О своем бесплодии я узнала в 14 лет. Ошибка хирурга на операционном столе стоила жизней всех моих нерожденных детей разом. Я всегда хотела стать мамой, но первые мысли об усыновлении пришли ко мне только около 20 лет, но что такое робкие мысли по сравнению с мощью стереотипов общества...
На тот момент я в своей жизни встречала всего одну семью с приемным ребёнком. Помню, я знала - мальчик усыновлён. И моя мама знала. И другие люди. Об этом знали все, кроме самого мальчика. Правда, как это часто бывает, открылась внезапно. Когда наступил подростковый возраст и тот мальчишка начал бедокурить, его мама в какой-то момент не выдержала и сказала:
- Ты пошёл по стопам своих кровных родителей!! Я тебя усыновила, выращивала как своего сына, а ты, неблагодарный!!
Дальше всё было как в «усыновительских» страшилках - мальчик покатился по наклонной, связался с дурной компанией, начал сбегать из дома с криками «ты мне больше не мать», стал частым гостем в детской комнате милиции. Увы, я не знаю конца этой истории - в какой-то момент они вместе с мамой уехали в другой город «начинать все с нуля». Помню, моя мама тогда говорила «от осинки не родятся апельсинки, гены оказались сильнее воспитания..». И я верила, хотя ни я, ни мама ничего не знали о кровных родителях того мальчика.
С тех пор многое изменилось - я поступила в Новосибирский государственный университет на специальность «генетика» и узнала много нового о генах. Прошла школу приемных родителей и узнала много нового о проживании травмы утраты. И теперь я совсем иначе смотрю на ту ситуацию. Но к этому вернёмся позже, а тут только напомню - стереотипы в отношении сирот и усыновления в мои 20 лет были очень сильны. Поэтому мысли об усыновлении были из разряда «может быть, однажды». Сейчас я понимаю, что просто ждала человека, который возьмёт меня за руку и покажет начало тропинки к усыновлению. Таким человеком стал мой муж. Но обо всем по порядку.
Прежде чем всерьёз задуматься об усыновлении, нужно было полностью принять и пережить своё бесплодие. Нельзя затыкать приемными детьми дыры в собственной душе. Не знаю, как так вышло, но я, незнакомая ещё с психотерапией, интуитивно выбирала для себя занятия, так или иначе ведущие меня к проработке моей травмы. Столько их было, сейчас и не вспомнить.. Это была и практика любви к своему телу - я занималась классическими танцами, акробатикой на полотнах и пилоне, стрип-дэнсом, йогой, танцами с огнём. Так я искала путь к своей потерянной женственности. Я буквально заново училась любить себя и своё тело, быть яркой, живой, привлекательной. Я перебирала разные виды рукоделия - лепила из пластики и глины, рисовала, валяла изделия из шерсти, делала украшения своими руками, вязала, даже однажды сделала украшения из серебра. Все это давало мне ощущение собственной плодовитости - я могла подержать в руках то, что создала. Что-то из ничего. Даже иппотерапия была - много лет я занималась конным спортом, учась заботиться о ком-то другом. А потом пришла череда растений.
Я выращивала их повсюду - сначала дома, в бесчисленных горшках, потом в саду, потом на грядках на даче.
Помню, я начинала с полудохлых орхидей. Покупала скрюченные листики в горшочках за бесценок, несла домой, и заботой, любовью, созданием подходящих условий превращала их в цветущих красавиц. Снова и снова, раз за разом. Коллекция орхидей ширилась, а моя душа - скрюченная, травмированная, уродливая - расправлялась и начинала цвести. А потом мне стало этого мало, ведь орхидеи не дают плодов. Тогда я поняла, что внутренне переросла своё бесплодие, оставила его позади.
Именно тогда и случилось наше знакомство с будущим мужем. Это был огонь! В прямом смысле - в тот день я выступала с огненными танцами на набережной Новосибирска. На мне был золотой лиф и такие же золотые шаровары, в руках были два тяжёлых металлических веера с горящими фитилями на концах. Я была дерзкая, женственная, яркая. Я была влюблена в себя в тот момент. И в мою воронку затянуло Лёшу, который пришёл посмотреть выступление своей знакомой - моей подруги в огненных танцах. Когда мы, насквозь пропахшие керосином и пьяные от адреналина ехали домой, Лёша спросил, можно ли научиться так же владеть огнём. В тот тёплый майский день начались наши отношения, которые спустя три с половиной года приведут нас к дочке.
