Николай Николаевиеч Ге - знаменитый художнику, родившийся в Воронеже на улице Введенской (ныне – Освобождения Труда) – дом №7.
Николай был крещён во Введенской церкви, расположенной неподалеку от дома. Мать – Е.Я. Садовская (дочь сосланного в Воронеж поляка) умерла от холеры, когда будущему художнику было всего 3 месяца от роду. Отец Н.О. Ге (внук французских эмигрантов) - служил в Комиссариатской комиссии, располагающейся в "Екатерининском дворце", ныне - музей Крамского
В 10-летнем возрасте отец перевозит Николая на Украину. В 1848 году Николай (уже студент Санкт-Петербургского университета) посещает Эрмитаж, где выдающиеся полотна Брюллова производят на него сильное впечатление. Ге с детства увлекался живописью. Он бросает физико-математический факультет, посвятив себя живописи.
Семь лет в Академии художеств, Малая золотая медаль за картину "Ахиллес оплакивает Патрокла" (1855), Золотая медаль – за "Саул у Аэндорской волшебницы" (1856).
Женитьба, поездки за рубеж - Германия, Швейцария, Франция...
И, наконец – Рим: итальянские работы - "Смерть Виргинии", "Любовь весталки", "Разрушение иерусалимского храма". В Риме же Николай Ге знакомится с Ивановым и его знаменитым "Явлением Христа…"
Это положило начало всему дальнейшему творчеству художника.
Воодушевленный Николай возвращается в Италию, где пишет картины на религиозную тематику и пейзажи Италии, но не имеет успеха.
Ге возвращается к портретной живописи, обращаясь к русской истории.
Произведением, вызвавшим много споров, стало полотно "Пётр I допрашивает царевича Алексея в Петергофе".
Я питал симпатии к Петру, – писал Ге, – но затем, изучив многие документы, увидел, что симпатии не может быть. Я взвинчивал в себе симпатии, говорил, что у него общественные интересы были выше чувства отца, и это оправдывало жестокость его, но убивало идеал.
В 1870-1880-х годах были написаны портреты Костомарова, Тургенева, Салтыкова, Некрасова , Серова , Антокольского и других. И тут в душе художника что-то происходит, ломается…
В 1876 году #художник приобретает хутор и надолго переселяется в Черниговскую губернию, отказавшись от заманчивого предложения должности профессора в Академии Художеств, и даже от заказа росписи храма Христа Спасителя в Москве.
Он также пишет, что надо жить сельским трудом, что искусство не может служить средством к жизни, что им нельзя торговать. Разводил пчёл, занимался садом, клал печи, а писал только портреты близких и соседей.
Так продолжалось до 1882-го, пока Николай не прочёл статью Л.Н. Толстого. Увидев родственную душу, Ге поехал в Хамовники, где они очень сдружились со Львом Николаевичем.
Николай Николаевич снова возвращается к живописи, однако теперь она приобретает несколько другой смысл. В картинах много драматизма, прослеживаются собственные страдания и душевный надлом. Сюжеты в основном на библейские темы. Многие произведения вызывают резкую критику и даже запрещаются к показу. Но больше художника недовольство высшего общества не задевает так остро, он продолжает писать всё новые и новые сюжеты.
Ге был доволен тем впечатлением, которое произвели его картины, наконец он нашел себя, нашел силы писать то, о чем хочет, не продавая себя и свою душу. К сожалению (а может быть к счастью?) искусство и деньги - вещи несовместимые.
Одна из актрис, входящих в высшее общество, спросила у Ге: «Почему это Христос такой некрасивый?»
На что художник ответил:
Сударыня, да Христос - то не лошадь и не корова, чтобы быть ему красивым, я до сих пор не знаю ничего лучше человеческого лица, да и, притом, человек, которого били целую ночь, не мог походить на розу.
Одна из версий "Распятия" была запрещена императором Александром III.
Лев Николаевич Толстой писал художнику:
То, что картину сняли, что про нее говорили,— это хорошо и поучительно. Особенно слова "это бойня". Они говорят: надо, чтобы была представлена такая казнь, чтобы на нее было так же приятно смотреть, как на цветочки. Удивительна судьба христианства! Его сделали домашним, карманным, обезвредили. В таком виде люди приняли его, мало того, что приняли, привыкли к нему, на нем устроились и успокоились. И вдруг оно начинает развертываться во всем своем ужасающем для них, разрушающем все их устройство значении… Снятие с выставки — это ваше торжество.
А вот что писал Николай Николаевич о своём "Иуде" (отрывок из дневника Л.А. Ковальского):
Вот ругаются, а не понимают, что простое неподдельное чувство человеческое дороже всего. Простота приближает к Богу.
Я, когда писал картину Иуда, думал только о том, чтобы сделать это как можно проще, чтобы "маленькие" могли понять, в чем дело, и я достиг этого в совершенстве.
Когда я привез в Питер "Иуду", рабочий, который открывал ящик, долго смотрел на картину, а потом, указывая на группу уходящих людей, спросил меня: "Барин! А барин! Это там Христа увели?",— я ответил: "Да".— "А это, значит, будет Иуда? Бедный!". Он пожалел Иуду, как я его пожалел — он понял его отверженное одиночество. Тогда как "господа" ничего не поняли — простое сердце рабочего сразу откликнулось на то чувство, которое я старался вызвать. Я остался доволен этим бесхитростным одним зрителем, который стоил всех кип бумаги, записанных ругательствами.
Они привыкли видеть в Иуде предателя. Я же хотел увидеть человека. Вот стоит Иуда, предавший то, что было дороже всего в мире, что давало духовную жизнь — совесть мучит, идти некуда и только и остается — лишить себя жизни. Это не предатель — это заблудившийся человек, не злой, но глубоко несчастный, как несчастны миллионы минутно заблудившихся и делающих массу зла, а потом или целую жизнь мучающихся, или лишающих себя жизни, как сделал Иуда.
