надежду, что здесь и далее получится изображать видимость настоящей войны. Конечно, в районе Батуми турецкому десанту удалось потеснить наши войска, но местную крепость все же получилось удержать. Русские войска, еще осенью вошедшие на территорию Турции, прорвались к важному населенному пункту Кепри-кей, но были вытеснены обратно. Дальнейшего наступления в ту пору не последовало. В целом, ничего существенного. А теперь, зимой можно было расслабиться и спокойно ждать весны.
Энвер-паша, не обращая внимания на все препятствия, совершал глубокий обход. Каждому из трех корпусов турецкой армии были поставлены четкие боевые задачи. Один сковывал боем передовые части русских. Два других фланговым маневром прорывались в стратегическую глубину российских позиций, в беспечный сонный тыл. Стремительность и внезапность наступления считались залогом успеха. Невзирая на множество отставших и обмороженных турки продолжали ускоренный марш почти не встречая сопротивления. Проводники из местного населения охотно указывали пути в обход русских постов. Генерал от инфантерии Берхман, командовавший 1-м Кавказским корпусом, даже не подозревал о надвигающейся угрозе. Когда от генерал-лейтенанта Истомина, командира Ольтинского отряда, прикрывающего фланг корпуса, пришло сообщение, что он ведет бой с крупными силами турецкой армии, Берхман решил, что тот что-то напутал или же у страха глаза велики. Масштаб надвигающейся катастрофа стал ясен, когда два корпуса турецкой армии начали окружать важнейший транспортный узел Кавказской армии– Сарыкамыш.
Этот небольшой городок был конечной железнодорожной станцией, к тому же отсюда до стратегического центра обороны Кавказа – мощной крепости Карс, шла расширенная шоссейная дорога, позволявшая стремительным броском преодолеть 40 километров, отделяющих станцию от крепости. Полагавший себя в глубоком тылу гарнизон Карса был совершенно не готов к обороне. Большая часть приписанных к крепости воинских частей находилась совсем в других местах, и собрать их воедино было делом не быстрым. В планах Энвер-паши взятие Сарыкамыша вовсе не рассматривалось, как отдельная войсковая операция. Гарнизон поселка состоял из двух ополченческих дружин и пары эксплуатационных батальонов железнодорожной обслуги. На вооружении их стояли безнадежно устаревшие винтовки системы Бердана с запасом патронов аж пятнадцать выстрелов на ствол.
Взятие стратегически важной станции – единственного транспортного узла в тылу Кавказской армии, - представлялось делом кратчайшего времени. Тем более, что немалая часть местного населения – черкесы, поддерживали Энвер-пашу и готовы были встать под его знамена. Этого успеха напряженно ждали в Стамбуле. После него в Батуми, для окончательного разгрома русской армии должен был высадиться еще один армейский корпус. А дальше – общий марш на Тифлис, поддержанный местными исламистами, прорыв в Азербайджан, и кровавое восстание мусульман в тылу прочно увязшей на германском и австро-венгерском фронтах российской империи. Благо, работа младотурков на Кавказе, в Средней Азии и Поволжье велась уже не первый год и фантомы пантюркизма составили идеологическую базу зародившегося в ту пору басмачества. В эти дни шанс России получить в глубоком тылу глобальный пожар был изрядно выше среднего.
Но тут его величество случай встал на нашу сторону и буквально снарядился в мундир российской императорской армии. В тот холодный зимний день в Сарыкамыше на станции оказались две сводные роты, направляющиеся на службу в Туркестанский корпус, пара легких пушек, отправленных в Карс для формирования новых батарей и 200 выпускников Тифлисской школы прапорщиков, обстрелянных фронтовиков, недавно получивших свое первое офицерское звание и ждущих распределения по воинским частям. Здесь же, в ожидании поезда застрял полковник Букретов, назначенный в те дни начальником штаба 2-й Кубанской пластунской бригады и теперь следовавший к новому месту службы.
Силы русских и турок были совершенно неравны. Понимая это, ополченцы начали тихо расходиться по домам. Именно в этот момент на железнодорожном вокзале Сарыкамыша раздался «роковой» для Энвер-паши телефонный звонок. Помощник кавказского наместника по военной части, генерал от инфантерии Мышлаевский потребовал у начальника станции позвать ближайшего старшего офицера. Таковым и оказался Николай Адрианович Букретов. Заместитель командующего Кавказской армией тут же приказал ему принять командование обороной Сарыкамыша и держаться сколько будет возможности.
Однако для самого генерала Мышлаевского потеря транспортного узла была дело абсолютно решенным. Намереваясь организовывать новый рубеж обороны, он отдал армии приказ об отступлении и сам 14 (27–го) декабря без промедления отбыл в Тифлис.
Однако о настроениях, царивших в ставке наместника, на осажденной станции было неизвестно. На помощь Сарыкамышу, запиравшему стратегический проход через ущелье, подтягивались все окрестные воинские части. Подошли конная и пешая сотни пограничной стражи с восьмью пулеметами, из окрестных сел на подводах на станцию прибыл батальон (600 человек) запасных солдат и обозников при двух офицерах. По железной дороге было переброшено еще восемь пулеметов и рота железнодорожников. Под ружье встала даже пожарная команда.