Я сказала, что именно Лёша показал мне тропинку к усыновлению, и это не вымысел. Всегда, когда отношения с мужчиной перешагивали из лёгкого флирта в серьёзное партнёрство, я рассказывала о своём «изъяне» - я никогда не смогу иметь детей. Кстати, ни одного из моих партнеров эта информация не остановила, ни разу не было расставания по этой причине. Лёша не стал исключением - он без раздумий очень просто ответил - тогда усыновим малыша. Я запомнила его слова навсегда: «Не важно, кто родил ребёнка, важно, кто воспитывает его. Именно так и становятся родителями». Оказалось, его близкая знакомая имела непосредственное отношение к теме усыновления и он знал об этом очень много, гораздо больше меня. То, как он говорил со мной на эту тему - смело, жизнерадостно, очень легко - вселило в меня уверенность, что этот путь вовсе не так страшен, как мне казалось раньше. Как будто густые заросли, таящие опасность, расступились, и я увидела уходящую в лес тропинку. Вдвоём шагнуть было совсем не страшно.
Когда мы поженились, то почти сразу подали документы в школу приемных родителей и записались в ближайшую группу. В сентябре 2012 года, когда мы отправились рука об руку на первое занятие, мы понятия не имели, что наша маленькая дочка уже родилась и ждёт встречи с нами. Но об этом я напишу в другой статье.
Очень многие сейчас так или иначе задумываются об усыновлении.
У всех за этими мыслями стоят совершенно разные истории. Одни идут через сопереживание одиноким деткам. Другие - через принятие собственного бесплодия. Кто-то из жалости, кто-то - от избытка любви. Но чаще всего в самой основе мыслей об усыновлении лежит большая внутренняя боль. Я думаю, что «правильного» мотива к усыновлению нет. Но есть верный путь.
Мне очень повезло на этом пути, если так вообще можно выразиться о врачебной ошибке, которая лишила меня возможности иметь детей. Почему я говорю «повезло»? Потому что у меня было много времени, чтобы научиться с этим жить. Чтобы сначала выскочить из моей ямы (это всё не про меня!!), потом закидать её всяким мусором и накрыть досками (оп, и ямы как будто нет!), потом пытаться ходить другими дорожками и не видеть эту кучу мусора (под которой, чёрт, я помню - яма). Однажды остановиться у самого края и попытаться принять её существование (на это у меня ушло лет 6, не меньше). Потом - медленно, планомерно - разгрести весь мусор, вымести сор и хорошенько так поплакать на дне, в голос, с проклятиями и причитаниями. А потом прорубить на стенах ступеньки (вдруг опять придётся выбираться), окружить заборчиком (чтобы не навернуться ненароком), построить крепкий мостик, посадить цветочки для красоты и жить дальше. Да, дыра. Да, на дне - боль. Да, последствий безрадостных - куча, и особенно красивой она от цветочков не стала. Но к 25 годам я уже отлично знала куда идти дальше и как стать счастливой (вместе с дырой).
Многим же приходится встретиться со своей дырой, когда на «часах» натикало уже 39, за спиной только минное поле из неудачных беременностей и ЭКО, и прямо под ногами только что разверзлась зияющая пропасть. Я помню своё первое занятие на школе усыновителей, когда слушала других женщин, которые пришли учиться вместе со мной, и плакала вместе с ними, чувствовала их отчаяние, видела их огромные, совсем ещё свежие ямы.
Вместо надёжного мостика усыновление виделось им воздушным шариком, который должен (обязан!!) перенести через яму на тот счастливый берег материнства. А шарик, увы, часто не выдерживает столь долгого полёта, и вот ты уже сидишь в луже на самом дне, да ещё и с ребёнком на руках.
Не надо так.
Если мысль усыновить ребёнка это пластырь, которым можно быстро залепить свежую рану, лучше остановиться. Не прожитая боль - плохой фундамент для материнства.
Нужно подождать, пока заживет. Дуть, лечить. Беречь корочку на ране - её так легко сорвать. И только когда останется шрам - смело шагать вперёд.