Повесть
У каждого в жизни есть своя мечта: тайная или явная, большая или маленькая, близкая или далекая, осуществимая или несбыточная. Мечты, они, как и люди, разные, но все увенчаны одним заветным желанием человека – быть счастливым на этом свете.
Алсу никогда не делала тайны из своей мечты. О том, что она после окончания школы собирается поступать на вокальное отделение института искусств, мечтает стать певицей и выступать с концертами на самых больших сценах, знало все селение - от мала до велика. Да и как не знать, если теплыми летними вечерами всю округу наполнял ее певучий голос: нежный и мягкий, словно бархат, легкий как ветер, прозрачный как родник. Казалось, и соловьи смущенно умолкали, едва Алсу начинала напевать полюбившиеся ей с детства народные песни, мелодичные и просторные, как эти степи за окном.
Боги щедры: одаривая Алсу волшебным голосом, они не забыли наградить ее редкостной красотой, описать которую осмелился бы не всякий поэт или художник. Им пришлось бы немало потрудиться, чтобы воспроизвести совершенство гибких форм девушки и изящество содержания. Очаровательное лицо Алсу цвета свежего персика светилось изнутри, с ее сочных губ в любую минуту готова сорваться улыбка, а лучисто-зеленые глаза, широко открытые под густыми загнутыми кверху ресницами, смотрели на мир с надеждой и восхищением. Столь прекрасный полевой цветок не мог бы зацвести в искусственной оранжерее под неусыпным взглядом флориста. Первозданная красота девушки была от природы, которая, взрастив ее, сама же и радовалась, и любовалась чудесным творением.
Впрочем, не будем смущать девушку столь пристальным разглядыванием ее чар. Так и сглазить недолго. О том и беспокоилась мать Алсу – Ханифа-апа: ее неоперившийся еще птенец готовится покинуть родное гнездышко, а вокруг расплодилось столько пернатых хищников, охочих отведать легкой добычи, как бы не заклевали они крохотную ее соловушку. Но препятствовать отъезду дочери мать не смела, понимала она, что надо ей пробиваться в люди, выучиться в институте. Да и с отчимом повзрослевшей Алсу было тесно под одной крышей, уж лучше ей держаться подальше от него, решила мать.
Как много дорог открыты перед человеком, в кармане которого аттестат зрелости, а в сердце – необузданное желание заявить миру о себе и добраться до своей мечты. Устроившись в укромном местечке плацкартного вагона, Алсу посмотрела в окошко и улыбнулась собственному отражению в стекле. Грохочущий поезд, словно машина времени, ежесекундно отстукивая колесами, все дальше увозил юную пассажирку от родных мест и на всех парах несся навстречу ее мечте.
Большой город встретил Алсу шумно и весело. Было забавно слышать звучный голос продавщицы-лоточницы: «Горячие пирожки! Горячие пирожки! С мясом, с картошкой, с капустой!» Тут же Алсу вспомнила наставления матери: «Ни в коем случае не покупать еду на улице». Говорила мама, что пирожки эти пекутся то ли из собачатины, то ли еще из какого-то не богоугодного мяса.
- Вах, какая красавица! Дэвушка! Куда поехать жэлаешь? Мигом давэзу, даже дэнги не вазьму, - клялся таксист, чей безупречный акцент, профиль и анфас величественно подчеркивали его неместное происхождение. «Нет уж! Как-нибудь на трамвае доберусь», - решила Алсу и потащила свою дорожную сумку на колесиках к остановке.
Сдать документы в приемную комиссию института не составило труда. Секретарь комиссии, невзрачная белокурая женщина, уткнувшись взглядом в монитор компьютера, голосом диктора радио сообщила:
- Ваши документы приняты на рассмотрение комиссии. График вступительных экзаменов весит на стенде в вестибюле. Можете идти.
- Извините, но куда мне идти? В этом городе у меня нет родственников и знакомых. Я читала, что иногородним у вас предоставляется общежитие, - решилась сказать Алсу.
- Что же ты сразу не сказала? – колючий взгляд секретаря прошелся по тонкой фигуре Алсу. – Я что, должна у каждого допытываться: есть у вас тут родственники, или нет родственников. Мне за это не доплачивают. Вас, абитуриентов, вон сколько, - а я одна, - на той же строгой радиоволне произнесла секретарь и откуда-то из недр своего стола достала клочок серой бумаги. Взяв ее в руки, Алсу прочитала: «Направление на временное проживание в общежитии».
Бумага величиной даже со спичечную коробку имеет порой чудодейственную силу. Все зависит от того, какими словами и чьими руками она начеркана. На коменданта общежития, немолодую женщину с болезненной худобой на лице, бумага подействовала самым благоприятным образом.
«Меня зовут Мархаба Мирхайдаровна, - начала было она, но, замявшись, тут же поправила себя. - Короче, тетя Маша я. Будешь жить в комнате №8, на первом этаже. И запомни раз и навсегда: кипятильником не пользоваться, свет включенным не оставлять! Кухня, душевая и туалет – в конце коридора. Будут вопросы – обращайся», - сказала она, передавая Алсу ключ.
На экзамене по вокалу Алсу спела свою любимую - башкирскую народную песню «Зюльхизя» - о скорбной доле башкирской женщины, насильно выданной замуж. Волновалась, конечно, до жути, ведь она впервые в жизни предстала перед профессиональной комиссией. Спела проникновенно и лирично, с тоской по родной стороне, с любовью к сердечному другу, которая жила в мечтах самой Алсу.
- Что ж, Алсу, природный голос у вас, конечно, присутствует, - начала речь женщина (судя по тому, с каким почтением повернули к ней головы остальные члены комиссии, она здесь была главная. Алсу догадалась, что дальнейшая ее судьба всецело зависит от этой женщины). – Как я полагаю, вы не случайно занимали призовые места в конкурсах художественной самодеятельности вашего района. Но, милочка, то, что хорошо для самодеятельности, крайне губительно для профессионального искусства, - изрекла она, оглядывая поверх очков своих коллег, которые усердно закивали в знак согласия с озвученной точкой зрения. Поймав попутную волну, она с сублимированным вдохновением продолжила:
- Хочу заметить, что песню вы исполнили в духе эклектики, но соединять старинные традиции и современность надо искусно, а не искусственно. В вашем же исполнении мы услышали искусственное соединение элементов содержания и формы, имеющих различное происхождение. Как творческий метод, возможно, это не есть плохо, но и не есть хорошо, просто всегда неоднозначно, противоречиво и незавершенно. Очень часто эклектика ассоциируется с отсутствием оригинальности, поверхностным заимствованием, противоречивым смешением…
В один момент Алсу перестала слышать демонический голос оратора, который, как в страшном сне, безраздельно господствовал во всем пространстве огромного зала. Умопомрачительное выступление закончилось для Алсу печально: в институт ее не приняли.
«Как же так? Почему? Что я сделала неправильно? Моя мечта, что станет с ней? А что я скажу маме? Куда я теперь?», - в голове Алсу толкались, вопили, надрывались вопросы, и все они безответно повисали в воздухе.
На улице шел теплый дождь. Сама природа, казалось, подладилась под настроение Алсу. Под крупными каплями дождя прохожие не замечали безутешных слез на ее лице.
Удивительное это существо – большой город. В нем, как в огромном котле, варятся богатые и нищие, счастливые и несчастные, праведники и грешники, преступники и их жертвы. Когда температура котла зашкаливает (а такое в наше время не редкость), его обитатели претерпевают поразительные метаморфозы: богатые нисходят до нищих, праведники ступают на запретный порог, преступники делаются героями, а иные буйные головы и вовсе растворяются бесследно в этом кипящем бульоне.
Наплакавшись вдоволь, Алсу вернулась в общежитие.
- Ты чем так расстроена, девочка? – сочувственно спросила тетя Маша.
- Я…я провалила экзамен. Ах, что мне теперь делать? – вскинула Алсу ресницы и растерянными, полными слез глазами посмотрела на нее.
- Ох уж эти девичьи слезы…Навидалась, насмотрелась я на них за свою жизнь, а привыкнуть никак не могу, - сказала тетя Маша, вздыхая. – Ну, что ты раскисла? Страшного ничего не произошло. Не получилось сейчас, получится в следующий раз. Придется тебе, доченька, домой возвращаться, к матери. Иначе пропадешь ты в этом городе, ведь ни работы у тебя, ни жилья, ни профессии нет. И не на кого тебе здесь опереться.
- Нельзя мне домой, тетя Маша, никак нельзя, понимаете? Что я скажу маме, как покажусь на глаза подружкам? Со стыда можно помереть, - сквозь слезы выговорила Алсу.
- Вот со стыдом уж как-нибудь управишься. Ты что думаешь, в жизни все идет только по твоему желанию – хотению? Как бы ни так. Судьба каждого человека прописана еще до рождения. И никто не в силах ее изменить, переписать, доченька. Никто, кроме Аллаха Всевышнего. А станешь упрямиться, судьба и наказать способна. Нельзя ее гневить.
Правильные слова говорила тетя Маша. То же слышала Алсу и от своей бабушки. Слышала, понимала, но сердцем принять не могла. А ведь тайну сердца еще никто не постигал. Даже ученые великосветские, и те не могут толком объяснить, как живет сердце, почему оно бьется, откуда берет силы для безостановочной, неустанной работы. Помалкивают об этом и холодный разум, и житейская мудрость, и великая наука астрология. Должно быть, сердце живет своим умом, и слышит оно только свой ритм: «Дук-дук…дук-дук…»
- Тетя Маша, можно я поживу в общежитии еще несколько дней? Студенты сейчас на каникулах, и комнаты все равно пустые. Я работу в городе поищу, жилье присмотрю...
Не могла отказать тетя Маша бесхитростной просьбе Алсу.
- Ох, доченька…наивная ты еще. Ну, что тебе дадут несколько дней? И где ты собираешься работу найти? Или ты чего плохого надумала? Тут таких, как ты, красавиц, мигом окучивают и в публичный дом отправляют. Какую газету не откроешь, везде, эти… интимные услуги, сауны, бани с девушками. Да уж, настали времена…Гляди в оба, девчонка!- строго высказала тетя Маша, и, смягчившись, добавила:
- Насчет комнаты, ну, что с тобой поделать? Ладно, поживи недельку – другую. Заодно мне поможешь, уборщица моя приболела, будешь за место нее полы мыть на первом этаже. Ну, что, по рукам?
- По рукам! – согласилась Алсу.
Оно, конечно, верно: мир не без добрых людей. Но и беда, зараза такая, не одна ходит на земле. Еще не утихла в душе Алсу боль за поражение в институте, и не растворилась туманная пелена, заслонившая собой дорогу к мечте, как на нее свалилась новая напасть. Вернувшись из магазина с продуктами, она нашла дверь в свою комнату незапертой. Сердце екнуло тревожно, а в нос ударил уже знакомый запах страха. Если вы спросите, какой он, запах страха, я, пожалуй, предпочту увильнуть от ответа, поскольку и сам не знаю толком. Могу только предположить, что у каждого сыщется свой специфический запах, предупреждающий об опасности или о грозящей беде. Небольшой жизненный опыт Алсу помнил запах страха с того дня, когда она, еще маленькая девочка, едва не утонула в заболоченном лесном озере. В нем пахло сырым холодом, точно из глубокого погреба, прелой травой, дохлыми комарами, и еще чем-то страшным.
«Надо же, - открыла для себя Алсу, - оказывается, запахи преследуют человека». Запах страха вспомнился не с ветру: из комнаты Алсу исчезли мобильный телефон и деньги, аккуратно отложенные под подушку на «черный день».
«Вот и наступил мой черный день. Не потому ли, что я слишком усердно к нему готовилась»? – с горькой самоиронией подумала Алсу.
Призванная в неотложном порядке помощь явилась в лице тети Маши.
- Не понапрасну говорят: «Не делай добра – не получишь зла». Вот пожалела я тебя, впустила пожить, и что из этого вышло? Придется сейчас вызывать участкового, а он начнет копаться, кто ты, да откуда. Ты же проживаешь у меня без разрешения, понимаешь? Истреплют нам нервы по самое не могу. Пару лет назад случай у нас был: девушку изнасиловали на пятом этаже. Так меня до сих пор таскают по судам как свидетеля. Но что я могу суду показать? Откуда ж мне знать, был факт или не был? Я ведь свечку не держала, - неумолчно ворчала она.
- Тетя Маша, не надо никакой полиции, - сказала Алсу. - Заработаю я денег, и новый мобильник куплю себе, еще более современный.
- Ой, милая, ждут тебя там на работе–не дождутся…с распростертыми объятиями. А полицию надо вызывать. Случай-то серьезный: кража со взломом, статья 158, до пяти лет. Не заявишь куда следует, – сокрытие преступления пришьют, – за долгие годы комендантства тетя Маша насквозь изучила книгу под названием «Уголовный кодекс», открыла для себя увлекательный мир преступлений и наказаний на все случаи жизни. И сейчас она могла жонглировать юридическими терминами также легко и непринужденно, как если бы лузгала семечки на скамейке.
Спустя час – полтора с улицы донеслась душераздирающая сирена патрульной машины. Сперва в дверной проем протиснулся неестественно надутый большой живот в рубашке с расстегнутой пуговицей, затем показался и сам обладатель «бесценного» груза – коротконогое человекообразное существо в темно-сером кителе. В том, что это был участковый уполномоченный, сомнений не осталось. Не проронив ни слова, он начал подробно изучать место преступления. Пока участковый занят своим делом, мы незаметно рассмотрим его. Ростом страж порядка не вышел, зато вширь раздался безмерно. Поскольку шеи как таковой у него не было, круглая и массивная голова в казенной фуражке сидела прямо на погонах, украшенных майорскими звездами. Из достопримечательностей на лице отметим пару золотых зубов, украдкой сверкающих из-под бравых усов. Маленькие, бесцветные глаза смотрели на мир косовато и подозрительно, каждый глаз – на свой манер. Возможно, и поэтому тете Маше, неотступно следующей по пятам участкового, никак не удавалось перехватить его блуждающий взгляд в свой заискивающий прицел.
- Потерпевшая, прошу предъявить паспорт! –от неожиданной реплики полицейского Алсу вздрогнула. –Что пропало? Когда? При каких обстоятельствах?
Алсу сбивчиво, но достаточно подробно, стараясь не упускать деталей, рассказала о случившемся.
-Значит, ты утверждаешь, что с пяти до шести часов вечера была в магазине, а придя домой, обнаружила пропажу?
- Да, так и было, дядя….полицейский, - ответила Алсу.
- Ну, какой же я тебе дядя? Зови меня просто – Равиль-агай. Так мы быстрее поймем друг-друга, - на лице участкового изобразилось подобие улыбки. Изучив паспорт Алсу, Равиль-агай разговорился:
- Вот что, хылыукай*, ты у нас иногородняя, проживаешь здесь без регистрации. Непорядок получается. По долгу службы я обязан составить протокол об административном правонарушении и привлечь тебя к ответственности. Ну, да ладно, на первый раз прощаю. А вот твое заявление о краже я принять не могу. Не имею права. По той причине, что ты не прописана на вверенном мне участке. Я понятно объяснил? – спросил он у Алсу. Участковый, конечно, знал, что расследование подобных дел бесперспективно и редко завершается успехом. Ему не нужен был лишний «висяк» в отчете.
- Да, дядя….то есть, Равиль – агай. Я все поняла, - сказала она.
- А жить-то надо… И кто-то кому-то в этой жизни должен помогать, - философски заметил участковый. – Зайди-ка ты, хылыукай, ко мне в отделение, вот по этому адресу. Подумаем, потолкуем, может, и сможем чем тебе подсобить, - многообещающе сказал он прежде, чем ушел восвояси.
Воры, будь они неладны, очистили не только карманы Алсу, но и душу опустошили. Не с кем ей поговорить, некому поплакаться. Даже предметы, окружавшие ее в комнате: кровать, заправленная выцветшим покрывалом, столик на расшатанных ножках, тумбочка с перекосившейся дверкой, висевшая на стене репродукция картины Ивана Айвазовского «Девятый вал» с ее несчастными, терпящими бедствие героями, - все до единого навевали тоску и уныние. Не имея сил оставаться более в этой удушливой обстановке, Алсу выбежала на улицу и бесцельно побрела навстречу неизвестности.
Его величество Случай привел Алсу к воротам городского парка, - что ж, не самое худшее место для девушки в минорном настроении. Вечерело. В пышной зелени деревьев, укрывшись от людских глаз, правили музыкальный бал разноголосые птицы, пусть и не стройно, но мило и благозвучно. Не слышала Алсу в птичьем хоре только своего любимого солиста – соловья, чьими напевными звуками наслаждалась с детства.
«Видно, в этом городе не приживаются соловьи. И я тут лишняя», - невесело подумала Алсу.
Деревья, аллеи, цветники плавно погружались в царство таинственных теней – предвестниц наступающей ночи. Томясь тоской по родным местам, уставшая Алсу присела на скамейку и незаметно для себя забылась в уютной прохладе парка.
Проснулась она от непривычной тишины, плотно окутавшей ее со всех сторон. На скамейке рядом с ней, на расстоянии вытянутой руки, неподвижно сидел человек в длинном черном плаще. Лицо его было прикрыто темной широкополой шляпой. О, ужас! Тысяча острых иголок пронзила тело Алсу, бросив ее в холодный пот. От охватившего леденящего страха девушка не могла не то, чтобы пошевелиться, но и кричать, призывая на помощь.
«О, Боже! Кто это? Маньяк? Убийца? Бомж? Или сам шайтан? - лихорадочно думала она. – И что ему от меня надо?».
- Не бойся меня. Я не маньяк, и не убийца. Я просто человек, - сказал незнакомец спокойным тоном, прервав гнетущую тишину.
Услышав человеческий голос, Алсу обрела дар речи:
- Кто ты? Что тебе от меня надо?
- Кто бы я ни был, я не причиню тебе ущерба. Проходя мимо, я увидел тебя, спящую, и остановился, чтобы охранять твой сон. Уж очень сладко ты спала, - сказал незнакомец.
- Хочешь сказать, что ты мой ангел – хранитель? - немного осмелев, сказала Алсу.
- Может быть, - серьезным тоном ответил мужской голос. - Неспроста же я оказался в этом парке в столь поздний час.
«Пора уносить ноги отсюда» - подумала Алсу.
- Бежать не советую, - сказал незнакомец, будто разгадав ее замысел. – В это время в парке вовсе небезопасно. Здесь полно маньяков и грабителей. И они ловят как раз тех, кто от них бежит. Таков закон джунглей: ты убегаешь – тебя догоняют.
- Во-первых, городской парк – это еще не джунгли, - возразила Алсу, украдкой, как бы невзначай, рассматривая своего собеседника.
В свете фонаря она увидела статного молодого человека в потертом кожаном плаще нараспашку и темной шляпе, какие Алсу доводилось видеть в американских фильмах про ковбоев. Легкая щетина придавала его бледному, с правильными чертами лицу мужественность и чеканность. Густые, едва не соединившиеся на переносице прямые брови прикрывали выразительный, слегка надменный взгляд, который устремлен скорее вглубь, чем наружу.
- Хотелось бы знать: что - во-вторых? – прервал паузу молодой человек.
- Что?.. Во-вторых? - потеряв ниточку мысли, Алсу растерялась. Она не любила быть глупой. И природная сообразительность не раз выручала ее в непростых ситуациях. – Да. Во-вторых, мне все равно надо попасть в свое общежитие. Не могу же я всю ночь просидеть на этой скамейке с совершенно незнакомым человеком.
- Ты права. Нам действительно пора знакомиться. Меня зовут Тагир, - коротко представился он. – Как же зовут тебя, любительница ночных приключений?
- Меня…Алсу.
- Приятно познакомиться! - произнес Тагир, слегка приподняв при этом шляпу, как это делают в тех же американских фильмах.
