Однажды воскресным вечером, прогуливаясь с приятелем по набережной, Эдуард Мане вспомнил, как в пору ученичества копировал «Сельский концерт» Джорджоне — обнаженных женщин, отдыхающих с музыкантами на лесной поляне.
Как бы он мог сейчас написать эту сценку! Передать и прозрачность воздуха, и золотистое мерцание листвы, и живую прелесть парижанок...
Никогда еще Мане не работал на холсте такого огромного формата. Создавая «Завтрак на траве», он отказывается от всех приемов традиционной, «зализанной» живописи. Интенсивные и контрастные цветовые аккорды создают ощущение вибрации, и живописная ткань картины превращается в настоящую симфонию красок.
Мане с нетерпением ждет Салона, чтобы продемонстрировать парижанам свое мастерство. Однако жюри Салона 1863
года отклонило все картины,представленные Мане, а также и работы многих других художников, в том числе и известных. Мэтры забурлили. Волна их гнева докатилась до императора. Наполеон III предложил организовать их выставку на две недели позже вернисажа в Салоне.
15 мая публика, подогретая сплетнями об интригах и пересудами о решении императора, хлынула в «Салон отвергнутых». Толпа, свято верившая в непогрешимость жюри, шла посмеяться.
Плотно обступив «Завтрак на траве», ошеломляющую как своими размерами (214x270 см), так и необычным сюжетом,зрители выразили свое впечатление в форме истерического хохота, шума, гневных выкриков. Посетившая выставку императрица объявила картину «непристойной», словечко было подхвачено прессой.
Критик Л.Этьен был особенно желчен: «Какая-то голая девка бесстыдно расположилась между двумя франтами в галстуках и городских костюмах... я тщетно пытаюсь понять, в чем же смысл этой непристойной загадки...»
Но не все были столь слепы. Захарий Астрюк, французский писатель и художник, писал 20 мая в газете:
«Мане! Величайшая художественная индивидуальность нашего времени! Я не скажу, что он стяжал лавры в этом Салоне... но он — его блеск, вдохновение, пьянящий аромат, неожиданность...»
Вокруг картины часами зачарованно бродили несколько молодых людей, тогда еще никому не известных,— Клод Моне, Поль Сезанн и Фредерик Базиль...
В среде художников Мане становится знаменит: о нем спорят, в его честь устраивают банкеты. Ободренный дружеским участием, Мане вновь встает к мольберту. Теперь он пишет одну обнаженную. Подобно всем бесчисленным Венерам, она не оскорбит целомудрия публики.
Венера Урбинская
В качестве образца Мане решает использовать классическую композицию «Венеры Урбинской» Тициана: женщина покоится на кровати, у ее ног дремлет, свернувшись, собачонка...
Именно в эти дни Мане и встретил Викторину-Луизу Меран, внешние данные которой идеально подходили для задуманного произведения.
Он увидел ее случайно у цветочной витрины. Девушка с любопытством разглядывала прохожих. Мане замер, любуясь ею. Стройная, сильная фигурка, пышная копна рыжеватых волос над большими карими глазами. Красивое лицо! И удивительно белая, матовая кожа... Вряд ли ей больше двадцати лет.
Викторина — не проститутка, хотя этим иногда и прирабатывала. Ее мечта: вырваться из нищеты, и нередко, у зеркала, она представляла себя актрисой. В этот солнечный день она просто бродила по городу, надеясь на удачу.
Когда молодой человек подошел и с улыбкой спросил, не согласится ли она ему позировать, Викторина с радостью согласилась. Почему нет? Художники, по слухам, интересные люди. И хорошо платят. Наверное, это и есть знамение судьбы!
«Олимпия»
Викторина позировала легко и с удовольствием и вскоре стала великолепной натурщицей: она естественна, артистична,обладает неистощимым терпением. Между ними возникает интимная близость, и слух об этом ползет по Парижу.
У Мане есть жена, Сюзанна, но у нее кроткий нрав, да и стоит ли ей беспокоиться по этому поводу?
У художников с натурщицами нередко бывают интрижки. Не ревновать же женам каждый раз из-за пустяков! Решив так, Мане больше не задумывался на эту тему.
