Со школьной парты мы знаем, что эпопея Толстого "Война и мир" заканчивается пробуждением Николеньки Болконского от страшного сна, в котором мальчик видел себя и Пьера в касках, а дядя Николай Ильич "всё ближе и ближе надвигался на них". И уже не дядя Пьер был рядом с мальчиком, а отец — Андрей Болконский. "— А дядя Пьер! О, какой чудный человек!" — подумал во сне мальчик. "А отец? Отец! Отец! Да, я сделаю то, чем бы даже он был доволен..." И перед глазами встаёт знаменитая иллюстрация: освещённая неярким светом лампады кровать, на которой сидит пятнадцатилетний и худой мальчик с восторженным взглядом, устремлённым в далёкое и светлое. Естественно, что советское политизированное литературоведение увидело в этом светлом — декабристов, а в их рядах — Пьера и Николеньку Болконского...
Поначалу Толстой хотел написать роман о декабристах. Вот как он описывал это в наброске предисловия к "1805 году": "В 1856 году я начал писать повесть [...], героем которой должен быть декабрист, возвращающийся с семейством в Россию. Невольно от настоящего я перешёл к 1825 году, эпохе заблуждений и несчастий моего героя, и я оставил начатое. Чтобы понять его, мне нужно было перенестись к его молодости, и молодость его совпала с славной для России эпохой 1812 года. Я в другой раз бросил начатое и стал писать со времени 1812 года" (Толстой Л. Н. ПСС — М, 1936. Т. 17, С 469 ). Хотя Лев Толстой написал три главы романа "Декабристы", которые увидели свет в 1884 году, он отложил их и начал работать над "Войной и миром", мысля оба романа как одно произведение.
Итак, работа над "Декабристами" началась с осени 1863 года. К этому времени писатель встретился с вернувшимися из Сибири участниками событий 1825 года. Толстой, будучи по происхождению человеком великосветским, хорошо знал высший свет, который его окружал. Вот характеристика, данная Львом Николаевичем обществу времён возвращения декабристов: "В 56 году все, решительно все были либералы. Не был либералом только тот, у кого не достало умственных способностей выразить что-нибудь либеральное. Консерваторов не было. Нельзя было себе представить человека, который бы решился защищать старый порядок вещей. Его бы каменьями закидали. Ещё раз повторяю — это было великое время! Во многом выражалось это плодотворное направление времени, но главное его проявление было ругательство всех вообще чиновников и в особенности несчастных Генералов" (Толстой Л. Н. ПСС — М, 1936. Т. 17, С. 63). Вот та благодатная почва для "исторической случайности" (по В. О. Ключевскому), в которую были посеяны семена, способствовавшие обрастанию декабризма литературой. Но не таков Лев Толстой. Главы ненаписанного романа пронизаны тонкой иронией в адрес общества и в адрес главного героя. Лев Толстой писатель очень требовательный к слову (сколько раз он переделывал роман "Война и мир", добиваясь чёткости и ясности слога?!), написал: "эпоха заблуждений и несчастий", чем определил своё понимание того времени.
Толстой хотел вернуться к роману позже и даже начал собирать литературу, справки, просил знакомых прислать интересующие его материалы, но этому замыслу не суждено было осуществиться.
"Внешней причиной, которую скорее можно назвать поводом, оставления работы над романом нужно считать неразрешение познакомиться с подлинным следственным делом о декабристах. Это, конечно, очень охладило творческое горение писателя. Но были и другие причины, внутреннего порядка, заставившие Толстого отказаться от замысла, которым он так долго и так напряжённо был занят. 12 августа 1879 г. В[ладимир] В[асильевич] Стасов писал Льву Николаевичу: "Тут у нас сто нелепых слухов, будто вы бросили "Декабристов", потому, мол, что вдруг вы увидали, что всё русское общество было не русское, а французятина". Писал это Стасов, вероятно, со слов гр[афини] А[лександры] А[ндреевны] Толстой, которая впоследствии вспоминала, что на её вопрос, почему Лев Николаевич не продолжает романа, он отвечал: "потому что я нашёл, что почти все декабристы были французы". Об этом же пишет в своих воспоминаниях С[тепан] А[ндреевич] Берс: "Но вдруг Лев Николаевич разочаровался в этой эпохе. Он утверждал, что декабрьский бунт есть результат влияния французской аристократии, большая часть которой эмигрировала в Россию после французской революции. Она и воспитывала потом всю русскую аристократию в качестве гувернёров. Этим объясняется, что многие из декабристов были католиками. Если всё это было привитое и не создано на чисто русской почве, Лев Николаевич не мог этому симпатизировать [...]"
На вопрос Фета (в не дошедшем до нас письме) о работе над романом Толстой писал 17 апреля 1879 г.: "Декабристы" мои, бог знает, где теперь, я о них и не думаю, а если бы и думал и писал, то льщу себя надеждой, что мой дух один, которым пахло бы, был бы невыносим для стреляющих в людей для блага человечества". В последних словах имеются в виду, конечно, не столько декабристы, сколько революционеры-семидесятники, ведшие в это время бой с самодержавием, закончившийся убийством царя[...]"
Наконец, когда в 1892 году кто-то в присутствии П. А. Сергиенки спросил Толстого, правда ли, что он хочет опять приняться за "Декабристов", — "Нет, я навсегда оставил эту работу, — ответил Лев Николаевич, — [...] потому что не нашёл в ней того, чего искал, т. е. общечеловеческого интереса. Вся эта история не имела под собой корней" (Толстой Л. Н. ПСС — М., Т. 17, 1936. С 513-515).
Но вернуться к декабристам - теме, потерявшей для писателя интерес, Льву Толстому пришлось. Предысторию придётся начинать издалека, с Дмитрия Завалишина.
Продолжение следует.