Оба с минуту помолчали, осмысливая состоявшееся знакомство.
Слова имеют свойство материализоваться, и не в каком-нибудь отдаленном будущем, а, зачастую, безо всякого отлагательства, в тот же час, когда они бывают произнесены. (О, человек, слово говорящий, помни об этом!) Сказав о маньяках и грабителях, которых полно в этом безлюдном парке, Тагир, конечно, сгустил краски, но делал это не ради корысти. Заприметив в ночном парке спящую девушку, он сердцем почувствовал, что само провидение выбрало его и привело к этому месту для исполнения чего-то важного и значительного, что неминуемо должно произойти в его жизни.
Двое неизвестных шли к скамейке, где только что познакомились наши герои: шли прямо, открыто, не скрывая своих дурных намерений.
Подойдя к ребятам вплотную, один из парней, плечистый здоровяк в темной спортивной куртке, бесцеремонно произнес:
- Ты глянь, Колян, какие пташечки воркуют, и не спросясь при том. Так это ж наша скамейка!
- А вы, никак, тоже ворковать собрались? - сказал Тагир, с насмешкой посмотрев тому в глаза.
Ах, как Алсу хотела видеть здесь, сию секунду, квадратный силуэт знакомого Равиль-агай с его бравыми усами и майорскими звездами. Уж он- то осадил бы хулиганов одним только видом своим. Но, по обыкновению, люди в погонах – не большие любители ночных прогулок по парку, они предпочитают в это время оставаться в теплых, уютных квартирах под надежным приглядом дражайших жен.
- Ты борзой, да?! Перед чувихой фраеришься? Смотри, не перестарайся, а то поверим. Девка у тебя что надо. Какие буфера! – сказал здоровяк и хамски потянулся к груди девушки.
Молниеносный упреждающий кулак Тагира настиг челюсти врага, который, не успев почувствовать боли, свалился на асфальт, как бычок в убойном цехе мясокомбината. В руках второго блеснула холодная сталь. Но оружие бессильно, когда оно в неправедных руках. Тагир в эту секунду был страшен и неколебим: его глаза смотрели на бандита с прищуром хищника, зубы оскалились в волчьей улыбке, лицо замерло в ожидании броска. Противник дрогнул. Не желая, по видимости, разделить участь своего другана, он попятился назад, сделал шаг – другой, и пустился наутек.
Вам наверняка случалось слышать от людей постарше весьма разнесенное клише: «А вот в наше время….». Сейчас я скажу то же самое. В бытность мою моложе мне довелось жить в небольшом рабочем городке, где на тысячу душ населения приходилось примерно столько же душегубов. Но вот что поразительно: в этом бандитском городе влюбленные пары чувствовали себя вполне комфортно и по вечерам без опаски гуляли по улицам и паркам. По неписаным, но свято чтимым бандитским понятиям, помешать влюбленным было - последним делом. Вернемся к нашим героям, где они, едва познакомившись, успели, однако, познать «крутые нравы» теперешних бандитов.
- Пойдем отсюда, Алсу! – громко сказал Тагир, и, разгоряченный адреналином, взял за руку бледную, дрожащую всем телом девушку. Размеренная ходьба понемногу успокаивала спутников. За воротами парка большой город сверкал гламурными огнями, гудел и кипел не меньше, чем днем. Похоже, он никогда не спит – этот большой город.
(Продолжение следует....на самом интересном месте))
(Обещанное продолжение)
...Утро следующего дня Алсу проспала детским безмятежным сном, события вчерашнего дня изрядно ее утомили. Проснувшись ближе к полудню, она потянулась в приятной неге и улыбнулась, сама не зная чему. Алсу заглянула в шкафчик с продуктами, намереваясь приготовить завтрак, и случайная улыбка мгновенно стерлась с лица: кроме чая и сахарного песка на дне стеклянной баночки, да пары сухариков неизвестного происхождения в шкафу ничего не водилось. Не считая, разумеется, тараканов, с которыми приходилось уживаться на общей территории и делиться последними крошками обитателям общежитий всех времен и народов.
«Горячий чай с сахаром - чем не завтрак?», - решила Алсу. Но что она съест на обед, на ужин? Чем она будет питаться завтра? Алсу покраснела, устыдившись того, что только и думает все время о еде. Неужели в жизни нет вещей важнее? Визитная карточка участкового! Вот он – маленький прямоугольник, с телефоном и адресом офиса, где несет свою нелегкую службу знакомый участковый Равиль-агай. Ноги понесли Алсу к трамвайной остановке.
«Как же все-таки нерационально устроен человек с биологической точки зрения. Чтобы жить, он должен, как минимум, три раза в день принимать пищу, и подавай ему непременно разнообразную, изысканную еду, да в немалых количествах. Нельзя ли было устроить так, чтобы человек ел, к примеру, один раз в неделю, а еще лучше, заряжался электричеством с розетки», - думала-мечтала Алсу, скользя на трамвае. Перед ее глазами мелькали, дразнясь, вкусные вывески заведений общепита: «АШХАНА», «ШАШЛЫЧНАЯ», «БИЗНЕС-ЛАНЧИ», «АРМЯНСКАЯ КУХНЯ»…. И, кажется, несть им числа. К счастью, трамвай дополз до нужной остановки.
Иногда человеку должно в чем-то везти, хотя бы потому, что этого требует теория случайных чисел. Обитая железным листом зеленая дверь под вывеской «Опорный пункт правопорядка» открылась легко, едва Алсу толкнула ее нетвердой рукой. «Равиль-агай на месте!», - обрадовалась девушка. В небольшом помещении за письменным столом под портретом Дзержинского сидел сам Равиль-агай. Ну, если уж быть скрупулезным, не то, чтобы сидел, а, скорее, возлежал в экзотическом кресле с высокой декорированной спинкой, неизвестно каким образом проскользнувшем сюда из королевского тронного зала.
- Здравствуйте, Равиль-агай! Вы уже знаете, у меня в общежитии украли деньги и мобильный телефон. Я совсем одна в этом городе, и мне не к кому больше обратиться за помощью. Вы мне обещали помочь, - произнесла Алсу заготовленную по пути фразу.
- Помню, конечно. Как же не помнить? – любезно сказал участковый, блеснув парочкой золотых зубов.
– Кто-то кому-то в этой жизни должен помогать, - задумчиво повторил он любимое изречение. – Что ж, хылыукай, давай-ка уточним, так сказать, диспозицию: у тебя нет работы, у тебя нет денег, у тебя нет прописки, у тебя нет жилья. А что у тебя есть? – безукоризненно выдержав шекспировскую паузу, он продолжил:
- Ты красива, молода, неглупа. А это уже немало. Это уже кое-что. Так в чем заключается алгоритм решения задачи? Ты должна..нет, не должна, ты просто обязана использовать свою красоту, молодость, женское обаяние, чтобы заработать денег, обустроиться в жизни. Улавливаешь логику, хылыукай? – спросил Равиль-агай, потянувшись к Алсу.
- Но одной красотой и молодостью сыт не будешь, - не по годам мудро заметила Алсу. – Без Вашей помощи, Равиль-агай, я не смогу получить даже прописку в городе, и работы мне не найти.
- Хорошо, если понимаешь. Я сделаю тебе прописку, устрою на работу, найду жилье. У меня связей – выше крыши.
- Я буду Вам очень признательна, Равиль-агай.
Круглое как у колобка лицо Равиль-агай расплылось в сладкой улыбке, приплющив и без того маленькие глаза. Его грузное тело с необычайной легкостью отскочило от «королевского» кресла и почти вплотную придвинулось к Алсу. Глубокие, как озера, глаза Алсу, густые заросли ее ресниц, холмистые склоны ее упругого тела виделись Равиль-агай оазисом блаженства в пустыне его серой однообразной жизни.
- Хылыукай, скажу тебе как на духу, при первой же встрече мое сердце воспылало к тебе жаркой любовью. Судьба сама устроила так: мы нуждаемся друг в друге, как два берега одной реки: я буду тебе опорой, твоей крепостью в бурлящем океане жизни, а ты – чистым медовым родником, утоляющим мою жажду! - Сказав это, Равиль-агай обхватил сильными загребущими руками тонкую талию Алсу и притянул ее к себе. Запах страха вновь настиг девушку. От участкового пахло сырым холодом, точно из глубокого погреба, прелой травой, дохлыми комарами, и еще чем-то противным.
Спасаясь от подкатившей к горлу тошноты, Алсу обеими руками, что есть сил, оттолкнула его засаленную голову от себя. Участковый отпрянул, - он явно не ждал отпора.
- Ты что себе позволяешь, голодранка?! – завизжал он, брызгая слюной. – Принцессу из себя ломаешь?! Ты еще ответишь… под статью пойдешь... за оказание сопротивления представителю власти…
Но Алсу не слышала его слов. Слезы обиды и унижения гнали ее прочь от страшной двери с табличкой «Опорный пункт правопорядка».
Лабиринты большого города все больше запутывали Алсу. Каждый ее шаг, с точки зрения здравого смысла правильный, логичный, натыкался на непреодолимое препятствие, либо проваливался в яму с нечистотами. Поначалу казавшийся забавным, большой город представлялся теперь жутко безобразным, ненасытным монстром, готовым в любую минуту проглотить бедную девочку. Где же та единственная тропинка, тоненькая ниточка, которая выведет Алсу из кошмарного лабиринта на светлую дорогу?
То ли от подступившего голода, то ли от пережитого шока, ноги и руки Алсу становились ватными. «Город-холод-голод-молод…», - рифмовались в висках шаги. Приметив в сторонке шатер летнего кафе, она присела за столик. Через секунду перед ней услужливо замерла официантка с блокнотом и ручкой.
- Добрый день что желаете заказать у нас специальные цены в рамках акции «блюдо дня», - затараторила она липким монотонным голосом, не оставляя знакам препинания ни малейшего шанса на выживание.
В атласном кошельке с вышитым красным сердечком Алсу обнаружила одну пятидесятирублевую и три десятирублевые бумажки, не считая, конечно, мелочи.
- А сколько будет стоить чай и бутерброд ...с сыром? - спросила Алсу.
- Вам чай черный зеленый с сахаром со сливками с лимоном? – вновь застрочил «пулемет».
- Черный. С сахаром, - одиночными выстрелами ответила Алсу.
- Чай с сахаром 30 рублей бутерброд с сыром 50 рублей итого 80 рублей, - выдала счет официантка. Заказ был принят и немедленно исполнен.
Не без удовольствия обменяв потрепанные бумажки на сладкий чай с худеньким бутербродом, Алсу неспешно поела. «Интересно, сколько бы стоили в этом заведении мамины вак-беляши, уч-почмаки и кулебяки? Никак не меньше стольника за штуку, - соображала Алсу. – Вот бы сейчас оказаться дома, ох, наелась бы всякой вкуснятины..мммм..на год вперед», - мечтала она.
Голод не был побежден окончательно, но поддавшись отвлекающему маневру, утихомирился, и, кажется, уснул ненадолго капризным сном.
«Дура я полная! – мысленно ругала себя Алсу. – В тот вечер я даже не поблагодарила Тагира за свое чудесное спасение от рук злодеев. Если бы не он, то бандиты застали бы меня спящей, беспомощной, и страшно представить, чем бы это могло закончиться. А я не знаю ни телефона Тагира, ни адреса проживания. Где он ходит сейчас, этот бесстрашный парень в ковбойской шляпе? Может, охраняет чей-то сладкий сон? Или тоже вспоминает меня? Все-таки Тагир не такой, как все в этом городе. Он – другой, особенный» - думала Алсу.
Осмотревшись вокруг, она поняла, что, пришла, как на автопилоте, к воротам городского парка. Несмотря на будний день в парке было оживленно. У самых ворот стояла нищенка с протянутой рукой. Подав ей все до единой монетки, остававшиеся в атласном кошельке, Алсу вдогонку услышала: «Спасибо, милая! Дай Бог тебе добрых людей на пути!».
Повернув от центральной аллеи направо, Алсу прошла еще метров двести. С каждым шагом она все явственнее слышала биение своего сердца. «С чего это ты, глупая наивная девчонка, решила, что Тагир придет именно сюда, сегодня, и будет дожидаться тебя?!» - выговаривала она себе. И злость, и досада, и жалость к себе терзали ее в эту минуту. За широкой густолистой акацией Алсу увидела знакомую скамейку. На ней неподвижно сидел человек в длинном черном плаще. Лицо его было прикрыто темной широкополой шляпой. Небеса благоволили двум молодым сердцам.
Приподняв шляпу, Тагир улыбнулся:
- Я знал, что ты вернешься.
- И я знала, что ты придешь, - хотела сказать Алсу, но ее счастливые глаза, полные нежного откровения, были красноречивее любых слов.
Не будем гадать, случайным ли было описанное совпадение или кем-то подстроенным. По мне так, всякая случайность – это скрытая, завуалированная закономерность. А посему пора, пожалуй, немного рассказать о нашем новом герое.
Тагир не помнил своих родителей, поскольку никогда их не видел. Не познав родительской любви с рождения, он и не представлял себе, для чего нужны мама и папа, и какая от этого выгода. Живя в детском доме среди таких же, как он сам, ребятишек, Тагир воспринимал действительность в реальных тонах, без прикрас, метафор и эпитетов. Едва он окончил среднюю школу, его пригласили в военкомат и сообщили, что за ним числится большой гражданский долг перед родиной. Отслужив срочную службу, Тагир вернулся…в никуда, поскольку государство зажало своему гражданину полагающееся по закону «сиротское» жилье. Пока одна государственная контора писала глубокий аналитический доклад «о всемерной поддержке детей-сирот», другая государственная контора, этажом повыше, прислала Тагиру отказное письмо «в связи с отсутствием бюджетных средств на эти цели». Признаться честно, парня мало волновали проблемы государства. Все, что Тагир хотел от жизни – работать на себя, построить дом, создать семью и жить в свое удовольствие.
- Сегодня мы можем устроить себе праздник, - сказал Тагир.
- И в честь чего праздник? – спросила Алсу.
- В честь нашей встречи, разумеется! И потом, мои старшие братья по перу открыли мне секрет: чем скорее посеешь свой первый гонорар, тем быстрее появятся всходы нового урожая.
- Ты пишешь книги?! – удивилась Алсу.
- Книги – это громко сказано. Пока только книжечку, такую же миниатюрную, как ты, - сказал Тагир.
- Позвольте попросить у Вас автограф, э-э …мистер Тагир?
- О, да! Мисс Алсу! С удовольствием! – Тагир достал из кармана книжку в синей обложке и преподнес Алсу. «Я волю мыслям возглашаю», - прочитала Алсу название и бережно, обеими руками прижала подарок к груди.
- Ну, что я соловья баснями кормлю?! – усмехнулся над собой Тагир, сам не подозревая о том, насколько точно эти слова соответствовали ситуации.
В уютном итальянском ресторане «Amore», название которого не нуждается в переводе, гостей встречала скульптура озорного мальчика Купидона с красно-синими крыльями, готового выпустить стрелу в очередного пленника любви.
На стол здесь подавали, как вы могли догадаться, изысканные блюда итальянской кухни: спагетти, каннеллони, ризотто и лазанья, в общем и целом напоминающие наши макароны, плов и пельмени, из чего напрашивается вывод о том, что во всем мире люди питаются примерно одинаково, лишь называя блюда по-своему, и слегка приправляя их местными обычаями.
За ужином Алсу рассказала Тагиру, какие злоключения, одно за другим, приключились с ней в городе, и, что теперь у нее нет иного пути, кроме как вернуться в родное село.
- Не хотела я портить тебе праздника, Тагир, но правда – она важнее, и теперь ты ее знаешь, - подытожила свой рассказ Алсу.
- Уж не думала ли ты, Алсу, что мечты доставляются людям в подарочной упаковке, перевязанной красным бантиком? – сказал Тагир с фирменной улыбкой, по которой весьма затруднительно было определить, шутит он или нет.
Белоснежные щеки Алсу зардели румянцем, лицо напряглось, и только зеленые глаза сохраняли спокойную проницательность. Заметив ее волнение, Тагир сообразил, что капельку переборщил с иронией.
- Неприятности и напасти подстерегают своих жертв на каждом углу. Это стало общим местом, естественным фоном нашей жизни, - дипломатично заметил Тагир. – Убежать, спрятаться от них не получится. Это примерно как в том парке: ты убегаешь – тебя догоняют, не можешь показать свои зубы, дать настоящий бой, – тебя съедают. Ты же не хочешь быть съеденной, Алсу?
- Нет, не хочу, - сказала Алсу. – Поэтому мне не остается ничего, кроме как спрятаться от всех напастей в далекой глуши, - вздохнула она.
- Ты не можешь сдаться вот так просто, без боя. Тот, кто любит мечту, никогда не предает ее.
- Оказывается, бывают в жизни обстоятельства сильнее мечты. Но я не предам ее, - она всегда со мной, моя мечта…
- Алсу, твоя мечта сама ищет дорогу к тебе, и не одна, а вместе со мной, - сказал Тагир.
В ответ Алсу только улыбнулась. Ох, уж эта загадочная женская улыбка! Обворожительная и обольстительная, чувственная и трепетная, жертвенно нежная и безоглядно преданная, одухотворенная и вожделенная, гипнотическая и притягательная, - все в одной мимолетной улыбке. Ни одному мужчине на свете не дано знать - о чем улыбается женщина.
После божественного «каппучино» со взбитой, густой и очень вкусной молочной пеной у столика появился официант.
- Изволите попросить счет? – любезно осведомился он. По обыкновению, магическая сила этого вопроса возвращает загулявших гостей на грешную землю со скоростью звука, с которой достигает их нежных перепонок.
Но Тагир сегодня был на высоте по причинам отнюдь нематериального происхождения. Он воспарил над земной суетой по вине ангелочка Купидона, который пронзил волшебной стрелой сердце Тагира.
Дойдя с Алсу до дверей общежития, Тагир не спешил с ней расставаться. Здесь их застала чем-то сильно расстроенная тетя Маша.
- Ох, доченька! Предчувствовала я, что будет мне наказание за свою сердобольность, - сказала она, тряся в руке какую-то бумагу. - Вот, погляди-ка, что мне прислали из полиции – «Протокол о привлечении к административной ответственности за проживание в общежитии лиц без регистрации». Штрафом мне грозят за самовольство.
Алсу сразу поняла, чьих рук это дело - участкового уполномоченного. «Вот как он отомстил мне, этот агай! А я, дура, к нему за помощью обращалась, рассчитывала на его благородство». Она вынесла для себя важный урок: отныне держаться подальше от полицейских чинов и никогда не иметь с ними ничего общего.
- Ну, что стоишь, милая? Иди, собирай свои вещи и сдай мне ключ от комнаты! – сухо сказала тетя Mаша.
Все хозяйство Алсу умещалось в дорожную сумку размером с ведерко. Наскоро побросав туда вещи, она ступила за порог общежития, где дожидался Тагир.
- Ты проводишь меня до вокзала?- спросила его Алсу, стараясь сдержать слезы.
- Нет, Алсу, я не пойду тебя провожать, - ответил Тагир, не раздумывая, и тут же добавил, - Если ты сегодня сядешь на поезд, то похоронишь не только свою мечту, но и предашь свое сердце.
- Если бы люди понимали язык сердца, прислушивались к нему хотя бы изредка, жизнь вокруг не была бы такой бессердечной, - сказала Алсу. – Пойми, Тагир, у меня нет выбора. Иначе я здесь пропаду, - этот большой город проглотит меня.
- У тебя есть выбор, Алсу. Покинув меня, ты лишишь смысла жизни нас обоих. Оставшись со мной – ты подаришь шанс нам обоим.
Алсу представила себя на зыбком плоту посредине бурного потока: либо она причалит к родному берегу – тихому, безопасному и надёжному, либо схватится за руку, протянутую Тагиром, и ступит на берег неизведанный, но манящий и желанный.