Его волновала будущая картина. Художник располагает хрупкое тело натурщицы на фоне белоснежных простынь и подушек, чуть отливающих голубизной. Чтобы оживить композицию, помещает в правой части картины чернокожую служанку, подносящую «Венере» букет цветов. А вместо собачки — черного кота, свое любимое животное.
Свет и тени вступают в своего рода диалог черного и белого, образуя утонченные вариации. Это Викторина, но как бы очищенная от всего случайного. Эта женщина больше, чем реальность, это сама истина.
Мане убежден, что создал шедевр, но не решается пока предложить картину в Салон.
Астрюк, увидевший ее в мастерской, пришел в восторг и окрестил «Олимпией».
Он написал в ее честь длинную поэму
«Дочь острова», первую строфу которой Мане помещает на картине под ее названием: «Лишь успеет Олимпия от сна пробудиться, Черный вестник с охапкой весны перед ней...»
В 1865 году Мане, наконец, решает выставить «Олимпию». Первого мая Салон открывается. Публика шокирована! На сей раз она уже не смеется.
Возмущение принимает характер озлобления. Толпы кружатся рядом с картиной, угрожая ей тростями и зонтами. Испуганная администрация ставит у картины двух вооруженных караульных, картину помещают под потолком зала, где она почти не видна. Критики не стесняются в выражениях. Поль де Сен-Виктор из «La Press»: «Толпа теснится перед «Олимпией», как в морге... Искусство, павшее столь низко, не достойно даже осуждения».
Художнику устроили настоящую травлю. Его называли балаганным маляром и грязной личностью, обвиняли в порнографии и безнравственности.
Самое парадоксальное, что все это происходило в эпоху Второй империи, когда Европа и обе Америки съезжались в Париж в поисках сексуальных приключений.
Здесь царили прославленные на весь мир дорогие куртизанки. В полицейской префектуре Парижа было зарегистрировано 5 тысяч проституток, остальные 30 тысяч занимались этим нелегально. В светских салонах обменивались скользкими шуточками, а на площадях распевали куплеты непристойного содержания.
По рукам ходили порнографические книжки, открытки и альбомчики. Это была жизнь, и парижан она вполне устраивала. Но к художникам у них были иные требования.
Время все ставит на свои места. В 1889 году, уже после смерти художника, Клод Моне открыл общественную подписку, чтобы на собранные деньги приобрести у вдовы Мане картину «Олимпия» и подарить ее государству.
В ноябрю 1890 года «Олимпия» была принята в Люксембургский музей, а в феврале 1907 года была перевезена в Лувр и помещена в главном зале. В наши дни картины Эдуарда Мане «Завтрак на траве» и «Олимпия» являются подлинным украшением Лувра и национальной гордостью Франции.
А что же Викторина Меран? Она любила и искренне жалела художника. Его картины никто не покупал. И когда он пообещал, что хорошо заплатит ей, если продаст картины, Викторина отказалась.
В то время она не нуждалась: другие художники охотно приглашали ее позировать. Собрав немного денег, она отправилась в поисках удачи в Америку. Когда через несколько лет вернулась, Мане, уже продавший в это время несколько картин, опять предложил Викторине деньги. Она снова отказалась. Однако, поблагодарив художника, она пообещала напомнить об этом разговоре в том случае, если больше не сможет позировать.
Однажды пришли и эти печальные времена... Мане, узнав о бедственном положении своей бывшей натурщицы, пообещал заняться ею, дать деньги, устроить билетершей в театр.
Он не успел... Не имеющая ни работы, ни денег, Викторина написала его вдове, мадам Мане, о тех добровольных обязательствах, которые взял на себя художник. Это была робкая, деликатная просьба. Наверное, слишком деликатная, чтобы быть услышанной...
Викторина пыталась удержаться на поверхности: торговала порнографическими рисунками на Монмартре, ходила с ручной обезьянкой и играла на гитаре перед кафе на площади Пигаль. Но от нищеты она все больше опускалась. Стала пить.
Около 1893 года Тулуз-Лотрек время от времени бывал в ее лачуге и приносил ей сласти. Затем имя Викторины Меран теряется во мраке...