Конечно, для того, чтоб сдерживать натиск десятков тысяч турецких солдат, этого было недостаточно, однако Букретова военно-статистические выкладки решительно не интересовали. Он принял бой. 13-го декабря, заняв господствующие высоты, солдаты импровизированного гарнизона, три четверти из которых впервые участвовали в бою, вгрызлись в заснеженные камни, заставляя врага щедро оплачивать кровью каждый шаг. Энвер-паша неистовствовал, он приказал атаковать, не считаясь с потерями. Однако продвижение турок все же замедлилось. К полудню обескровленный отряд защитников станции с боем начал отступать к железнодорожному вокзалу. И тут, ориентируясь на звук пальбы, к Сарыкамышу по заснеженным горным дорогам, прямо через турецкие позиции, с «Ура!» прорвался 1-й Запорожский казачий полк с 4 –я орудиями и пулеметами и батальон 80-го Кабардинского пехотного полка. Турки, не ожидавшие такого поворота событий, отступили с большими потерями. Командир батальона доложил Букретову, что враг уже перерезал шоссе ведущее к Карсу, железная дорога взорвана и Сарыкамыш находится в окружении.
Однако турки, надеявшиеся заночевать в тепле, жестоко просчитались. Температура ночью опустилась до минус тридцати градусов и перехваченные пароходы с зимней одеждой в ту последнюю ночь приснились, вероятно, многим. К примеру, в 29-й турецкой пехотной дивизии на подступах к Сарыкамышу замерзло около половины личного состава. Едва живой начальник штаба этой дивизии утром был захвачен в плен русскими разведчиками. Обнаруженные при нем бумаги полностью раскрывали планы Энвер-паши.
В это время в Тифлисе царила паника. Генерал Мышлаевский в деталях и красках обрисовал картину окружения и капитуляции всей Кавказской армии. Город вовсю готовился к эвакуации. А Сарыкамыш продолжает держаться. Ночью 14-го декабря туркам удается ворваться сюда, но защитники, ударив в штыки, вновь вытеснили их за околицу и заставили ночевать в промерзших окопах.
В это время командование тем самым корпусом, в полосе ответственности которого находился Сарыкамыш, принял генерал-лейтенант Юденич, до того бывший начальником штаба у наместника. Получив информацию о планах Энвер-паши и выяснив, что невзирая на потери отряд Букретова продолжает сражаться, намертво сковывая вражескую армию, он стремительно подготовил и начал стратегическое наступление.
Уже 15 декабря, пройдя по заснеженному бездорожью восемьдесят километров, не сбавляя темпа ни днем, ни ночью в Сарыкамыш с боем пробилась 1-я Пластунская казачья бригада. Окружение было прорвано. Теперь подмога к несломленному русскому отряду продолжала идти без остановки. Между тем, изнуренные боями и морозами турецкие полки представляли собой жалкое зрелище. Дерзкий план турецкого Наполеона вылился в губительную авантюру. Наконец, усиленный новыми подкреплениями, 17 (30-го)-го декабря полковник Букретов, по-прежнему находясь в меньшинстве, перешел в решительное контрнаступление.
Полный разгром 3-й турецкой армии в Сарыкамышской операции -- тема отдельная. Можно лишь сказать, что домой из более чем девяноста тысяч аскеров вернулось всего двенадцать с половиной тысяч. «Сам Аллах в те дни был на стороне русских!» -- мудро резюмировал Энвер-паша, как и Наполеон сбежав из замерзающей армии. Командирам его корпусов повезло меньше. Они очутились в плену.
Генерал Юденич между тем получил абсолютный оперативный простор для развития наступления на построенную немецкими инженерами крепость Эрзерум. Считавшуюся неприступной, до той поры, покуда он ее не взял.
Без сомнения, дело при Сарыкамыше достойно того, чтобы войти в число знаменательных дат Русской воинской славы. Отчего же вдруг оно так скоро забылось? Быть может от того, что полковник, впоследствии генерал-майор Букретов, стал последним атаманом Кубанского казачьего войска в годы Гражданской войны, а генерал Юденич вел свои полки на красный Петроград? Или же потому, что инициатор похода на Сарыкамыш и геноцида армян Энвер-паша, изгнанный из Стамбула после очередного переворота, в 1920 году нашел спасение в большевистской Москве? Здесь он развивал экзотическое движение «Общество Единения Революции с Исламом», был обласкан советской властью, а затем и вовсе направлен представителем большевиков договариваться с басмачами. Попытка тушить пожар бензином, как ни странно, к успеху не привела и вскоре Энвер-паша возглавил басмачество. И, если бы не успешная операция по его ликвидации в 1922 году, мог причинить еще много зла. Но Аллах и тут оказался на стороне русских.
Как уже было сказано, справедливость – понятие не историческое. Но быть может, все же пора ей восторжествовать?