С мольбой и неотступной требовательностью смотрел Тагир на Алсу, вожделея уловить в ее глазах малейший всплеск надежды, тончайший сигнал, посланный ее сердцем. Человек видит то, что желает увидеть.
- Ты хочешь остаться, Алсу, только не знаешь, как об этом сказать…
-Да, я хочу остаться, - прошептала Алсу, - только не знаю, как об этом сказать…
- Дай мне твою сумку. Нам пора ехать, - сказал Тагир.
-Куда мы поедем?
-Домой!
(Обещанное продолжение)
...Тагир жил в садовом домике за городом, куда можно было добраться на маршрутке, а еще лучше - на электричке. Домик этот на участке в шесть соток достался детдомовскому другу Тагира - Марату в наследство от деда. Сам же Марат отбывал сейчас срок в дисциплинарном батальоне за «грубое нарушение армейского устава»: когда два сержанта на его глазах начали избивать новобранца, Марат единственный в роте заступился за паренька, раскидав горе - командиров, и в пылу борьбы поломав одному из них конечность. Марата подвели под трибунал.
Электричка – это вам не самолет, не так быстро, зато верно доставит в любую точку земного шара, если, конечно, туда не забыли проложить веточку железной дороги.
Среди сгрудившихся в кучу садовых домиков, - срубленных, слепленных, собранных, сложенных, сбитых и склеенных из мыслимых и немыслимых материалов, - избирательный взгляд Алсу выхватил небольшой бревенчатый дом, покрытый потемневшим от времени шифером и напоминающий своей формой куб. Что не удивительно, идущий по тропинке чуть впереди Тагир держал курс прямо к этому строению. За крепким дощатым забором укрывался тихий тенистый сад из яблонь, вишен, кустарников смородины, облепихи и крыжовника. Сад был уже немолод. Отшумели вёсны его буйного цветения и щедрые осени плодоношения. Но и сейчас он утопал в задичавшей зелени, дышал божественным ароматом сладкого нектара и под шелест ветра тихо напевал только ему ведомую историю любви.
Кроме упомянутого домика, на участке примостилась крошечная «одноглазая» банька с высокой дымоходной трубой. Было видно: чьи-то заботливые, старательные руки трудились здесь без устали, со знанием дела, по-хозяйски неспешно, но дотошно, пока не сотворили мечту о собственном райском уголке.
- Добро пожаловать! – сказал Тагир, театральным движением растворив дверь перед гостьей.
- Вы очень любезны! – не осталась в долгу Алсу.
Внутри было по-спартански практично: напротив входа стоял письменный стол (он же, должно быть, и обеденный), справа от него – деревянная кроватка с тумбочкой, а в самом углу приютилась пузатая печка - «буржуйка».
- Как здесь хорошо, Тагир! – глаза Алсу блестели от радости. –А давай я чай приготовлю, по рецепту моей бабушки.
Благоухающий аромат чая из свежих листьев смородины, цветков душицы и зверобоя наполнил дом живым духом, радостью и теплом. Подуставший летний вечер клонился к ночи. Услышав до боли родное пение соловья, Алсу поспешила на крылечко.
Птица пела самозабвенно, не спеша. С удивительной прелестью нежные звуки сменялись громкими, щелкающими и рокочущими, а радостные — печальными и протяжными. Песня то плавно замирала, то неожиданно за небольшой паузой возобновлялась на более высокой ноте…
- Как ты думаешь, Тагир, о чем поют соловьи? – спросила Алсу.
- О жизни своей, о любви, так же, как и люди, - задумчиво ответил Тагир. – Сегодня в нашем саду поселилась еще одна соловушка. Порадуй наш старый сад, Алсу, спой нам песню…
Алсу не стала отнекиваться, ее сердце, переполненное эмоциями последних дней, само просило отдушину. Песня разлилась широкой рекой на всю округу:
Любовь улетает за край синевы,
Собой наполняя орбиту Земли.
Она согревает в холодной ночи,
Сама замерзая в далекой степи.
Любовь колыбельным мотивом звучит,
Как будто родник за оградой журчит.
Она увядает от желтой тоски,
И вновь оживает всему вопреки, -
Любовь улетает за край синевы,
Нет жизни на свете без вечной Любви.
Спать легли далеко за полночь. Гостье досталась почетная перина на кровати, а Тагир расположился на полу у «печки-буржуйки».
- Отвернись, - сказала Алсу, желая раздеться и лечь в постель.
- В темноте все равно ничего не видно, - послышался ответ из угла.
- А ты все равно отвернись! - настаивала девушка.
Тагир решительно отвернулся к стене и честно попытался заснуть. Человек мало чем отличается от животного. Нет, вернее будет сказать так: человек является частью животного мира, и, с этой точки зрения, ничто животное не чуждо человеку. Сладко-солоноватый живой запах женского тела и в темноте нашел чуткие ноздри молодого самца, пробудив в нем главный инстинкт, который способен затмить всякий разум. К счастью, то, что отличает человека от животного, взяло верх, и Тагир забылся в глубоком сне.
Сердце не спит никогда. Оно не берет даже минутную передышку. Всю ночь два молодых сердца, то учащая, то замедляя свой ход, шептались о делах сердечных. Как бы горячо сердца не любили друг-друга, своим умом они понимали, что еще не наступил тот звездный час их слияния в один страстный любовный импульс. Еще немало преград на этом пути: и обычаи древних времен, и частокол моральных соображений, и невесть откуда взявшаяся совесть, и всекарающий общественный суд.
Утром Тагира ждал сюрприз: на столе стояла, с пылу, с жару, сковородка с картошкой.
- Доброе утро, засоня! Ты проспал утренний концерт наших друзей, - улыбалась Алсу.
- Доброе! – отозвался Тагир. – Откуда ты знаешь, что на завтрак я предпочитаю жареную картошку?
- Мне соловьи и напели.
Начинался новый день, а значит, и новые заботы. Алсу с Тагиром решили вместе ехать в город. Тагир подрабатывал внештатным корреспондентом в редакции литературного журнала. Алсу намеревалась заняться поиском работы: она и в мыслях не допускала для себя роль нахлебницы. Но прежде чем разойтись по делам, молодые люди зашли в салон-магазин мобильных телефонов, где приобрели для Алсу, невзирая на ее громкие протесты, новый недорогой телефонный аппарат.
Куда, как не в Центр занятости населения обращаться человеку, жаждущему найти хорошо оплачиваемую работу? Следуя совету разума, Алсу туда и направилась.
Ее встретила, улыбаясь во весь широкий рот, густо подработанная макияжем женщина (из соображений этики не будем намекать на ее возраст).
- Чем можем вам помочь, девушка? – учтиво спросила она.
- Я ищу работу… рядовую, разумеется. Не могли бы вы подобрать мне место по имеющимся вакансиям?
- Вы правильно сделали, что обратились к нам, - радостно сообщила сотрудница. – На сегодняшний день в нашем информационном банке данных насчитывается 10 тысяч вакансий. Какие специальности вас интересуют в первую очередь?
- Дело в том, что у меня еще нет специальности. Я согласна на любую оплачиваемую работу, - сказала Алсу.
- Гражданка, без документа о специальном профессиональном образовании мы на работу не направляем. Кроме того, для трудоустройства через наш Центр у вас на руках должен быть вот этот перечень документов. Пожалуйста, ознакомьтесь, - обходительно сказала сотрудница, передавая листок.
Алсу взяла бумагу и начала читать пространный список документов, который включал около трех десятков наименований мыслимых и немыслимых заявлений, справок и анкет. Спустя минуту ее надежды на трудоустройство были заживо захоронены в бумажной пучине. Не спешите обвинять автора в злоупотреблении творческой фантазией, - любые человеческие выдумки, даже самые сумасшедшие,- есть жалкие осколки всеобъемлющей реальности.
Поблагодарив сотрудницу, Алсу предпочла ретироваться.
Образ вежливой сотрудницы вышеописанного центра не выветривался из головы Алсу до тех пор, пока она в одной рекламной газете не заприметила любопытное объявление: «Модельное агентство «Клеопатра» приглашает девушек до 20 лет на высокооплачиваемую работу». Позвонив по указанному номеру, Алсу договорилась о месте и времени встречи.
У входа в полуподвальное помещение неказистого двухэтажного здания толпились девушки, как видно, в ожидании своего звездного часа. Каждую выходящую из загадочной комнаты они встречали с неизменным змеиным шепотом: «Ну, что, приняли?!». Впрочем, вопрос был совершенно излишним, поскольку ответ на него был предопределен: в зависимости от результата она либо плакала, либо растекалась в сладкой улыбке.
Перетерпев очередь, Алсу прошла в комнату. За столом сидели две женщины, одетые в стиле «Бизнес-леди», которые то и дело о чем-то нашептывали импозантного вида молодому человеку, сидящему между ними. Мужчина был одет в желтый пиджак на голое тело, шея украшена шелковым платком такого же, как пиджак цвета.
- Добрый день, мисс…
-Алсу. Меня зовут Алсу.
- О! Прекрасное имя для будущей мега-модели, - сказал «желтый» мужчина. – Позвольте представиться, меня зовут Альберт, - он произнес имя с ударением на первом слоге, - а эти милые девушки – Ольга и Карина – мои ассистенты. Итак, вы хотите стать моделью нашего агентства?
- Да, мне интересно попробовать себя в этой сфере, - робко ответила Алсу.
- Что ж, похвально. Но, прошу Вас, Алсу, будьте смелее – наша профессия не терпит комплексов, - сказал Альберт. –Хотелось бы взглянуть на ваше портфолио.
Алсу впервые слышала это слово и поняла, что здорово влипла. Заметив ее неловкость, Альберт поспешил проявить деликатность, свойственную людям его профессии:
- Если вы еще не успели создать свое портфолио, - ничего страшного. Вы можете пройти фотосессию прямо у нас. Нам очень важно увидеть ваши возможности образного перевоплощения.
Из сказанного Алсу поняла, что портфолио есть не что иное, как набор различных фотографий.
-Да, я хочу иметь собственное портфолио и буду вам весьма признательна за помощь.
- Красота спасет мир - эта истина никогда не потеряет своей актуальности. И наше модельное агентство «Клеопатра» несет в массы эту самую красоту, - одухотворенно произнес Альберт. - Алсу, прежде чем принять окончательное решение, я хочу попросить вас пройтись перед нами в образе манекенщицы, как если бы вы показывали нам свое новое вечернее платье.
Алсу часто видела по телевизору, как легко и грациозно дефилируют девушки на подиуме, но сама ни разу даже в шутку не делала этого. Стараясь держаться как можно более непринужденно, Алсу прошлась перед столом туда и обратно. Получилось, видимо, не очень убедительно. Ассистентки тут же начали о чем-то нашептывать Альберту.
- Весьма неплохо для начала, - сказал Альберт, вызвав явное разочарование на лицах ассистенток. – В вас, безусловно, присутствует талант, гибкость, гармония тела, и если приложить к этому упорство, труд плюс профессиональное обучение в нашем агентстве, из вас получится прекрасная модель. Нашему агентству нужны новые, свежие лица. Оставьте ваши координаты, мы с вами обязательно свяжемся, - заключил Альберт.
Продиктовав номер своего телефона, обрадованная Алсу выбежала на улицу и позвонила Тагиру. Через полчаса они встретились на вокзальной площади.
- Тагир, я прошла кастинг в модельном агентстве «Клеопатра», и меня приняли на обучение!
- Поздравляю! – сказал Тагир. – И чем занимается это агентство? Чему обучает? – спросил Тагир.
- Я стану моделью, буду показывать публике новые модные платья, костюмы, хочу и сама заняться разработкой и пошивом модельной одежды. Агентство может дать много нового! – увлеченно говорила Алсу. Главное – я смогу зарабатывать, и у тебя будет больше времени на творческую работу.
- Все это звучит весьма заманчиво, красиво. Но даром ничего не дается. Агентство может много дать, но и взамен возьмет немало, - сказал Тагир.
- Обжегшись на молоке, будем теперь дуть на воду? Пойми же, Тагир, я не смогу чувствовать себя полноценно, если не буду работать. Альберт, - это директор агентства, - так и сказал, что им нужны новые, свежие лица, и что из меня может получиться прекрасная модель.
- Да, Алсу, надо дуть и на воду, если она мутная. Не ты, не я толком не знаем этого Альберта. А что у него на уме? Я даже допускаю мысль, что ты ему понравилась, и он не прочь завести с тобой служебный роман…
- Тагир, да ты просто ревнуешь меня, - рассмеялась Алсу. - Неужели ты думаешь, что я дам ему повод для романа? Значит, ты мне не доверяешь?
- Тебе я доверяю, Алсу. Но вот Альберту не могу, не имею права доверять. Обещай мне, что поделишься со мной, если вдруг в его разговорах и поведении заметишь что-то неладное? Обещаешь?
- Да, обещаю, - сказала Алсу, желая поскорее успокоить его.
В старом добром саду жизнь текла по устоявшимся обычаям. Здесь никто никуда не спешил и ни о чем не беспокоился. Здесь царила гармония, о которой люди могут только мечтать.
Вернувшись в садовый домик, Тагир загорелся желанием затопить баню:
- Надо смыть городскую пыль, выпарить усталость и начать все с чистого листа, - торжественно объявил он.
Алсу промолчала и принялась готовить ужин. Ей было о чем молчать. Мыслями она вернулась в родной дом, вспомнила маму. Ей казалось, мать смотрит на нее с немым осуждающим укором. Растерянный взгляд матери вопрошает: «Что с тобой происходит, доченька? Как ты могла войти в дом к одинокому мужчине? Ведаешь ли ты, что творишь?» Не находя на них ответов, Алсу прятала глаза под темными ресницами. Она далеко еще не освоилась в новой обстановке, чувствовала себя потерянно и не могла вжиться в роль, найти свое место в этом прекрасном саду… рядом с Тагиром.
Если молчит разум, то прислушайся к сердцу. «Однажды я уже сделала свой выбор, сердцем поверила Тагиру и ступила на его берег. Рубикон мой пройден, - думала она, а может, слушала свое сердце. - Доверие должно быть благородным, честным, без червоточины. Можно только верить или не верить, - «золотой середины» тут не бывает. А своими страхами я могу только навредить Тагиру, - что может быть глупее с моей стороны? И можно ли придумать большую несправедливость к человеку, который боготворит меня?».
Алсу вышла в сад и в приспевших сумерках увидела, как высокая труба «одноглазой» бани извергает, словно мультяшный дракон, серо-синие клубы дыма.
- Тук-тук! Можно войти? – сказала она через банную дверь.
- Кто там? – понарошку спросил Тагир, уловив настроение подруги, и, не дожидаясь ответа, впустил ее внутрь.
В открытой топке плясали, веселились языки пламени. Огненная стихия завораживала взгляд, пробуждала инстинкты первобытных людей, которые, наверное, так же согревались на заре времен у теплых костров.
- Когда можно будет париться? – капризным голосом спросила Алсу. – Или твоя баня умеет только дым в глаза пускать?
- Да будет тебе известно, малышка: нет дыма без огня, а без огня – пара. Надо чуток подождать, чтобы каменка раскалилась как следует. Если совсем невтерпеж, можешь веник собрать для парки, желательно по рецепту бабушки, - сказал Тагир.
- Моя бабушка, как сейчас помню, делала веники из крапивы. Говорила, нет ей равных по целебности.
- А что? Можно из крапивы, - согласился Тагир. – Сама же будешь париться.
- Ладно, - примирительно сказала Алсу. - Сделаю веник «Ассорти» - на свой вкус.
Через час баня была готова. Мультяшный одноглазый дракон перестал коптить небо, угомонился и огонь в топке, отдав свой жар без остатка камням.
-Чур, я первая! - с пакетом в одной руке, веником марки «Ассорти» в другой, в легком облегающем халате, Алсу напирала на стоявшего в дверном проеме Тагира настолько уверенно, что тому пришлось посторониться. Дверь в предбанник захлопнулась перед самым его носом.
Тагир курил редко, но в эту минуту спасительная затяжка пришлась в самый раз. Надышавшись табаком, он вошел в дом, и удобно расположившись за столом, начал наводить порядок в творческих мучениях дня.
По убеждению Тагира, все сколь-нибудь ценные идеи уже существуют, живут в межгалактическом банке данных. Писателю остается только подобрать ключ к небесному замку и нащупать, уловить в необъятном океане новое течение мысли по ему только известным приметам. В этом, на его взгляд, состояло творческое открытие, и, если хотите, талант творца.
Не хвастайся, мудрец, своей наукой тонкой
Объять Вселенную тебе не по зубам.
Не хвастайся, богач, длинной бумажонкой,-
Сволоченные злата раздай своим врагам.
Не хвастайся, дурак, воображая счастье,
Еще никто счастливым сей мир не покидал.
Не хвастай, властелин, своей продажной властью,
Веками ты людей презреньем награждал.
Не хвастайся, поэт, словесным дуновеньем
Мир не изменишь ты в рифмованной мольбе.
Не хвастайтесь! Прошу, хотя бы на мгновение:
Глас вечности таит молчание в себе...
«Надо показать это Алсу, послушать ее мнение, - подумал Тагир. –Она моя единственная настоящая Муза». Легкая на помине, явилась Она: в своей чистой красоте, в облачке пара, с ярко-розовыми щеками, сияющими глазами.
- С легким паром! – едва сообразил сказать восхищенный Тагир.
-Спасибо! Чувствую себя на седьмом небе. Твоя каменка дышит жарче дракона. Теперь твоя очередь с ним сразиться.
- Мы с драконом друзья - характерами сошлись, - сказал Тагир. – Пойду, проведаю друга.
Тагир не без волнения взял в руки душистый веник из разнотравья, ведь с минуту назад вот эти самые пушистые веточки ласкали разгоряченное тело Алсу, с ног до головы.
Плеснув «в пасть дракона» полковшика, затем и целый ковш воды, настоянной на травах, Тагир разлил в парной аромат «на вкус Алсу», - не надышишься! Вода на раскаленных камнях с шипением превращался в пар и проникал во все поры тела, выгоняя из клеток все лишнее и наносное вместе с потом. Забравшись на полок, Тагир подложил под голову распаренный веник и долго нежился в приятном тепле, согревающем до костей. Пропотев, он окатил себя прохладной водой, отдышался в предбаннике. Но все только начиналось! Тагир поддал на каменку еще ковшика два воды, - отзывчивый дракон выдохнул обильную порцию сухого жара, - снова забрался на полок и начал париться, сначала легонько повевая на себя веником, едва касаясь им кожи. Постепенно обстановка нагнеталась, наскоки веником обострялись, тело таяло и переставало ощущать себя. И вот уже Тагир безжалостно, самозабвенно хлестал себя и тут, и там, и ноги, и живот, и особенно спину, да еще с потягом! Ух!
Красный как сваренный рак, Тагир свалился с полка, опрокинул на себя целый таз холодной воды и поспешил в прохладу предбанника. Тут его и застала Алсу. Поведение женщины непредсказуемо еще в большей степени, чем ее неразгаданная улыбка.
- На, прикройся, - сказала Алсу, подавая Тагиру большое полотенце. – С легким паром!
- Спасибо! Пар такой душистый, как ты…- Тагир приобнял девушку и тихонько прижал к себе, но Алсу ловко извернулась из плена.
- В тебя дракон вселился, да? Попей вот, остынь! – сказала она, смеясь, и подала кружку колодезной водицы.
«О боги, какие еще испытания вы ниспошлете на мою голову?» - подумал Тагир.
(Обещанное продолжение...)
Алсу проснулась спозаранку вместе с соловьями и под их утреннюю симфонию начала хлопотать по дому. Желая порадовать Тагира, она напекла блинов, сварила клубничное варенье. За что бы Алсу не бралась, у нее все спорилось да ладилось. Сказывались, конечно, и бабушкино воспитание, и мамины строгие уроки домоводства, но главный секрет заключался в том, что домашние дела были ей не в тягость, а в удовольствие.
- Ты меня балуешь, - сказал Тагир, уплетая румяные блинчики с вареньем. – Такой вкусности я с роду не ел.
- То ли еще будет. У моей бабушки на каждый случай – свой рецепт.
Зазвонил телефон Алсу. Поскольку Тагир был рядом, звонить мог только Альберт, - больше некому.
«Доброе утро! Да, это я, Алсу…Конечно, я узнал вас, Альберт...
Нет, планы не изменились. Напротив, мне не терпится начать обучение… Сегодня? Да, могу сегодня. А в какое время?... В 12 часов…в кафе «Мефистофель»? Да. Поняла. Буду обязательно…До свидания!»
Чувство, которое испытал Тагир, ставший невольным свидетелем этого разговора, не было похоже ни на одно из пережитых им ранее. В груди, под самым сердцем, заныло и застонало, - да так, что похолодели руки. Возможно, это был страх, с которым доселе Тагир не был знаком. Если это и был страх, то не за себя, а за Алсу, которая в силу своей неопытности и открытости видела мир только с освещенной, фасадной его стороны, и не представляла, какие темные катакомбы прячутся под декоративной колоннадой.
- Тагир, мне сегодня назначена встреча в городе. Мы поедем вместе? – спросила Алсу.
- Да, я все слышал, тебе звонил Альберт. И, сказать по правде, я не в восторге от этого. Но ты не разделяешь моего беспокойства. Видно, человеку предписано учиться на собственных ошибках. Ты помнишь о нашем уговоре, Алсу?
- Конечно, Тагир, я все помню. Ты не думай, что время проходит для меня бесследно. Я делаю зарубки в памяти, как Робинзон Крузо отмечал свои дни на острове.
- Если Робинзон и был в чем-то уверенным, так это в том, что его никто не предаст и не подставит.
Алсу, кажется, и сама понимала, что вовлекается в рискованное предприятие, и не будь рядом крепкого плеча Тагира, она бы не решилась на подобную авантюру.
В кафе «Мефистофель» Алсу вошла чуть раньше условленного времени. «Неужели для такого уютного местечка не нашлось более благозвучного названия? – думала она. – И кого хотел завлечь сюда владелец: злых духов, дьяволов или падших ангелов?» Вопросы, вопросы…Алсу начала привыкать к тому, что с каждым днем клубок противоречий в ее жизни становится больше. Сможет ли она распутать его когда-нибудь? Опять вопрос – и опять без ответа.
Альберт вошел в кафе ровно в полдень. Одет он был, как всегда, в стиле экстра: в рваные джинсы, рубашку из марлевой ткани, расстегнутую до третьей пуговицы, и сандалии на босу ногу. Из правого уха торчал аппарат беспроводной связи, на носу красовались темные очки.
- О, привет, Алсу! Впервые вижу девушку, которая не опаздывает, - блеснул он комплиментом. – Что будем пить, чай, кофе?
- Спасибо, если можно, минералку.
- Ну-с, с чего начнем? – спросил Альберт, заглядывая в глаза Алсу.
- Вам виднее, Альберт, - ответила она, спокойно выдержав пристальный взгляд.
- Хочу тебе сообщить: наше модельное агентство - единственное в городе - получило приглашение принять участие в международной неделе моды в Петербурге. Представляешь, там соберутся всемирно известные бренды, пройдут показы женской одежды, обуви сезона будущего года. Это – отличная площадка для молодых, начинающих моделей. Это твой шанс, Алсу, который, возможно, дается человеку только раз в жизни. Чтобы успеть туда, нам с тобой нужно работать в поте лица. И первым делом - создать твое портфолио.
- Весьма заманчиво, Альберт. Но…даром ничего не дается. У меня нет денег, чтобы оплатить даже услуги фотографа.
- Это не проблема, - многие известные модели начинали с нуля. Расходы на подготовку портфолио и обучение я возьму на себя. От тебя же требуется только желание работать над собой, искать и создавать новые неповторимые образы. Не скрою, это тяжелый труд: и физически, и психологически. Что скажешь, Алсу?
- Трудностей я не боюсь, - сказала Алсу. – Меня беспокоят мои психологические возможности. Смогу ли я принять ваш уровень требований, освоиться в этой профессии...Мое ли это?
- Спасибо за откровенность. То, о чем ты говоришь, может прояснить только практика. Чтобы научиться плавать, надо войти в воду, не так ли? Поедем в фотостудию и сделаем несколько проб. Окей?
На автомобиле Альберта, столь же вычурном, как его одежда, скоро долетели до места. Угрюмый фотограф со строгой бородкой на деле оказался весьма обходительным джентльменом. По его просьбе Алсу встала у стула, расположенного к камере боком и, опираясь на сиденье стула коленом, начала позировать.
«Старайся выглядеть естественно, раскрепощенно, получай удовольствие от процесса», - подсказывал фотограф, после чего следовала серия ослепляющих вспышек.
«Встань в профиль, ноги вместе, теперь оставь одну ногу назад на носок, не так сильно, так, чтобы колени обеих ног были рядом друг с другом. Положи обе руки на бедра» . И вновь каскад фотовспышек.
«Попробуем лежачую позу. Задача в том, чтобы показать красивое тело, лежа на спине. Облокотившись, ноги приподними верх, скрести их, опираясь на стенку, голова поднята к свету, расслабленно улыбаемся….Снято! А теперь тоже самое, только лежа на животе…Снято!»
-Думаю, для пробы вполне достаточно, - сказал фотограф Альберту, неотлучно присутствовавшему на съемках.
- Сегодня же отправь снимки на мою электронную почту, - сказал ему Альберт на прощание.
-Ну, как впечатления, Алсу? Не так страшен черт, как его малюют, а? – рассмеялся Альберт.
- Все хорошо. Но мне кажется, я была напряжена сверх меры, - усомнилась Алсу.
- Сегодня ты едва познакомилась с будущей профессией, а надо в ней жить, творить, засыпать с ней и просыпаться, - сказал Альберт.
На телефоне Алсу увидела три пропущенных вызова от Тагира.
-Извините, Альберт, мне пора. До свидания.
- Увидимся.
Чувствуя за собой вину за непринятые звонки, Алсу спешно набрала Тагира.
- Ты меня не потерял?...Не беспокойся, прошу… Все прошло нормально… Жди меня на вокзале…Скоро буду.
Пока ехали на электричке, Алсу рассказала Тагиру о своих впечатлениях от встречи, о том, как прошла ее пробная фотосессия. Умолчала только международную неделю моды в Петербурге, не желая попасться под комический прицел Тагира.
- Ты все еще думаешь, что Альберту можно доверять? – спросил Тагир.
- Смотря в чем, - сказала Алсу. – В своих модельных делах он неплохо разбирается и видит перспективу.
- И в этой перспективе, как я понимаю, ты тоже просматриваешься?
- Пока рано об этом говорить. Все, о чем мы говорили, - из области творческих фантазий, это нельзя назвать даже набросками рабочего плана.
- Но ведь ты реально позировала перед камерой. И это ты называешь фантазией?
-Тагир, вообще-то, фотографироваться никому не запрещено. Особенно это любят девушки, что в этом плохого? Сейчас со стороны ты выглядишь как нудный, ревнивый ворчун.
Тагир и сам понимал, что у него нет причин для ревности, - это мучительное, угнетающее душу состояние для него было в диковинку. «Если это ревность, то она похожа на лесной пожар, - только потушишь пламя в одной точке, а оно уже выпускает огненное жало в другой. Должно же быть какое-то средство от этой напасти», - думал он.
Вот и садовый домик, великодушно приютивший парня и девушку в своем маленьком кубическом пространстве. В то время, как Алсу хлопотала над ужином, Тагир пытался сосредоточиться над новой зарисовкой, но мысли разлетелись из головы куда подальше, уступив место черно-белой прозе жизни. Совет старших братьев по перу о великом предназначении первого гонорара воплощался в жизнь с такой же точностью, с какой работает закон всемирного тяготения: львиная доля писательского пайка была благополучно посеяна. Проклюнулись на творческом горизонте и молодые побеги, но до сбора нового урожая еще не доходило. Нетленная рукопись новых стихов и рассказов Тагира пылилась в ожидании печати на полке редакции литературного журнала «Родники».
В доме из еды оставалось немного муки, гречки, полведра прошлогоднего картофеля, горстка сахара и чая. Давненько не было на столе мясного супа, – жирного и наваристого, с домашней лапшой. А выпечки разные по рецептам бабушки, о которых так аппетитно говорит Алсу, уж точно не из воздуха стряпаются.
«Из воздуха стряпаются только стихи», - Тагир неотложно нацарапал в блокноте только что пришедший на ум четверостишие:
Я истину от сердца отрываю,
Рожденную в сомнениях и мучениях:
Когда одни излишеством страдают,
Другие счастливы в своих лишениях.
«Оказывается, можно писать и на пустой желудок, но горьковатые получаются плоды», - усмехнулся Тагир.
На ужин Алсу приготовила рассыпчатую гречневую кашу на маргарине. Вкусно.
- Не пойти ли нам прогуляться, Алсу? Тут недалеко река течет, а мы с тобой в упор не видим красоту, - сказал Тагир.
Уговаривать ее не пришлось.
Свежая прохлада летнего вечера растворила неприятности дня. Алсу с Тагиром по извилистой тропинке поднялись на изумрудный холм и двинулись в сторону леса. С берега открылась чудесная панорама: сонная река неторопливо несла свои синие воды неведомо куда, порывы свежего ветра над ней пахли скорым дождем.
-Присядем, отдохнем? – попросила Алсу.
-Да, но здесь сыро и грязно, поищем другое место, - предложил Тагир.
- Ну, какая же это грязь, Тагир? Это земля – матушка, которая нас породила. А грязь – что копится в душах людей и не смывается ни водой, ни молитвами, ни ритуальными жертвоприношениями.
Тагир взял в руки горсть прибрежного суглинка и густо намазал им свое лицо, посмотрел на Алсу озорно:
- На кого я сейчас похож?
- На Шурале, конечно, на кого же еще.
- А чем он занимается, этот Шурале?
- Он рыщет по ночам в лесу, а встретив человека, щекочет до тех пор, пока тот не затихнет бездыханно.
- Злой он какой-то. Бедняге, наверное, не с кем встречать закаты, некому рассказывать о красоте звездного неба. У него, что, подруги нет?
- Не знаю, может, есть подруга, а может, и нет, - бесхитростно ответила Алсу.
- Надо срочно найти ему подругу, - сказал Тагир, и, набрав в руки землицы, измазал ею лицо Алсу, которая даже опомниться не успела. Она по-девичьи завизжала, и в отместку залепила лицо Тагира еще одним добрым слоем глины, к его вящему удовольствию.
- Теперь у меня есть подружка…Шураленка, поэтому я стану добрым. Хотя, признаться честно, мои пальцы все равно тянутся щекотать, - сказал Тагир, растопырив пальцы обеих рук перед собой, словно хирург перед операцией.
- Имей в виду, мои пальцы не меньше твоих любят потешаться, а щекотка на меня не действует, - предупредила Алсу.
- В таком случае, тебе и бояться нечего!
Тагир решительно двинулся на нее, пытаясь схватить, но Алсу подобно дикой кошке ускользнула, да так ловко, что тот свалился оземь, обняв пустоту. Воспользовавшись конфузом Тагира, она одним прыжком оседлала его, и, пытаясь удержаться верхом «на брыкающемся жеребце», мертвой хваткой зацепилась руками за его шею. Первый раунд борьбы остался за Алсу. Уязвленное самолюбие «жеребца» взыграло, требуя реванша. Изловчившись, он дотянулся рукой до ее талии, плавно стянул «наездницу» со своей спины и медвежьей хваткой загреб под себя. Бешеные глаза Тагира на чумазом лице не оставляли сомнений относительно того, что «мавр» сделает свое дело и начнет душить «Дездемону» незамедлительно.
Алсу проиграла борьбу, но не была сломлена.
- Ты…ты самый противный Шурале на свете! – кричала она в лицо Тагира.
- А ты самая красивая, самая нежная, любимая, одна-единственная на всем свете, - шептал Тагир.
Она хотела сказать что-то еще, но не успела. Тагир накрыл ее приоткрытые губы своими, вкусив сладость ее сочных губ. Алсу ответила взаимностью. По ее телу пробежала дрожь возбуждения, и алый цветок раскрыл свой ароматный бутон. Помазанные первозданной глиной парень и девушка услышали зов Адама и Евы, донесшийся из глубины веков, и познали таинство первородного греха. Еще никогда два молодых сердца не сходились так близко. Они физически ощущали обоюдные толчки, стучали в унисон, подбадривая и усиливая друг-друга. Утонув в бездне зеленых глаз, Тагир потерял чувство времени, пространства и самого себя. Он ласкал Алсу с нежной благодарностью, пытаясь вымолить у нее хоть толику прощения за агрессивное вторжение в девичье лоно. Но никакая сила и благородство мужчины не сравнятся с великой жертвенностью женщины, которую она приносит на алтарь любви.
Утром Тагир застал Алсу у плиты в удрученном настроении.
- Доброе утро, дорогая! Похоже на то, что наш завтрак пройдет в раздумьях.
- Доброе. Похоже на то. Нам не мешало бы прикупить продукты, Тагир. Я еще вчера хотела тебе сказать об этом, да, видно, забыла.
- Не беспокойся, милая моя хозяюшка. Сегодня я поеду в город и привезу все, что нам нужно.
- Но где ты возьмешь деньги? Ведь мы уже потратили последние пятьсот рублей.
- Дорогая, не думаешь ли ты, что Тагир не способен больше ни на что, кроме как писать свои невостребованные опусы? Я – мужчина, у которого есть любимая девушка, и ради которой стоит постараться.
- Я поеду с тобой. Во-первых, мне не придется скучать одной, во-вторых, я позвонила в магазин мужской одежды, где срочно требуется продавец, и уже договорилась о встрече.
- Что ж, замечательно! Ну, хоть кофе ты мне сегодня сделаешь? – жалостливо произнес Тагир.
- Почему только кофе? Я и гречневую кашу сварю.
- Опять гречка на маргарине? О, нет!
Главный редактор литературного журнала «Родники», тщедушный седой старичок, которому, судя по его виду, давно было пора отправляться на заслуженную печку, принял Тагира со сдержанной вежливостью.
- Понимаю, Тагир, еще как понимаю тебя, - сочувственно сказал он. – Сам был молодой да горячий, хотелось горы свернуть, да жизнь сама кого угодно свернет в бараний рог. Но и ты меня пойми, дружище, следующий номер полностью занят статьей …нашего, ну, сам знаешь, кого, - об актуальных проблемах современной русской литературы, а журнал не резиновый. Приходи через месяц, Тагир. Рукописи не горят, пыли не боятся, пусть полежат, пропитаются, так сказать, духом времени.
Покинув редакцию не солоно хлебавши, Тагир начал перебирать в голове возможные варианты относительно честного отъема денег у большого города. Но большой город, - существо весьма алчное и ненасытное,- сам на каждом шагу требовал, высуживал, взыскивал, выколачивал, нажимал на жалость, умолял, клянчил, выторговывал и приворовывал у граждан деньги на свои необъятные нужды.
Одно Тагир знал твердо: домой он без денег не вернется.
Со стороны продуктового магазина доносилась чья-то громкая ругань. Подойдя ближе, Тагир увидел двух небритых пьяных мужиков, беспомощно топчущихся у автофургона с открытыми настежь дверьми. Толстая женщина с калькулятором в руке произносила перед ними обличительную речь, воспроизвести которую в печатном варианте не представляется возможным. Заметив интерес Тагира, она призвала его в качестве подкрепления:
- Вот, полюбуйтесь на этих представителей животного мира! С утра нахлебались как свиньи, работнички!
- Вам надо машину разгрузить? – спросил Тагир.
- В том то и дело. Штраф за каждый час простоя.
- Если я разгружу машину, сколько вы мне заплатите? Только решайте быстрее, - сказал Тагир, мельком посмотрев на часы, - меня ждут в соседнем магазине…
- Ладно, плачу 500, - сказала женщина.
Тагир не возражал. Через пару часов интенсивных занятий на авторазгрузочном тренажере он держал в руке честно заработанную банкноту достоинством в пятьсот рублей.
Везло в этот день и Алсу. Заведующая магазином мужской одежды, властная женщина со взглядом боярыни Морозовой из одноименной картины Василия Сурикова, живо сообразила, что очаровашка Алсу подействует на покупателей как обезболивающее средство в тягостный для них момент расставания с кровными деньгами. «Боярыня» назначила ей сдельную оплату в пять процентов от стоимости реализованного товара. В первый рабочий день Алсу продала две рубашки, одни шорты и три футболки общей стоимостью четыре тысячи двести рублей и получила, соответственно, 210 рублей наличными. Не ахти какие деньги, конечно. Но это были ее первые заработанные рубли, на которые она могла купить вкусные завтраки для Тагира.
Вечером молодые люди устроили роскошный ужин. На столе побывали жареная курица, молодая картошка, свежие овощи и даже сладкий чак-чак.
Время, свободное от забот о хлебе насущном, принято посвящать поэзии. В этот вечер Тагиру не понадобились бумага и ручка, эпитеты и гиперболы, потому что рядом с ним находилась живая Поэзия. Не надо было также взирать на небо с мечтою открыть в бездонной глубине новую звезду, - она была здесь, на земле, сидела на кровати рядом с Тагиром и нежно щекотала мочку его правого уха.
Тагир потянул веревочку на поясе Алсу, и халатик раскрылся, обнажив ее упругие объемные белоснежные груди. Пахнущие утренней росой, они волнительно колыхались в его ладонях. Тагир умиленно целовал округлости ее грудей, живота, бедер, словно пил из них цветочный нектар и никак не напивался. Разомлевшая Алсу лежала тихо, боясь неосторожным телодвижением вспугнуть привлеченную ее сладкими соками пчелу. Ее взгляд воспарил куда-то ввысь, и, достигнув своего апогея, застыл в предчувствии близкой невесомости. Два любящих сердца слились воедино через свои артерии - капилляры и, страстно пульсируя, обменялись райским эликсиром блаженства. Освобожденная энергия любви сотворила прекрасное чудо, зачав новую молекулу жизни.
Вот уже третий час Тагир, походивший в плаще и шляпе на секретного агента, бродил по улицам города в поисках заработка. С неподдельным интересом он изучал окрестности, прилегающие к магазинам, торговым бутикам и рынкам в надежде наткнуться на случайную работу. Если верить баллистикам, снаряд не падает дважды в одну воронку. Автофургоны, попадавшиеся в поле зрения Тагира, были уже пусты, а многочисленная армия грузчиков – на удивление трезвая. «Нельзя рассчитывать только на везение. Или твои мозги ни на что другое не способны?» - задавался он вопросом, осознавая нешуточную драматичность своего положения.
На одном из оживленных перекрестков аварийными лампами мигала заглохшая автомашина, рядом с которой суетилась интеллигентного вида женщина. Под безучастным, если не сказать, злорадствующим приглядом автолюбителей мужского пола она не оставляла попыток дозвониться по мобильнику, тогда как вереница ставших автомобилей за ее спиной росла прямо на глазах. Женщина откровенно удивилась, услышав обращенный к ней вопрос Тагира:
- Вам помочь?
Не дожидаясь ее ответа, Тагир сказал:
- Сядьте за руль и держите на обочину, я подтолкну…
Малогабаритная дамская машина легко покатилась, откупоривая взрывоопасную пробку.
- Молодой человек, вы из какой планеты будете? – живо поинтересовалась женщина, выйдя из машины.
- Земляне мы, - машинально ответил Тагир.
- Слава Богу, - облегченно выдохнула она. – Оказывается, есть еще на земле настоящие мужчины.
- Что у вас с машиной?
- Если бы я знала, - улыбнулась она. – Сейчас приедут мои ребята из автосервиса, разберутся.
- Счастливого пути! – сказал Тагир на прощание.
- Спасибо вам большое! – женщина достала из сумочки купюру в тысячу рублей и протянула Тагиру. – Вот, возьмите, в знак искренней благодарности…
- Только что вы назвали меня настоящим мужчиной, а теперь хотите отнять это у меня, - сказал Тагир.
Женщина смутилась, не ожидая подобной реакции.
- Молодой человек, вы продолжаете меня удивлять. Дело в том, что у меня есть принцип: я не принимаю неоплаченных услуг, и сама не делаю бесплатных одолжений. Сегодня вы спасли меня, я же остаюсь перед вами в долгу. У меня свой автосервис, если потребуется ремонт вашему авто, - обращайтесь.
-Спасибо, но у меня нет авто. А…работы у вас не найдется для меня?
- Почему нет? Порядочные парни всегда нужны. Приходите завтра вот по этому адресу, - сказала она, обрадованная тем, что остается верной своему принципу.
Вопреки популярному стереотипу, одеваться со вкусом любят не только женщины. Мужчины весьма щепетильны в выборе своего гардероба, и не меньше женщин обеспокоены соответствием своей рубашки цвету глаз, волос и кожи. Алсу поняла это с первых дней работы в салоне мужской одежды, и, относясь к посетителям доброжелательно, даже сочувственно, без труда находила с ними взаимопонимание. Какую бы вещь не примеряли клиенты, - костюм ли, куртку или джинсы, - Алсу мысленно представляла, как великолепно смотрелась бы эта вещь на статном Тагире, и как искренне, по-детски он радовался бы обновке. А вот этот замечательный итальянский костюм из мягкой темно-синей ткани, с расширенными и приподнятыми плечами, прорезными тонкими карманами, кажется, специально сшит для ее Тагира. Лучшего подарка к его дню рождения и не придумать. Появись он в этом элегантном костюме в редакции, ахнули бы от восторга все сотрудники, а главный редактор, густо покраснев за свою досадную оплошность, срочно приказал бы секретарю отнести рукопись Тагира в печатный цех.
- Извините, девушка, как вы находите на мне этот свитер? - паренек с умными пытливыми глазами примерял дорогой импортный свитер и, кажется, пребывал в нерешительности. Было видно, что вещь ему нравится, и он склоняется к тому, чтобы купить ее, как только услышит чье-то одобрение.
Алсу видела со стороны, что свитер определённо мал парню в плечах, короток и в рукавах. Не умея кривить душой, она сказала свое мнение, как есть:
- Вещь красивая, но не вашего размера. Я бы на вашем месте не торопилась с покупкой.
Поблагодарив, парень отошел в сторону. Внезапно на авансцене появилась сама заведующая салоном – властная женщина со взглядом боярыни Морозовой.
- Это что за разговоры такие: на вашем месте…не вашего размера?! - на бедненькую Алсу она обрушилась со злобой, отточенной годами в борьбе за выживание среди себе подобных хищников. - У каждого есть свое место: ты продаешь, они – покупают. Потому и нет у нас порядка, что люди не знают своего места. А ты, значит, вся такая честная, правильная, да?! – Заведующая нависла над девушкой как коршун над цыпленком. Алсу, побледневшая, растерянная, ни слова не могла произнести в свое оправдание.
- Вот что, девчонка, я укажу тебе твое место – оно за дверью моего заведения. Ты уволена!
Вот так, едва начавшись, прервалась первая строчка трудовой биографии Алсу. Разобрав ситуацию по полочкам, по буковкам, она уложила в сознании, что была уволена не за ошибку или провинность в работе, а за свою искренность с клиентом. Как видно, честность перетекла нынче в разряд непозволительной роскоши, если за нее наказывают. «Уж лучше быть уволенной, чем заставлять себя лгать человеку в лицо», - решила она.
Невеселые мысли прервал звонок Альберта. Алсу ответила на вызов:
- Да, привет!…У меня все в порядке…Сможем увидеться… В том же кафе?...Хорошо, жди.
Альберт принес с собой фотографии Алсу с пробной съемки. Рассматривая их, Алсу сделала для себя странное открытие: с фотографии смотрела другая Алсу, еще с той, прошлой ее жизни. По сути, так оно и было. Фотография – не зеркало, под которое можно спонтанно подстроиться, которое можно как-то перехитрить светом, ракурсом, «уговорить», в конце концов. Фотография бьет наотмашь: мгновенно, бесстрастно и хладнокровно.
- Что скажешь, Алсу, нравятся снимки? – поинтересовался Альберт.
- Не мне об этом судить. Кто из нас двоих – профессионал?
- На мой профессиональный взгляд, первый экзамен ты сдала «на отлично». Разумеется, пока рано говорить об успехе, путь к которому долог и тернист, - занесся было Альберт, но быстро приземлился:– У меня к тебе деловое предложение: нашему агентству удалось заполучить заказ от глянцевого мужского журнала на фотоссесию в стиле гламур. Это такая постановочная съемка, эксплуатирующая идею роскошного образа жизни, шика и лоска, - самое популярное арт-направление на сегодняшний день. Пригласим ассистент-постановщика, подберем реквизит, используем яркий, местами даже агрессивный макияж, летящие шелковые ткани, фешн-аксессуары…Все у нас получится! Поверь, попасть на страницы этого журнала мечтают многие девушки. Но я не хочу тратить время на банальные вещи. Мне нужны креатив, нестандартные решения. Я знаю: ты можешь создать запоминающийся, исключительный образ женской красоты, если захочешь, конечно. А красота нынче стоит больших денег.
- Сколько я получу за фотосессию? –спросила Алсу. Конечно, Альберт рассчитывал услышать этот вопрос, но не так скоро.
-Я не сомневался в тебе, - просиял он в улыбке. - Если мы выполним условия журнала, то ты получишь на руки тридцать тысяч рублей.
- Я должна посоветоваться…кое с кем.
-Как говорит один мой знакомый, между прочим, весьма успешный человек: «Послушай совета и сделай наоборот». Но учти, Алсу, ответ мне нужен завтра, ни днем не позже, - сказал Альберт на прощание.
В сказках нашего детства мы слыхивали «о трех дорогах», среди которых приходилось выбирать герою. В жизни таких дорог куда больше. Реальность дает человеку столько шансов, вероятностей, способов и ресурсов, что не снилось даже самому смелому сказочнику. Ну, а если вдруг не повезет на избранном пути, уж не обессудь. И не кивай на всякие там разные обстоятельства и непредвиденные ситуации. Ты сделал свой выбор сам, осознанно, и, будь честен, ответствуй перед собой.
Героиня нашего рассказа стояла перед весьма запутанным, если не сказать, каверзным выбором. Приспевшее желание поговорить с Тагиром о предложении Альберта неуловимо улетучилось в пространстве, так как итог такого разговора не вызывал у Алсу сомнения: Тагир будет против. Пойти на съемки без его ведома означало то же, что сделать это за его спиной, то есть украдкой. От этого пункта А всего пол шага до пункта Б, - предательства. «Вот глупышка, я даже не поинтересовалась у Альберта, существует ли вероятность того, что этот журнал, пусть даже случайно, может попасться на глаза Тагиру. Если это произойдет, что он подумает? Сможет ли он понять меня, простить?»
Необъяснимая вещь – любовь. В слепой безотчетности она придумывает для себя испытания, расставляет ловушки, строит непреодолимые барьеры, возможно, только для того, чтобы пережить эти испытания, вырваться из ловушек и преодолеть непреодолимое, какую бы цену за это не пришлось заплатить. Ради чего? Алсу вспомнились строки из синей книжки Тагира:
Из себя все капли выжав,
Иссушив моря страстей,
Надо жить и надо выжить
Среди тысячи смертей.
Тихий шепот листвы в вечернем саду настраивал на благодушие. Беседы на серьезные темы в такой идиллии не приживаются. Тагир не удивился, узнав о неожиданном увольнении Алсу из магазина мужской одежды.
- Если бы эта история не случилась, ее следовало бы придумать, - сказал он. – Не для тебя такая работа, Алсу.
- Это почему же?
- А потому, что понятие «честная торговля» существует только в теории. Там, где начинаются деньги, где все подчинено цели извлечения прибыли,- там нет места морали, чести и совести. Стало быть, нет места и для тебя, моя дорогая Алсу. Ты и торговля – прямые антиподы.
- Ты прав, пожалуй. Но я не могу сидеть дома одна, сложа руки. Ведь я уже не гостья в этом доме. Тагир, ты не будешь возражать, если я продолжу поиск работы?
- Нет, конечно. Это твое право. И прошу, закроем на сегодня эту тему. В нашем райском саду есть только ты и я, - сказал Тагир, нежно прижав Алсу к себе.
- И наши соловьи, - добавила Алсу, растворяясь в его объятиях.
Марина Александровна, директор автосервисного предприятия, встретила Тагира как давнего друга:
- А, это ты, Бэтман! Не устал еще бороться с уличным беспределом? Ох, и неблагодарное это дело. Давай-ка лучше нам помоги, - парни из кузовного цеха не поспевают в сроки, а клиентов упускать нельзя. Оплата у нас сдельная, условия подходящие: еще никто не обижался. Пойдешь для начала помощником мастера, к Михалычу, а дальше – все в твоих руках. Ну, что, согласен?
- Так точно! – по- военному четко ответил Тагир.
- За мной! – на его манер скомандовала Марина Александровна, вызвавшись проводить Тагира до рабочего места.
- Вот и наш Михалыч - золотые руки. Любую бесформенную груду металла превращает в новый сверкающий автомобиль, - сказала Марина Александровна, представляя его Тагиру. - Возьмешь к себе парня учеником, а, Михалыч?
- Возьму, чего же не взять, - сказал Михалыч, высокий худой мужчина с ранней сединой на голове. – Руки, ноги есть, голова на месте, - сделаем из него человека.
Тем временем Алсу пребывала в неопределенности относительно проекта Альберта. Умолчав эту тему перед Тагиром, она все-таки оставила себе тонкую лазейку для принятия самостоятельного решения. И у нее были на то основания. В последнее время Алсу замечала, что Тагир, привычно веселый, неунывающий, под прессом тривиальных житейских забот часто уходит в себя, подолгу молчит, о чем-то размышляя. И действительно, Тагир отчаивался найти перспективы своего творчества, все больше склонялся к мысли о глобальном кризисе духовных ценностей. Впрочем, чему тут удивляться? Всепоглощающий прагматичный материализм часто устраивает дикие пляски на костях добродетелей.
И вот сегодня Алсу представился очевидный шанс вытащить обоих из засасывающего болота рутины и нищеты, того самого страшного болота, которое пахнет сырым холодком погреба. Разумно ли оттолкнуть брошенный спасательный круг только потому, что на сухом безопасном берегу с тебя могут потребовать за это плату?
- Я согласна, Альберт, - твердо произнесла Алсу, услышав в эфире знакомый голос.
В назначенный час Алсу приехала в фотостудию, где ее ждали Альберт, фотограф и худенькая некрасивая девчушка, похожая на подростка, которую Альберт представил как ассистента-постановщика Ольгу. К съемкам было припасено все: реквизиты, костюмы, софиты, генераторы ветра для создания воздушного потока, - осталось подготовить саму Алсу. Над ней уже колдовала Ольга, рассказывая о премудростях художественной постановочной фотосессии. «Гламур не возникает на пустом месте, - говорила она, - Сегодня ты должна войти в образ прекрасной женщины, которая воплотила свою мечту в реальность и желает запечатлеть себя в состоянии полета и счастья». Завершив с прической и макияжем, в которых Алсу перестала узнавать себя в зеркале, ассистент приступила к одеяниям, если их позволительно было называть так в общепринятом смысле. Из одежды на Алсу осталась тонкая шелковая ткань красного цвета, которая, будучи полупрозрачной, скрывала все прелести девушки, и в то же время показывала все ее чары в выгодном и нужном свете. Сделав несколько пробных съемок, присутствующие дружно уткнулись в монитор: на снимках Алсу выглядела растерянной, беспомощной и …глубоко несчастной. Альберт и Ольга, переглянувшись между собой, сделали кислые мины. После минутного замешательства Ольга пришла в себя:
- Алсу, у тебя есть любимый человек? – спросила она.
- Да, - ответила Алсу. – Мне кажется, сейчас он с презрением смотрит на меня со стороны и осуждает происходящее.
- Так дело не пойдет. Пойми, если ты не сумеешь войти в образ, ты провалишь проект. Ты ведь не хочешь этого? Гламур – это шарм, очарование, обаяние, - всего этого в тебе предостаточно, но это надо раскрыть, показать публике…Хорошо, пусть не публике, а любимому человеку. Как его зовут? …Тагир. Вот и прекрасно. Расслабься и представь ситуацию: здесь нет студии, нет никого, есть только ты и Тагир, и ваша любовь – одна на двоих, - Ольга подошла к Алсу вплотную и с минуту о чем-то шептала ей на ушко.
Иногда чудеса случаются, если на помощь приходит волшебница по имени Любовь. Разбуженное любовью сердце позвало Алсу в ту звездную ночь на берегу тихой реки. Алсу слышит раскаленный страстью шепот Тагира: «Ты самая красивая, самая нежная, любимая, одна-единственная на всем свете». Звезды светятся радостью, кружатся в танце, падают и вновь взмывают в родную бесконечность, унося Алсу и Тагира с собой…
Не об этом ли полете написал Тагир?
Земля глядится в зеркало-Луну
О чем-то звезды шепчутся, любя.
Нырну и я в ночную глубину,
И в лунном зеркале найду тебя…
Алсу вернулась домой уставшая, но довольная собой, впервые за многие дни. Она сделала это! У нее получилось!
Хлопоча над ужином (на плите тушилось жаркое из говядины с картофелем), Алсу решала новую головоломку: должна ли она рассказать Тагиру о фотосессии, если нет, то откуда на плиту свалилось жаркое? «От кривого шага и след кривой», - посмеялась она над собой.
Первый рабочий день с непривычки отнял у Тагира изрядное количество калорий, и аппетитный дух тушеного мяса, встретивший его с порога, он воспринял как благостное знамение свыше. Наевшись досыта, Тагир не поленился спросить:
- Дорогая, спасибо за роскошный ужин. Но где ты раздобыла мясо? Неужто напала на след золотого тельца, задумав сделать из него отбивные?
- Ты, как всегда, видишь насквозь, - сказала Алсу с обезоруживающей улыбкой. – Я обменяла свои золотые сережки на отменную говяжью грудинку.
- Что-то не припоминаю я на тебе сережек.
-И не мудрено, ведь я их ни разу не надевала. Знаешь, как-то не выпадало подходящего случая, - зеленые глаза Алсу излучали беспредельную искренность.
«Как ты докатился до такой жизни, Тагир?– злился он на себя. – Тебя, здорового мужика, содержит твоя девушка. Для этого ли ты признавался ей в любви, заставил поверить в себя, добивался ее нежности? На одних чувствах и инстинктах любовь не построишь. Любовь надо заслужить потом и кровью, отвоевать от судьбы право на нее».
- Дорогая, я нашел работу в авторемонтном цехе. Надеюсь, тебе не придется больше устраивать погоню за золотым тельцом. Роль охотника и добытчика в этом доме – моя. Не сомневайся, я найду способ вырвать наш кусок из туши этого животного.
Желая уберечь Алсу от своего скверного настроения, Тагир вышел в сад. Баня, парная, веник, - вот что ему нужно сейчас!
Феерическая премьера Алсу в роли фотомодели отнюдь не вскружила ей голову, как можно было предположить. Она понимала, что «залезла в чужой огород», спасаясь от нужды и рискуя самым дорогим своим сокровищем, - доверием Тагира. Еще неизвестно, как может аукнуться ее авантюра в грядущие дни. Поэтому ей хотелось скорее найти работу по душе и забыть о малоприятном прецеденте.
Имея за плечами поучительный опыт безуспешного трудоустройства, Алсу решила действовать осторожно, с оглядкой. По правилам большого города, уважающие себя работодатели не брали на работу «человека с улицы». Уважающие себя работодатели принимали человека по звонку солидных людей, или, на худой конец, своих знакомых. Памятуя об этом, Алсу позвонила Альберту и попросила его, - «человека со связями», - как она выразилась, помочь. Альберт, парень неглупый, сообразил, что Алсу имеет моральное право обратиться к нему с такой просьбой и обещал посодействовать. В один из дней по его рекомендации Алсу пришла на встречу с директором предприятия химической чистки одежды Екатериной Павловной.
- Вы по какому вопросу? – спросила у Алсу секретарша, рыжеволосая девушка с выпуклыми веснушками на курносом лице.
- Я по вопросу трудоустройства. Мне назначена встреча, - поспешила ответить Алсу.
- Екатерина Павловна проводит совещание. Вам придется подождать.
Алсу послушно кивнула. «Всякое совещание когда-нибудь заканчивается, почему не подождать», - думала она. От нечего делать она начала листать подвернувшийся под руку журнал и тут почувствовала, что лицо ее заливается огненной краской, а тело погружается в ледяную прорубь: центральный разворот журнала весь был заполнен фотографиями Алсу в красных шелках. Она впервые видела себя со стороны такой разной: романтичной, расслабленной, блаженствующей. В шоке от увиденного, она рефлекторно захлопнула журнал и поправила, без всякой надобности, на себе юбку. Рыжеволосая секретарша вытаращилась на нее всеми своими веснушками:
- Девушка, с вами все в порядке?
- Все …нормально, - ответила Алсу, пытаясь улыбнуться.
- Да вы не волнуйтесь. Екатерина Павловна обязательно примет вас, как только освободится.
Ах, как некстати журнал попался на глаза Алсу! С минуты на минуту ей предстоит важная беседа с работодателем. Надо собраться с мыслями, постараться забыть о случившемся. Алсу прошла в просторное помещение, расставленное со всех сторон светлой мягкой мебелью. В кабинете не было громоздкого письменного стола с «тронным» креслом. Вместо портретов руководителей государства на стене висели репродукции картин Дали, Ван Гога и Моне, под которыми дремали декоративные растения в причудливых горшках. Сама хозяйка «художественной галереи» Екатерина Павловна сидела на диване за овальным журнальным столиком и, вместо того, чтобы руководить большим производственным коллективом, с удовольствием попивала чай.
-Проходи, Алсу, не робей, - добродушно сказал она, повернувшись к ней красивым ухоженным лицом. – Альберт ввел меня в курс вашего дела. За чашкой чая все и обсудим, - Екатерина Павловна пригласила Алсу присесть и налила ей крепкого темно-коричневого чая.
- Лицо мне твое знакомо. Кажется, я уже видела эти зеленые глаза, этот милый подбородок. Вот только не припомню, где и когда?
- Нет, Екатерина Павловна, мы видимся с вами впервые, - смущенно произнесла Алсу.
- Что ж, и такое бывает. Видишь человека в первый раз, а ощущение такое, как будто всю жизнь с ним прожила, - заметила она. - Вот, отведай-ка настоящего чая, пока горячий. Сейчас многие предпочитают зеленый чай, - с жасмином, женьшенем, но я так и не прикипела к ним. Люблю традиционный, черный чай, - в нем растворена наша женская душа. Расскажи, душечка, что тебя ко мне привело?
Алсу поведала Екатерине Павловне о своих неудачах, тщетных попытках найти работу, трудной полосе у мужа.
-Ох, уж эти мужчины! Они заставляют женщин любить себя, рожать и воспитывать детей, стирать и готовить им, уважать и бояться себя. Мало того, они еще вынуждают нас работать на производстве, поскольку сами не в состоянии обеспечить семью.
- Вы считаете, что в этом виноваты только мужчины? А общество, государство, законы? – спросила Алсу.
- Ты еще сомневаешься? Государство, законы – это те же мужчины, которые панически боятся того, что женщины отберут у них власть и выведут мужчин на чистую воду.
-И...что же вы предлагаете?
- Я не предлагаю, душечка, я делаю: я полностью презираю мужчин, плюю на них с высокой башни. Я мщу им таким способом и нахожу в этом кайф.
«Видно, крепко досадили ей мужчины, если она может позволить себе такую ненависть по отношению к ним», - подумала Алсу.
- Ты думаешь, я не любила мужчин? – продолжила Екатерина Павловна, словно читая мысли Алсу. – Любила, да еще как: безумно, исступленно, всецело отдавая себя. И вот что я поняла: есть мужская любовь, а есть любовь женская, и между ними нет ничего общего. Мужчины завоевывают любовь своей агрессией, доминированием, воспринимая любовь как обладание женщиной, как усладу для себя. А что женщины? Им ничего не остается, кроме как жертвовать собой, дозволяя мужчинам безнаказанно использовать себя в угоду мужского понимания любви.
- Увлекательная теория у вас получается, и очень похожа на правду, - сказала Алсу.
- Это не теория, милая. Это – судьба наша, горькая женская доля. Впрочем, мы далеко ушли от нашей темы. Если тебе будет интересно, продолжим при случае, - многозначительно улыбнулась Екатерина Павловна.
- Мне это не только интересно, но и полезно, - сказала Алсу.
- Гляжу я на тебя, и думаю, куда бы тебя пристроить? Не место такой милашке в производственном цехе, эти химикаты, реагенты – не для твоей нежной кожи. На днях освободится место приемщицы одежды, - женщина в декретный отпуск собирается. Пойдешь на ее место?
- Конечно, Екатерина Павловна, не пойду, а побегу! – оживилась Алсу.
- Ты погоди радоваться то. Там тоже работенка - не медом намазана. Оставь мне свой номер, я позвоню.
-Спасибо вам! До свидания!
- До встречи!
«Не все так плохо под Луной», - пропела Алсу строчку из книги Тагира, покачиваясь в такт колесных пар электрички на пути к дому. За исключением, пожалуй, одного – странствующего на просторах большого города журнала с фотографиями Алсу. Сила печати тем и страшна, что ее бессчетно растиражированные птенцы, однажды выпущенные на волю, ни при каких условиях не возвращаются обратно в печатный цех. Ни один, так другой, всегда найдет дорогу к твоему дому, или постучится в дверь, или залетит в открытую форточку и прощебечет песенку с типографской матрицы. Если журнал пробрался в приемную Екатерины Павловны, то неминуемо он постучится в ворота авторемонтного предприятия, где работает Тагир. Или залетит в открытую форточку его цеха. Но так или иначе – прощебечет свою песенку. Это лишь вопрос времени. Алсу не разбиралась в тонкостях печатного дела, и, как это свойственно юным натурам, все еще надеялась на чудесное спасение от грозящей неприятности.
В цехе по ремонту кузовов царила шумная, пыльная, творческая атмосфера, в которой Тагир чувствовал себя вполне комфортно. Талантливый человек, он талантлив во всем. Тагир на лету схватывал уроки Михалыча и очень скоро нашел общий язык…с железом. (Странно, что люди умудряются не понимать друг друга, общаясь на своем человеческом языке). Вроде бы холодный бездушный металл «улавливал» точные движения рук Тагира и, как по волшебству, исцелялся от всевозможных царапин, сколов и вмятин на своем многострадальном теле. Тагиру казалось, что железо способно «вспоминать» свои первоначальные конфигурации до мельчайших деталей, если ему давать правильные «подсказки». Вместе с мозолями в руках Тагира появились и заработки. Теперь ему не приходилось краснеть перед Алсу за свои «нетленные» рукописи.
…В обеденный перерыв, когда команда кузовного цеха дружно уплетала лапшу быстрого приготовления, до ушей Тагира донеслось «птичье щебетание»: двое парней увлеченно, не утруждая себя выбором выражений, делились впечатлениями о журнальных красотках.
- Ты глянь, Серый, какая сочная деваха! Так и просится ко мне на колени, - заржал первый.
- Да-а… Где только находят таких мордашек? Я ни разу не натыкался на такую в реале, даже близко, - откликнулся второй.
-И не наткнешься…
- Это почему?
- А потому: «Лицом прекрасным станет жопа, пройдя сквозь фильтры фотошопа!». – Оба разразились самодовольным смехом.
Неосторожно бросив взгляд на журнал, Тагир остолбенел: «в девахе, просившейся на колени» он узнал …свою Алсу. Макияж не сильно испортил ее лица, по крайней мере, не настолько, чтобы Тагир мог обознаться.
К счастью, наука еще не изобрела прибора, позволяющего считывать мысли и переживания человека. И можно только догадываться, какие чувства испытывал Тагир в эту недобрую для него минуту. По его голове будто ударили большим резиновым молотком, каким в цехе выколачивают грубые вмятины на металле. Реальность помутнела в глазах, мозг перестал существовать. Тагир безвольно присел рядом с искореженным автомобилем, который ему предстояло возродить к жизни, но в эту секунду впору было реанимировать его самого.
- Что с тобой, Тагир? Ты весь бледный как моя седая голова, - спросил Михалыч. – Нет, братишка, так не пойдет. Давай-ка закругляйся на сегодня, езжай домой, отдохни! Свою норму ты сделал.
- Спасибо, Михалыч! Ты – человек, - сказал он и побрел переодеваться.
Пережив первый удар, Тагир собирался духом. За воротами он заглянул в продуктовый магазин, купил пол-литра водки, пару яблок и направился в городской парк. Отцентральной аллеи он повернул направо, прошел еще метров двести. С каждым шагом он явственнее слышал биение своего сердца. И злость, и ревность, и обида терзали его сообща. За широкой густолистой акацией он увидел знакомую скамейку. Она была пуста. Подернутые желтизной листья, небрежно раскиданные ветром на скамейке и вокруг, напоминали о близкой осени.
Тагир присел, не спеша откупорил бутылку, - в нос ударил забытый запах спирта, - налил в пластиковый стакан и медленно, обжигающими изнутри глотками, выпил, хрустнул яблоком. У мужчины всегда найдется повод пропустить рюмку – другую, но Тагир обходился без допинга - до сегодняшнего случая, который, конечно, был для него исключительным. Вот так одно исключение, допущенное Алсу по легкомыслию, породило другое исключение, которые вместе выстраивались в недобрую цепочку. Тагир задышал ровнее, глубже, но желаемого послабления не ощущал. Он вновь наполнил стакан, разом опустошил его. Вместе с алкоголем, разливающимся по телу, потекли и мысли.
«Прежде чем говорить с Алсу, я должен сам в этом разобраться, - думал Тагир. – Алсу обманула меня, придумав историю о золотых серьгах. И жаркое из говядины с картофелем не упало с неба. Теперь понятно: Алсу позировала для журнала за деньги Альберта. На это она пошла от безденежья, в чьих лапах мы оказались по моей милости. Разве не я должен был уберечь ее от нищеты? Но… как далеко зашла Алсу в своей дружбе с Альбертом?... Доверительные отношения не возникают на пустом месте…И не надо мне рассказывать сказки про белого бычка о бескорыстной дружбе между мужчиной и женщиной… Я с утра до вечера парюсь со своими железками, а она в это время... С кем она ходит, чем занимается?...»
Водка делала свое коварное дело: мысли теряли целостность, плутали, обрывались, заводя Тагира в непролазные углеводородные топи. Он вдруг встрепенулся, будто вспомнив о чем-то очень важном, не терпящем промедления, и нетвердой походкой пошагал прочь от скамейки. По пути заглянул в магазин, взял еще бутылку водки, спрятал ее в надежный внутренний карман плаща и направился в сторону вокзала.
(Как всегда, на самом интересном месте....Не стоит переживать, продолжение будет))
(Пацан сказал, пацан сделал)) (Обещанное продолжение)
Такая вот закономерность: чего больше боишься, то и грядет. Видимо, страх устает бояться, и как магнит притягивает к себе предмет опасности, желая скорее столкнуться с ним в лоб, с глазу на глаз, а там – будь, что будет. Но злая усмешка судьбы состояла в том, что страх вошел в дом и молча уставился на Алсу пьяными глазами ее любимого Тагира.
- Ты выпил, да? – спросила Алсу, еще ни о чем не догадываясь.
- Да, выпил. В парке на нашей скамейке. Между прочим, в теплой компании с тобой, - ерничал Тагир.
- В каком смысле со мной? – не поняла его слов Алсу.
- В прямом и переносном, - Тагир извлек из бокового кармана сложенный вдвое журнал и бросил его на стол. – Здесь тебя так много, что и мне хватило, и еще другим осталось.
-А… вот ты о чем, - прозрела Алсу. «Открылся кривой след от кривого шага», - мелькнуло в голове. – Ты ждешь моих оправданий? – спросила она, посмотрев ему в глаза.
- Я был бы рад, если тебе не в чем оправдываться. Но, по-моему, ты слишком далеко зашла с этим Альбертом. Настолько, что уже не считаешь нужным посвящать меня в подробности… своей дружбы. Этот журнал, полагаю, - не единственное детище вашего общения. Жаркое из говядины с картофелем – тоже его милость? Зачем ты придумала сказку о золотых сережках? Значит, тебе есть, что скрывать от меня.
- Да, я участвовала в проекте Альберта, не сказав тебе об этом, поскольку боялась, что ты можешь запретить мне сниматься для журнала. На тот момент предложение Альберта было единственной возможностью заработать денег на жизнь. Я не хотела рисковать выпавшим шансом.
- Что ж, поздравляю, ты не упустила своего шанса, но какой ценой? Ты великодушно впустила обман на порог нашего дома, в наши с тобой отношения. Возможность заработать для тебя важнее моего доверия к тебе.
- Нет, Тагир. Ты излишне драматизируешь ситуацию. Твое доверие ко мне не должно зависеть от случая. В свое время я шагнула на твой берег, услышав свое сердце. А сейчас… пусть твое сердце подскажет тебе: верить мне или нет. Словами тут не поможешь, - сказала Алсу. Слезы катились по ее лицу безмолвным криком израненной души. Смешался в этих каплях и соленый вкус раскаяния за свою опрометчивость, и горечь обиды за надуманные подозрения, и женское сострадание Тагиру, одолеваемому беспричинной ревностью. «А ведь правду сказала Екатерина Павловна: мужчина принуждает женщину любить себя по своим правилам, «в угоду мужского понимания любви» - подумала Алсу. – Но что может противопоставить женщина этой силе? Еще большую слабость? Еще большую покорность? Или в женском арсенале есть еще кое-что?…».
Тем временем Тагир почувствовал тошный позыв накатывающегося похмелья. Желая освободиться от его сжимающихся тисков, он достал из кармана непочатую бутылку водки, плеснул полстакана. Алсу беззвучной тенью, похожей на себя, принесла на стол еды: салатов, копченостей. Тагир молча выпил, пожевал колбасы. Похмелье отпустило, но водка не смыла нестерпимую обиду, нанесенную самым близким человеком.
- Поражаюсь я, Алсу, твоему таланту,- затеял разговор вновь захмелевший Тагир, развернув перед собой злополучный журнал. – Как искусно ты научилась позировать: вот этот твой лазерный взгляд, до боли знакомый, он проникает в самое сердце, чтобы испепелить его; вот эта твоя лебединая шея, она изогнута так, как если бы ловила чей-то нежный поцелуй; вот твоя грациозная спина расслаблена в ожидании мужского прикосновения; а эти соблазнительные бедра, они пышут желанием раскрыть свою тайну. Кра-со-та! Видно, хорошие были у тебя учителя, Алсу? А кто, кстати, помогал тебе в студии? Не Альберт, случаем?
- В студии на тот момент не было никого, кроме меня и тебя, Тагир, - ответила Алсу. – Да, не удивляйся, мы были там вдвоем. Мой взгляд ловил твои глаза, мою шею целовали твои губы, а мои бедра знают только твои сильные руки. Мне этот психологический секрет Ольга подсказала, ассистент-постановщик. Иначе у меня и не получилось бы. Уж лучше бы не получилось ничего, - выдохнула Алсу.
Тагир потянулся за водкой, стал подливать себе.
- Тагир, может, хватит уже пить? Завтра не праздник, если ты не забыл, тебе на работу надо.
- А тебе…куда завтра надо?
- Я останусь дома, буду тебя ждать. Схожу на станцию только за продуктами.
-Ну-ну. Говоришь, твои бедра меня только признают?
-Да, мой дорогой, только тебя, - Алсу подошла к нему сбоку, невесомыми руками обвила его шею и потянулась поцеловать. Забрызганный углеводородом мозг среагировал непредсказуемо: размашистым движением руки Тагир оборвал ее ласку и резко оттолкнул от себя. Это случилось настолько внезапно, что с лица Алсу не успела сойти нежность, предназначавшаяся Тагиру, а широко раскрытые глаза ее наполнились ужасом и болью унижения. Вероятно, именно сюрреалистичность происходящего вернула Тагиру рассудок. Его сердце защемило от боли и нахлынувшего позора.
«Что ты творишь, Тагир?! – начал он соображать. - Только слабый нисходит до грубой силы. Ты ничтожный сопливец, преисполненный жалости к себе. Да разве Алсу, - это нежное, любящее тебя создание, - виновата в твоей несостоятельности как личности, в твоих пустых поисках самого себя? Ты в вечном долгу перед судьбой за счастье видеть и слышать Алсу, чувствовать ее тепло, дышать ее свежестью. Ты – самоубийца, поднявший руку на собственное счастье».
Тагир медленно, сначала на одно, потом на другое колено, припал перед Алсу. У мужчины нет поступка более мужественного и возвышающего его в глазах женщины, чем этот.
- Прости меня, Алсу… Я погорячился, и никогда не прощу себе этого. Себя нельзя прощать. Только ты можешь понять и простить меня...
Алсу молчала. Ее сознание отказывалось мириться с тем, что все это происходит ни с кем-нибудь в каком-нибудь кино, а именно с ней, в ее реальной жизни.
- Ложись спать, Тагир, - сказала она.
Алсу проснулась среди ночи от духоты. Рядом в бесчувственном сне спал Тагир. Маленькое пространство домика пропиталось водочным перегаром. Алсу вышла подышать на улицу. То, чего она боялась, свершилось в наихудшем варианте. Если бы она могла знать, насколько тяжкими бывают последствия легкомыслия! А может, просто не захотела знать? Поддавшись блажи, действуя наугад, она просчиталась. И не в чем ей прощать Тагира, отмахнувшегося от нее в пьяном запале. Если кто и виноват в случившемся, так это она сама. Какое жуткое, некрасивое это слово – «вина», оно звучит как «война», требующая жертв, а еще как «gunah», которое на языке фарси означает «грех».
«Невинным бывает только рассвет, вот этот рождающийся день, - думала Алсу, наблюдая выплывающую с восточного горизонта молочную ленту. – Кому-то этот день принесет радость, но не мне, и не Тагиру. Нам он добавит страданий, еще более невыносимых. Я разрушила наше счастье, отравила жизнь любимому человеку. И к чему теперь искать оправданий? Я должна испить свою чашу до дна».
В предрассветном тумане среди спящих яблонь мелькнула тень. Может, это привиделось Алсу, - причудливая игра светотеней в старом саду горазда на всякие шалости. Загадочно другое: вместо того, чтобы, испугавшись, забежать скорее в дом, Алсу шагнула в погруженные во тьму заросли, навстречу неизвестности. Она будто слышала чей-то шепот: «Уже светает, нужно спешить…».
По знакомой тропинке Алсу поднялась на возвышенность, и, обежав лесок, вышла на высокий берег реки. Внизу, прямо под ногами текла темная вода.
Она стояла в шаге от края обрыва, кожей ощущая перед собой холодную пустоту. Над ее головой одиноко мерцала в прощальном блеске утренняя звезда Венера – подруга всех влюбленных, но вот-вот она погаснет …вместе с последним рассветом Алсу.
«Прощайте, мои несбывшиеся надежды, я уношу вас с собой в реку вечности…Прощай, мой Тагир! Ты – лучшее, что у меня было в жизни…И не печалься по мне: мы встретимся с тобой на небесах, среди наших счастливых звезд, чтобы никогда уже не расставаться. И ты мне почитаешь свою поэзию:
Надежды участь – умереть последней,
В холодном одиночестве застыв,
Напрасные волнения намедни
В узоры ледяные обратив.
Сердце Алсу задрожало в предчувствии беды. Познавшее чистую, настоящую любовь, оно не хотело умирать, задохнувшись в темном потоке воды. И вдруг Алсу почувствовала под самым сердцем мягкий толчок, один, другой, будто живые капельки переливались в ее животе. Это зародившаяся в ней новая жизнь заявляла о себе беззвучным криком: «Я здесь, мама! Я живу!" Рука Алсу инстинктивно потянулась и нежно погладила пульсирующее место: «Боженька не отвернулся от меня. Он дал мне спасителя – моего ребенка! Не бойся, мой малыш, мама любит тебя! Но… что я здесь делаю? Одна, на этом пустынном берегу? Где сейчас Тагир? Ведь он еще не знает о нашем счастье…».
Очнувшись от кошмара, Алсу побежала прочь от страшного места. Скорее! Домой! Она летела к любимому, не чувствуя под ногами земли, и бросилась к спящему в бреду Тагиру.
- Алсу, родная моя! Как хорошо, что ты разбудила меня. Мне снилось, будто ты стоишь над черной пропастью. Она расширяется, все ближе подбирается к твоим ногам, а я ничего не могу с этим поделать. Пытаюсь тебя подхватить, уберечь от опасности, но срываюсь в пучину и падаю, падаю без конца. Сердце застыло от страха.
- Не волнуйся, милый, все в порядке. Это водка замутила тебе сознание, вот и приснился вздор.
- Ай! Моя голова! Она будто стеклянная и крошится на мелкие осколки, - на лице Тагира проступили муки похмельных страданий. –Зачем, зачем я пил эту отраву?! Алсу, помоги мне, сделай что-нибудь…, - он припал свинцовой головой к ее груди, пытаясь найти облегчение.
- Потерпи, дорогой. Я принесу крепкого чая, тебе полегчает. Я мигом…
Попив чая, Тагир заметно ожил, но сивушный синдром никуда не делся, а только притаился внутри тела.
- Алсу, можно я сегодня дома останусь? – обезволенный Тагир просительно смотрел на Алсу. – Позвоню Михалычу, отпрошусь, он хороший человек, выручит.
- И то правда, какой из тебя работник сегодня? Устроим тебе сегодня банный день, в прямом и переносном смысле слова, - с хитрецой произнесла Алсу.
- Спасительница ты моя!– обрадовался Тагир как ребенок.
Уладив вопрос с Михалычом, он занялся баней, Алсу же принялась готовить куриный бульон, который был очень кстати в ситуации Тагира.
Пропарившись в бане до седьмого пота, поев ароматного куриного бульона с зеленью, Тагир обрел, наконец, человеческое лицо.
- Тагир, я должна сообщить тебе очень важную новость, - серьезным тоном начала Алсу, насторожив его.
-Не томи же, Алсу, - взмолился он, не выдержав затянувшейся паузы.
- Скоро я стану мамой, а ты – папой, - просто сказала Алсу.
После этого пауза запечатала уста Тагира, а нетерпение переметнулось к Алсу. Наконец, Тагир нашел подобающие случаю слова:
- У нас будет ребенок?! – то ли спросил, то ли воскликнул он.
-Да, Тагир, теперь нас трое, представляешь?
Тагир, конечно, не представлял, и вряд ли это представляла сама Алсу. На крыльях радости он подхватил Алсу на руки и начал неуклюже, но по-своему трогательно укачивать и убаюкивать ее, словно младенца. Сердца обоих переполняло необычайное в своей новизне, доселе неиспытанное чувство блаженства, хрупкое и беззащитное как дитя, чистое и свободное, как небо.
Жизнь как азартный старатель на прииске просеивает людей сквозь сито испытаний и соблазнов, и редкие крупицы золота остаются в лотке после вымывания пустых пород. Немало трудностей успело выпасть на долю героев нашей повести, едва она сделали первые шаги в самостоятельной жизни. А сколько им предстоит еще пережить?
В согласии с традициями, Тагир и Алсу побывали в мечети, где приняли мусульманский обряд бракосочетания - Никах. Получив благословление Всевышнего на вечный брачный союз, они стали мужем и женой. Общая радость очистила души Алсу и Тагира от неприятностей минувших дней.
К назначенному природой сроку старый сад завершил свои сезонные труды, и в ожидании долгого зимнего покоя укрылся плотным золотым одеяльцем. В один из таких понурых дней Екатерина Павловна, директор предприятия химической чистки одежды, пригласила Алсу к себе.
- Здравствуй, Алсу, устала, небось, дома сидеть? – приветливо улыбнулась она.
-Здравствуйте, Екатерина Павловна! Буду вам очень признательна, если спасете меня из домашнего заточения.
- Как я тебя понимаю! Женская душа, она ведь как цветок, чахнет без света, без живого общения. Для того и пригласила тебя, чтобы сказать: с завтрашнего дня можешь приступить к работе, как и договаривались, в приемном пункте одежды.
-Спасибо, Екатерина Павловна. Никогда не забуду вашей доброты.
- Да уж какая доброта? Обычные трудовые отношения. Но признаюсь честно, мне нравится твоя душевность. Ты бесхитростная, искренняя. Нынче такие девушки – большая редкость, скорее, даже исключение. Я хочу сделать тебе подарок, Алсу. Надеюсь, ты не будешь возражать?
- Даже не знаю, что ответить вам, Екатерина Павловна. Неудобно мне от вас подарки принимать, но и расстраивать вас отказом тоже не хочется, - смущенно улыбалась Алсу.
- Кажется, я начинаю понимать, в чем твоя сила, - в твоей беззащитности, открытости. Но это оружие – весьма избирательного действия, оно может обернуться и против своего обладателя. Да что я тебя страшилками пугаю? Побольше позитива, - вот чего надо брать от жизни! Поехали, Алсу!
Женская душа загадочна не настолько, чтобы не разгадать, в каком заведении города она получает желанный позитив в максимально концентрированном виде, - в магазине модной одежды.
- Форма должна соответствовать содержанию, - изрекла Екатерина Павловна, деловито оглядывая ряды торгового зала, - И сейчас мы подберем тебе, Алсу, то, что принадлежит тебе по праву рождения.
Через час с небольшим из магазина модной женской одежды вышли две нарядные дамы, в одной из которых не без труда можно было узнать Алсу. Одетая в классическое пальто оливкового оттенка с отложным воротником и поясом, акцентирующим талию, в стильных сапогах такого же тона и с сумочкой через плечо, она привлекала внимание прохожих неброской женственностью и изяществом силуэта. «Если вас поразила красотой женщина, но вы не можете вспомнить, во что она была одета, значит, она была одета идеально», - эти слова Коко Шанель, пожалуй, будут здесь вполне уместны.
- Грех не отметить обновку! - торжественно объявила Екатерина Павловна, выруливая машину на следующий маршрут следования. Дамы прибыли в уютный ресторанчик, который был для того и придуман, чтобы пресыщать своих гостей позитивными ощущениями в самом широком ассортименте.
- Милая Алсу, позволь мне называть тебя подружкой, - сказала Екатерина Павловна, комфортно устроившись на диванчике.
- Если вам так угодно, я буду только рада, - ответила Алсу.
- Вот и прекрасно. В таком случае я скажу тост: предлагаю выпить за нашу женскую дружбу!
- С удовольствием, - поддержала Алсу, чокаясь с ней бокалом красного вина. – И хочу сказать Вам, Екатерина Павловна, большое спасибо за роскошные подарки.
- Подружка, мы пьем за дружбу, а ты все на «вы», да еще по имени-отчеству. Для тебя я Катя, просто Катя, окей? Как там у Пушкина? «Пустое вы сердечным ты она, обмолвясь, заменила, и все счастливые мечты в душе влюбленной возбудила...»
- Спасибо…тебе, Катя!
- Теперь другое дело! И тебе спасибо за «сердечное ты», - улыбнулась она. – Признаюсь честно, я впервые встречаю такую девушку, в которой красота и ум живут в столь совершенной гармонии.
- Ты преувеличиваешь, Катя. Чтобы увидеть такое совершенство, тебе достаточно посмотреться в зеркало, - сказала Алсу.
-Ах, твоими бы устами да мед пить…Но я уж не так молода. Лучшие мои годы, увы, тю-тю…, - засмеялась Катя.
-Катя, ты не забыла, зачем мы сюда приехали? За позитивными эмоциями. У меня есть тост, подружка: предлагаю выпить за мечту! За то, чтобы наши мечты сбылись!
- Прекрасный тост! - подхватила Катя. Дамы, рассыпчато прозвенев бокалами, выпили, улыбнулись друг-дружке.
- А какая у тебя мечта, Алсу? Если не секрет, конечно…
- Нет, Катя, не секрет. Я с детства мечтала стать певицей, училась петь, подражая соловьям. Мне снились большие сцены, огромные залы, где я блистаю талантом. Меня любят, мной восхищаются, меня показывают по телевизору…Сейчас-то я понимаю, что это были наивные детские грезы, которые улетучиваются вместе с уходящим детством.
- Но почему ты говоришь о мечте в прошедшем времени, Алсу? Разве твой талант, твой голос не при тебе?
- Конечно, в глубине души я мечтаю петь. Для этого и приехала в город, чтобы учиться вокалу, донести до людей свой дар, но…меня не услышали, не захотели понять. Большому городу нет дела до моего таланта.
- Ты еще так молода, Алсу. У тебя была только первая попытка, будет вторая, третья… Если мечта достается легко и непринужденно, то это и не мечта вовсе. Самые вкусные плоды растут на самой высокой ветке, и рукой до них не дотянуться, даже если встать на цыпочки. У тебя есть крылья, и ты обязательно взлетишь однажды, Алсу.
- После твоих слов мне уже хочется летать… Расскажи мне о своей мечте, Катя.
- Ты не поверишь, Алсу, но я все еще мечтаю о любви. Только не о плотской любви, какая бывает между мужчиной и женщиной, - о любви душевной, свободной, равноправной, которая не порабощает, а, напротив, раскрепощает, не требует жертв, а дарит радость.
- Мне кажется, ты несколько идеализируешь само понятие любви. Лично я не верю в равноправную любовь. Из двух ее полюсов один всегда будет сильнее, а другой обязан быть слабее, чтобы разрядить в себе энергию первого и не допустить перегрева.
- Вот так примерно и рассуждают мужчины. Они сочинили миф о том, что женщинам на роду предписано быть слабой стороной, навесили на нас ярлыков: «слабый пол», «хранительница домашнего очага» и тому подобное. Лично я трижды была замужем, имела любовников, но так и не обрела женского счастья. Напротив, с каждым своим замужеством я находила новые подтверждения своим догадкам в том, что мужчины мне противопоказаны. Им ведь не нужны наши женственность, чувства, переживания, им подавай наши интимные услуги, собачью преданность и лошадиную силу в хозяйстве. А что взамен? Унижения, насилие, презрение. И это ты называешь любовью, Алсу?
- Не спорю, Катя, мужчины далеко не идеальны. Но так устроено природой: женщина всегда была зависима от мужчины. Без мужского участия она не может стать матерью, воспитывать своих детей. Ты же не отрицаешь миссию женщины как продолжительницы человеческого рода?
- Нет, конечно. Но я за материнство добровольное, не по принуждению, а из любви и милости к мужу и детям. Открой глаза, Алсу: наше общество давно уже превратило материнство - этот Божий дар в яичницу: женщины, становясь матерями, подпадают в еще большую зависимость от мужей, превращаются в заложниц этого священнодействия.
- Катя, я должна поделиться с тобой, как с подружкой: скоро я стану мамой, - сказала Алсу.
- О! Вот так сюрприз! Поздравляю, Алсу! За это стоит выпить.
- Ты знаешь, Катя, а ведь мой ребенок спас мне жизнь.
- ?!
Алсу рассказала Кате свою историю о фотосъемках для журнала, о ревности и обиде Тагира, о том, как она на рассвете оказалась одна на краю высокого обрыва, и как спасительные толчки зародыша пробудили ее от кошмара.
- Вот это чудо! - воскликнула Катя. – Тебя спасла твоя любовь, Алсу. Я поражена. И слава Богу, что все так хорошо закончилось… А я все гадала, где могла тебя видеть…Вспомнила, я видела твои фотографии в журнале! Замечательные снимки. Но я не понимаю тебя, подружка. Имея такой талант, ты просишься на работу в химчистку? Почему бы тебе не продолжить карьеру фотомодели?
- Пойми, Катя, я не смею идти против воли Тагира. Однажды я уже рискнула пренебречь его мнением и едва не поплатилась за это. Больше не хочется искушать судьбу.
- Вот тебе, пожалуйста, еще один живой пример мужского эгоизма: Тагир повел себя как типичный феодал средневековья. Еще немного, и он заточит тебя в золотую клеточку, да еще прикроет сверху покрывалом, чтобы, ненароком, никто не увидел тебя. А ведь красивая женщина, она словно произведение искусства, сотворенное величайшим мастером. Этот шедевр не может являться частной собственностью, укрытой от глаз. Никому не придет в голову обвинить солнце в том, что оно светит всем людям в равной степени. Так и красивая женщина должна быть на виду и восхищать своим совершенством ценителей и поклонников. Разве я не права?
- Спасибо, Катя, за такой солнечный комплимент. Но я, пожалуй, воздержусь принять его на свой счет, поскольку он ко многому обязывает, боюсь, не осилю я, - отшутилась Алсу.
- Зря, я так старалась, - Катя сделала на лице обиженную мину. Но ничто не портило ее броской, бескомплексной красоты: ни кокетливая обида, ни хмельное веселье (бутылка итальянского «Бароло» была на исходе), ни избыточная вульгарность в поведении. Сидя на диване, она ни на минуту не оставалась в застывшей позе: то небрежно закидывала ногу на ногу, обнажая изящно очерченные бедра, то вальяжно откидывалась на спинку дивана, устремляя к потолку полуоткрытые в глубоком декольте пышные груди. Будь на месте Алсу мужчина, ему пришлось бы погубить изрядное количество нервных клеток, удерживая себя в рамках маломальских норм приличия. Алсу же списывала все на накатившую позитивную волну, которую крепко оседлала ее подвыпившая подруга.
- У меня созрел тост, - заговорческим тоном сказала Катя. – Предлагаю выпить на брудершафт!
- А что значит… брудершафт? – наивно полюбопытствовала Алсу.
- Объясняю: брудершафт пьют только настоящие друзья в знак братания. Мы должны выпить свои бокалы стоя, с переплетёнными в локтях руками, - вот таким образом, при этом смотреть друг другу в глаза, и, выпив до дна, поцеловаться, - таков застольный обряд. Итак, брудершафт?!
- Брудершафт! – поддержала Алсу.
С немецкой педантичностью следуя предписанным правилам, подруги не спеша выпили свои бокалы, после чего Катя, не отрывая взгляда небесно-синих глаз от Алсу, приблизила приоткрытые над ровными рядами белоснежных зубов полные губы к губам Алсу в ожидании жеста взаимности. Алсу поймала утонченный шлейф ее духов, почувствовала теплое дыхание Кати с фруктовым послевкусием вина, ясно читала в ее глазах посыл: «Ну же, подруга, не робей! Или слабо принять мой поцелуй?». Губы Алсу цвета спелой вишни, приотворившись, подались вперед, и в следующее мгновение растворились в жарких губах Кати. Глубокий поцелуй Кати невообразимым образом отдался теплой негой внизу живота Алсу. Подруги, каждая в своей манере смутившись пережитой чувственности, расселись по местам.
-Ах, Катя, мы потеряли чувство времени. Который уже час?
-Не зря говорят: счастливые часов не наблюдают. Ты права, нам, пожалуй, пора. Я очень признательна тебе, Алсу, за этот прекрасный вечер. Мне давно не было так легко, комфортно на душе, как сегодня.
-И я признательна тебе, Катя. Ты замечательная подруга, - сказала Алсу с доверительной улыбкой на лице.
После уютного ресторана осенняя улица обожгла лица подруг зябким порывистым ветром, возвращая их в суровые реалии земной жизни. Заметив на телефоне пропущенные звонки Тагира, Алсу заспешила домой. Подруги, обнявшись на прощание, расстались.
Звонок Алсу застал Тагира в тот момент, когда он уже ехал на электричке домой, и ей не оставалось ничего, кроме как последовать за ним.
Удивительный день, проведенный с Катей, оставил у Алсу двоякие, если не сказать, противоречивые ощущения. Дорогие подарки, роскошный ресторан, светские беседы…Но что за всем этим стоит? Почему Катя выбрала ее на роль своей подруги? Алсу посетили смутные догадки, что Катя, разуверившись в любви к мужчинам, как и в самих мужчинах, придумала «свободную, равноправную любовь» к себе подобной, то есть к женщине, и, возможно, видит в Алсу не только подругу, но и объект своих сексуальных мечтаний. Неисцеленные раны женской души влекут Катю к Алсу в поиске сердечности, понимания и душевной близости. Влюбляясь в другую женщину, она, скорее, ищет пути воссоединения с собой и возвращения в родной дом. Этот глубокий, чувственный поцелуй Кати, замаскированный под брудершафт, взбудоражил не только мозг Алсу, но и женскую ее натуру и возбудил в ней ответную страсть. Не с ветру же Алсу испытала приятную негу: душевную и телесную. «Но разве это не измена моему Тагиру? – задалась вопросом Алсу. - Если это не измена, что это тогда? Оказывается, общение с женщиной, даже с подругой, не всегда бывает таким невинным, как можно себе представлять».
Катя добра, внимательна к Алсу, и как подруга, конечно, очень притягательна. Алсу хотелось с ней общаться, делиться женскими секретами, душевными треволнениями. Однако нельзя списывать со счетов вероятность того, что безобидная вроде бы женская дружба в одночасье перерастет в нечто более глубокое и серьезное (назовем вещи своими именами), - в лесбийскую любовь, - вот чего страшилась, как огня, Алсу. Она начала понимать, что у каждого человека есть свой маленький внутренний мирок, в котором живут самые сокровенные, глубоко интимные, скрытые от посторонних глаз ценности. Это - твое «Я», дом твоих желаний. То и дело в дверь его стучатся прихоть и блажь. Впустив на порог единожды, рискуешь стать их пожизненным слугой.
Дома Алсу ждал сюрприз: на ужин Тагир приготовил аппетитный плов по-домашнему, и, с недвусмысленным выражением на лице «знай наших!» суетился вокруг Алсу в ожидании признания своих кулинарных заслуг.
«Мужчина как большой ребенок, счастлив в своем неведении», - подумала Алсу, устыдившись следом собственного цинизма.
- Отменный плов! – похвалила она, - У тебя, наверное, есть свой рецепт? Поделишься со мной?
- Так и быть, скажу: все ингредиенты я приправил одной секретной специей.
- И что за специя такая? – живо откликнулась Алсу.
- Я все делал с любовью, - раскрыл карту самодовольный Тагир.
- Я так и знала! – рассмеялась Алсу.
- Ну, рассказывай, дорогая, как прошла встреча? Чем тебя порадовала Екатерина Павловна?
- Все замечательно, мой дорогой. Мы с ней так мило общались и успели даже подружиться. Все, что ты видишь на мне: пальто, сапоги, сумочка, платье, - это ее подарки.
- Но, позволь узнать, по какому поводу подарки? Не за красивые же глазки?
-Ты знаешь, Тагир, мне кажется, Екатерина Павловна испытывает ко мне симпатию, душевную привязанность. Я не посмела встать поперек ее великодушия своим отказом от подарка, это было бы неучтиво с моей стороны. Как ты думаешь, Тагир, я правильно поступила?
- Пожалуй, да. Будем считать, что ты проявила не меньше великодушия, чем она. Сегодня подарки любят тебя. А сейчас закрой глаза, не подглядывай!... Все, теперь смотри!
Открыв глаза, Алсу ахнула от восхищения: на безымянном пальце ее левой руки красовалось чудесное кольцо из красного золота с изумрудным камнем, под тон ее глазам!
- О! Мой родной! Ты волшебник! Какое сказочное колечко! Ущипни меня, Тагир, это не сон?
- Нет, дорогая, это явь. Я могу, конечно, ущипнуть тебя, но лучше поцелую, - сказал Тагир, усыпая любимую поцелуями.
- Ура. Завтра я выхожу на работу, и обязательно надену твой подарок. Но что я все о своем говорю. Как твои дела, мой дорогой? Нет ли новостей из редакции?
- Из редакции – нет. Позвонили из какой-то госкомиссии по делам печати, пригласили на беседу в любое удобное для меня время.
- Что за комиссия такая? О чем они хотят беседовать с тобой? – чуткое женское сердце уловило в нейтральных словах Тагира скрытую тревогу.
- Не волнуйся, дорогая. Простые формальности.
- Тагир, ради простых формальностей не приглашают «в любое удобное время». Тут что-то другое…Обещай мне рассказать все, как есть, сразу после встречи.
- Конечно, дорогая. С кем же мне еще делиться, как ни с тобой…
- На душе как-то неспокойно. Вот и ребеночек наш пробудился. Тихо, тихо, мой малыш! Папа и мама любят тебя…
Долгие осенние вечера дышали не только пушкинской романтикой, но и пронзающим холодом близкой зимы. Печка-буржуйка пожирала охапку дров дважды в день, обогревая ветхое жилище Тагира и Алсу. Ранним утром, бросив в ненасытную жерловину очередную порцию березовых поленьев, молодые муж и жена вновь направились в большой город, который цепко удерживал в своих объятиях их общую судьбу.
В приемном пункте химчистки, куда прибыла Алсу в ранний час, ее встретил невысокого роста мужчина с женоподобными чертами лица, и, как выяснится позже, повадками и характером тоже.
- Добрый день, девушка, вынужден вас огорчить, но приемный пункт временно не работает по той простой причине, что у нас нет приемщицы, - пропел мужчина лирико-драматическим женским голосом.
- Здравствуйте, я и есть ваша новая приемщица. Меня зовут Алсу, - представилась она.
- Боже мой! Как это замечательно! – восхитился мужчина. – Насколько мне известно, вы протеже самой Екатерины Павловны. Очень рад, очень рад! – любезничал он. «Мужчины с женоподобным характером есть самый ядовитый пасквиль на человека», - писал в свое время Виссарион Белинский. Поскольку Алсу не была знакома с творческим наследием классика, она не стала придавать значения специфическим манерам собеседника.
- Позвольте узнать, с кем имею честь? – спросила Алсу, подстроившись под его тон.
-Ах, простите, я забыл представиться. Валентин Аскольдович, начальник вверенного мне приемного пункта, - назвался он.
- Очень приятно! Не изволите ли, Валентин Аскольдович, ввести меня в курс дела? В чем заключаются мои обязанности приемщицы?
- Разумеется, Алсу…Как вас по отчеству?
- Извольте не утруждаться, зовите меня просто Алсу.
- Как это замечательно! – обрадовался Валентин Аскольдович, удовлетворенно потирая ладони рук. – Что ж, в таком случаем приступим к вашим обязанностям, которые заключаются в следующем…- далее Валентин Аскольдович в весьма лиричных тонах объяснил, что самым священным делом приемщицы является правильное оформление квитанции, непременно каллиграфическим почерком, во избежание конфликтных ситуаций с клиентами, которые почему-то считают себя всегда правыми. Подробно он остановился на том, насколько важно осматривать символы на маркировочной ленте изделия для определения вида химической обработки, и в каких случаях с вещей требуется отпарывать пуговицы и пряжки. К вещам, оказавшимся под его рукой в качестве наглядного пособия, он относился бережно и даже ласково, как если бы имел дело с хрупкими живыми существами.
Несмотря на то, что Валентин Аскольдович досаждал Алсу своими любезностями по всякому поводу и без оного, она довольно скоро освоилась в новой обстановке.
«Как это замечательно!», – улыбалась она, встречая очередного посетителя химчистки.
«Нет смысла тянуть с этим делом, выгадывая любое удобное время», - решил Тагир и набрал телефонный номер загадочного мистера «Икс», который изъявлял желание побеседовать с ним «по отдельным интересующим вопросам». Дозвонившись с третьей попытки, Тагир представился и высказал о готовности к разговору. Человек на том конце провода приветствовал его «разумное решение» и назначил ему место и время встречи.
«Ни за что бы не поверил, если бы мне сказали, что я стану клиентом этого мрачного заведения, - думал Тагир, приближаясь к монументальному зданию в центре города. – Впрочем, все когда-нибудь случается в первый раз». Оставив паспорт и мобильный телефон на посту, Тагир поднялся на пятый этаж и нашел нужный кабинет.
Мистер «Икс» на поверку оказался вполне себе обычным человеком с пепельно-русым цветом волос, усталыми, снисходительно смотрящими карими глазами и постоянной морщинистой ухмылкой на правую сторону лица. На вид ему было, пожалуй, не меньше шести десятков лет.
- Иван Сергеевич, отдел по делам печати, - коротко представился он, поздоровавшись за руку с Тагиром.
- Чем обязан вашему отделу? – спросил Тагир, стараясь не показывать волнения.
- Ты погоди горячиться, Тагир, присядь, расслабься. Хочешь чаю? – спросил он теплым, отеческим тоном. «Обычное дело для бойцов невидимого фронта – прикидываться невинными овечками, чтобы войти в доверие, и, выудив нужную информацию, подло ударить в спину», - думал Тагир.
- Пей с удовольствием, пряников вот попробуй, - предложил Иван Сергеевич, налив ему и себе крепкого чая.
Тагир отхлебнул глоток – другой и сказал уже более спокойно:
- Не думаю, что вы пригласили меня на чаепитие. Если хотите меня завербовать агентом, или там еще кем, то можете не тратить своего драгоценного времени. Это не мое амплуа.
– Недостатка в агентах мы не испытываем, и кого не попадя не берем. Доверие такового высокого уровня надо еще заслужить, - сказал Иван Сергеевич. Молодой человек был ему чем-то симпатичен, и он не спешил начинать серьезного разговора.
- Карьера государственной службы меня не привлекает. Я – за приоритет личных интересов.
- Круто ты завернул, Тагир. А не боишься поскользнуться? – спросил Иван Сергеевич. – Собственно, я для того и пригласил тебя, чтобы поговорить об отдельных моментах твоего творчества, - Иван Сергеевич достал из выдвижного ящика стола синего цвета книжку и вслух прочитал название: «Я волю мыслям возглашаю».
- Красивое название. Но что кроется за фасадом? – Он открыл закладку на нужной странице и прочитал с излишним пафосом:
Поклон не ломит спину, - это верно,
И голова повинная цела.
Тем и доволен мой народ безмерно
Под лапами двуглавого орла.
- И чем же тебе не угодили лапы двуглавого орла, Тагир? Что плохого ты усмотрел в том, что народ чтит законы и повинуется власти?
- Если это допрос, то я не намерен отвечать на ваши вопросы.
- Ну, какой же это допрос? Будем считать, это неформальная беседа двух граждан, имеющих разные точки зрения на вещи. Уверяю, наша организация допросами не занимается, для этого есть другие конторы.
- Если так, то ничего плохого в повинной голове я не усматриваю. Я лишь констатирую тот факт, что благодаря повиновению народ сохраняет голову в целости и сохранности, а посему лапы двуглавого орла ничем ему не угрожают. И потом, это всего лишь художественный вымысел автора, а свободу творческого слова еще никто не отменял.
-Да, но за этим вымыслом усматривается призыв к инакомыслию, поощрение бунтарских настроений. А это можно интерпретировать как угрозу государственной безопасности.
- Мне кажется, Иван Сергеевич, вы явно преувеличиваете значение моего скромного стихотворения, домысливаете то, чего там нет и в помине.
-Возможно, возможно, - многозначительно протянул чиновник. – Но это лишь прелюдия. Пойдем дальше. В своем философском эссе «Государство и мы» ты делаешь весьма любопытный вывод. Позволь процитировать:
«Государство построено на праве силы, на повиновении слабых – сильным, бедных – богатым, простолюдинов – знати. Поразительно, что такое общественно-политическое устройство воспринимается как должное и само собой разумеющееся не только правящей верхушкой, но и теми, на подавление которых оно направлено». Конец цитаты. Тагир, я ведь не похож на ненормального человека, правда?
- Вы похожи на нормального человека, Иван Сергеевич.
- Благодарю. Будучи нормальным человеком, прочитав твою статью, что я должен думать? А то, что автор выступает против государства как общепризнанного правового института, подчеркивает его несправедливый, ошибочный и даже палаческий характер, - вот как я должен понимать. Но, позволь, человеческая цивилизация во всем мире не знает другого способа организации общества, кроме подчинения государственной власти. И суть этой власти заключается в способности навязать свою волю, воздействовать на деятельность и поведение других людей, даже вопреки их желаниям. Власть может базироваться на различных методах: демократических и авторитарных, честных и нечестных, насилии и мести, обмане, провокациях, вымогательстве, обещаниях, но суть ее от этого не меняется – она необходима для организации жизни людей, для подчинения всех участников единой воле. В противном случае начинается хаос и насилие, которые во сто крат хуже любой организованной власти. Ты же не станешь утверждать, что анархия лучше порядка, Тагир?
- Нет, разумеется. Утверждать подобное было бы безумием. Но порядок, в моем понимании, – здание со многими этажами. И его невозможно построить, делая ставку только на силу. В строительном деле должен доминировать конструктивизм, позитивное мышление, в том числе в выстраивании этажей государственной власти. Если уж говорить применительно к нашему обществу, то мы все еще копошимся на уровне подвала – по вине архитекторов, которые носятся по коридорам власти с проектами в руках и никак не могут определиться, какого типа здание требуется построить, по вине руководителей стройки, чьи пламенные речи оставляют за собой лишь копоть и золу, по вине прорабов, которые не имеют даже представления о том, из какого материала возводить здание.
- Критиковать недостатки всякий может, но надо же что-то предлагать взамен. Ты взялся дразнить гусей, не подумав о последствиях.
- Если все время задумываться о последствиях, то остается только дома сидеть, не высовывая носа. Похоже, этого и добивается наше государство, чтобы его не беспокоили почем зря граждане со своими неудобными вопросами. И в результате вместо нормального государства мы имеем сегодня нечто вроде закрытого клуба, члены которого заняты самообслуживанием собственных интересов.
Лицо Ивана Сергеевича вытянулось настолько, что в один момент от его неизменной морщинистой ухмылки на правую сторону не осталось и следа.
- Ты парень неглупый, перспективный. У тебя красивая жена, вы любите друг друга, ждете ребенка. Что еще тебе нужно для счастья?
- Хороший вопрос вы задали, Иван Сергеевич. Признаться, сам я еще не задавался этим вопросом. Если дадите время подумать, я представлю свои соображения, может, даже в письменном виде. На вскидку могу сказать, что счастье - это возможность раскрыть себя как свободно мыслящего человека, чего я не могу позволить сейчас по весьма прозаичным причинам, поскольку вынужден бороться за элементарное выживание. Позвольте нескромный вопрос, Иван Сергеевич?
-Позволяю.
- Вы сами как оказались в этой организации? Не думаю, что еще в детстве мечтали стать винтиком репрессивной машины и нашли в этом свое призвание?
Иван Сергеевич мог не обременять себя ответом, бросив какую-нибудь сентенцию типа: «Вопросы здесь задаю я» или что-то в этом роде. Но он счел, что искренность и предельная открытость Тагира не заслуживают подобной топорности, и с его стороны было бы примитивно нечестно играть в одни ворота.
- Что же, если сумел задать вопрос, то сумей выслушать и ответ, - улыбнулся он как-то по-свойски, скинув маску непроницаемости. – Я ведь по первому образованию – учитель истории. Много лет работал с детьми, изучал эпоху сталинизма не любопытства ради, а по сугубо личным мотивам: моего отца забрали еще до моего рождения, когда мать носила меня в утробе. Для меня по жизни не было важнее вопроса: «Почему, за что оставили меня и моих сестер без отца, а мать – без мужа?». Я хотел понять, было ли это нелепой случайностью или неминуемой трагедией нашей семьи в тот злосчастный период. Но простому учителю даже со специальным образованием это оказалось не по зубам. Чтобы добраться до архивного дела отца, я решился поменять профессию, окончил специальные курсы и влился в систему. Нашел ли я истину? Да, но лучше бы не находил. На отца донес его родной брат Аркадий, мой дядя Аркаша, после задушевного братского разговора за чаркой самогона. Уж какие черти дернули его за язык, неведомо, но те же черти затащили его в петлю в собственном сарае, когда отцу вынесли расстрельный приговор.
- Печальная история, - сказал Тагир. - Но разве не система была виновата в том, что брат предал брата?
- Не без этого, разумеется. Есть у нас такая национальная забава: вначале сбрасываем снег с высокой крыши, а потом смотрим, свесив головы, на чью башку упадет, а кому повезет увернуться. И начинаем изливать крокодильи сострадания по невинно убиенным. Вот так и живем: от революции до контрреволюции, от тирании до полного развала страны, и никак не разорвем этот замкнутый круг.
- Только добро способно разорвать этот порочный круг, Иван Сергеевич, добро, возведенное в закон жизни. Идеология добра должна стать государственной политикой, общенациональной идеей, чтобы вытеснить эту дьявольскую идею обогащения кучки людей за счет обнищания остальных. Любой закон, каждая реформа в государстве должны пропитаться добротой и гуманностью, и обращены не столько к разуму, сколько к сердцам людей. Сейчас у нас все – с точностью наоборот: балом повсеместно и безраздельно правят сила и корысть, о чем остается только сожалеть.
- Жалость, сострадание и прочие сантименты – пристанище слабых людей, - сказал Иван Сергеевич, вновь облачившись в маску неприступности. – Вернемся к нашим баранам. Мой служебный и…человеческий долг – предупредить тебя о возможных последствиях деструктивной позиции, которой ты придерживаешься в своем творчестве. Однажды оказавшись в поле зрения служб, ты остаешься в нем навсегда. Я и мои коллеги можем в любое время пригласить тебя. Советую не посвящать никого в детали нашего разговора, - это в твоих интересах, - сказал Иван Сергеевич, помолчав секунду, добавил, - Пойми правильно, Тагир, мы не карательный орган. Наша задача – помочь людям избежать неприятностей, указать на их ошибки и наставить на путь истинный. Всего доброго! - оставаясь в кресле, Иван Сергеевич протянул руку на прощание. Тагир не то, чтобы пренебрег его жестом, а, скорее, не заметил его, поскольку был сосредоточен на своей мысли.
- Иван Сергеевич, прожив свою жизнь в плену так называемого «синдрома здравого смысла», вы теперь навязываете то же и другим, призываете сочувствовать угнетателям, оправдываете их действия необходимостью, и, в конечном итоге, отождествляете себя с ними. У меня еще есть силы противостоять этой болезни, и позвольте мне самому сделать свой выбор в жизни. И вам всего доброго!
Выйдя на свежий воздух, Тагир закурил сигарету, жадно затянулся. Руки едва заметно дрожали после аудиенции. Мутное впечатление, вынесенное из мрачного здания, выплеснулось в скороспелое четверостишие:
Кнут и пряник ходят рядом,-
В этом кроется сарказм:
То нам пряник мажут ядом,
То кнутом набьют оргазм.
«С паршивой овцы хоть шерсти клок», - мелькнуло в голове Тагира. Записав стих в блокнот, он продолжил путь, неважно куда, лишь бы подальше от этого места. Увиденное на перекрестке, словно в замедленном фильме, отпечаталось в его сознании. Двое пожилых бомжей медленно, семенящей походкой переходили улицу. Обветренные, загорелые лица, ветхая, не по сезону легкая одежда, деревянный посох и пластиковый пакет в руках. Престарелые мужчина и женщина крепко держались друг за друга на скользком асфальте. На кого же им еще рассчитывать? Бедолаги одним своим видом портят декорацию благоприличия, где бы и когда бы не появлялись, и потому гонимы отовсюду. Судьба отобрала у них все: семью, детей, жилье, имущество, но не смогла отнять желания жить, дышать, ходить по земле. У человека нет ничего дороже жизни, которая в лишениях и унижениях, голоде и холоде становится еще ближе и милее сердцу.
«Я ведь тоже бомж: лицо без определенного места жительства, - подумал Тагир. - Своими «комариными укусами» я только раздразнил гусей. Мной заинтересовались спецслужбы, – экая честь. Нет, Тагир, с властью надо бороться его же оружием – законом. И первое – что я должен сделать для моей семьи – отсудить у государства мое законное жилье. У меня не так много прав, чтобы ими разбрасываться», - решил Тагир.
Увидеться сейчас с Алсу для него было также важно, как путнику утолить жажду после дальней дороги. Переговорив по телефону, он напросился навестить ее на рабочем месте.
В приемном пункте химчистки из-за спин посетителей Тагир не сразу разглядел Алсу, одетую в синего цвета униформу и фирменную бейсболку. Занятая клиентами, она кротко улыбнулась Тагиру зеленым блеском глаз, дав понять, что придется дождаться свободной минутки. Ее родной, ласковый взгляд, узнаваемые движения рук, манера речи с легким наклоном головы набок, прядь волос, случайно оброненная на лоб, - все в ней умиляло Тагира до слез. Он не мог представить свою и ее жизнь в разных, обособленных координатах, воспринимал себя с ней как одну живую сущность, думал, дышал и чувствовал категорией «мы». Он никогда и ничего не просил у судьбы и молил только одного – быть с нею вместе целую вечность, но даже вечности, казалось, им будет мало.
Наконец, «туча» клиентов рассеялась, и Тагир оказался в фокусе солнечной улыбки Алсу.
- Привет, дорогая! Не знал, что химчистка пользуется таким массовым спросом у населения. Похоже, этот город давно нуждался в большой чистке.
- Привет, мой дорогой! Да уж, скучать не дают, и это хорошо. Валентин Аскольдович, наш начальник, сказал, что моя зарплата и премиальная зависят от количества посетителей. Как твои дела, Тагир?
- Невероятное совпадение: я тоже побывал сегодня в чистилище – на предмет гражданской благонадежности. Не волнуйся, прошел успешно, и теперь я стерильный с ног до головы.
- Вернемся домой, проверю, - сверкнула глазами Алсу.
Откуда-то из-за вешалок летящей походкой выплыл Валентин Аскольдович, заметив Тагира, уставился вопросительным знаком на Алсу.
- Мой муж Тагир, - сказала Алсу, приводя Валентина Аскольдовича в неописуемый восторг.
- Как это замечательно! – протянул он своим контральто. – Тагир, у вас прекрасная супруга, она очищает людям не только одежду, но и души, - озарился он.
- Благодарю вас, Валентин Аскольдович. Она у меня на все руки мастерица, - добавил свою ложку бальзама Тагир.
Завершив рабочий день на столь любезной волне, Алсу и Тагир поспешили домой. Тагир, как и обещал, в подробностях рассказал своей половинке о перипетиях прожитого дня, о том, чем он растревожил покой могущественных государственных мужей.
- С этого дня я назначаю себя твоим цензором, - сказала полушутя - полусерьезно Алсу. – Не надо тебе соваться, Тагир, в эту грязную политику. С чего ты взял, что именно тебе предначертано очистить авгиевы конюшни, которые не убирались со времен царя Гороха? Себя только испачкаешь, и никакая химчистка не поможет. Или ты забыл о нашем ребенке?
- Нет, дорогая, как можно об этом забыть. Но ты права: ни к чему мне слава Геракла, да и никакая другая. Теперь я буду жить только нашими, семейными интересами. А ты, значит, будешь одновременно и моей Музой, и личным цензором, - рассмеялся он внезапному парадоксу.
(Ну вот опять... На самом интригующем моменте...Но не стоит волноваться, продолжение обязательно будет))
(Обещанное продолжение и окончание)
Протопив железную печку докрасна, Тагир и Алсу улеглись в постель, прислушались к разгулу ненастья за окном. В саду скрипели и стонали старые деревья, подставляя худые бока безжалостным ветрам с мокрым снегом. Было ли то запоздалой расплатой им за летнее блаженство под соловьиные трели, или жестоким раундом естественного отбора природы на право цветения в новой весне? Возможно, и то, и другое. Жизнь не появляется на пустом месте, без причины и цели, но исчезает бесследно, как только перестает любить.
- Ты знаешь, Алсу, я, кажется, понял одну простую вещь, - сказал Тагир. – Раньше я думал, что многие беды человека - от тугодумия и несовершенства мысли, оказалось, наоборот, – от переизбытка ума. Люди обожествляют свой разум и пожинают плоды собственного безрассудства, служат прогрессу и живут в разрухе, восхваляют культуру и все глубже погружаются в дикие первобытные нравы. Как ты думаешь, Алсу, почему?
- Ты же сам сказал: от чрезмерного ума. Люди бояться жить чувствами и каждый свой шаг многократно просчитывают головой, считая это единственно правильным, разумным выбором. Но голова – это только инструмент, компьютер, слепой и бесчувственный, неспособный даже сопереживать. Человек должен жить сердцем, которое неслучайно расположено в самом центре нашего тела. Только в сердце рождаются, растут и живут любовь и душа человека.
- Умница ты моя! Вот и я так думаю: люди передоверили свои жизни голове и стали калеками. Они находят в лесу родник и начинают строить там завод по розливу питьевой воды, они таращат пустые глаза на картины Леонардо да Винчи, Рафаэля, Ван Гога и страдают от того, что у них дома над диваном нет подобных шедевров. Они не понимают, что вся красота жизни, ее ценность познается и переживается сердцем. Наслаждаться восходом солнца вместе с любимым человеком, слышать музыку ветра, вдыхать цветение полей, - разве не в этом счастье?!
- Стало быть, голова - враг счастья, а сердце – источник, - заключила Алсу, затем приложила ладонь Тагира к своему животу:
- Что ты чувствуешь?
Огрубелые подушечки пальцев поймали слабенькие, прерывистые колебания под кожей Алсу.
- Это…пульс нашего ребенка? – почему-то шепотом спросил Тагир.
- Да, это бьется его сердце. Недавно я прочитала, что первые сокращения сердца эмбриона заметны уже к двадцать первому дню, а мозг формируется намного позже. Сердце всегда первично.
- Я самый счастливый человек на свете, потому что люблю тебя, Алсу!
- И я тебя люблю, Тагир!
Кто сказал, что время течет быстро и незаметно, если человек занят делом? Найти бы этого умника и приставить подручным к Тагиру в цех кузовного ремонта, чтобы он прочувствовал поток быстротекущего времени на собственной шкуре. Глядишь, и пересмотрит он свой легкомысленный постулат, и надолго потеряет охоту к скоропалительным выводам.
Тагиру пришлось изрядно повозиться с угловой вмятиной на задней части кузова. Он отрихтовал ее, отшкурил, зашпаклевал, загрунтовал, покрасил, идеально подобрав цвет краски, и, в довершение, покрыл лаком. Но рабочий день все не кончался. Стрелки его наручных часов немецкого происхождения неспешно отсчитывали часы, минуты и даже секунды рабочего времени. После долгих препирательств «немец», наконец, капитулировал и выпустил Тагира из железных когтей. Вечером Тагир встретился с детдомовским другом Азатом, юристом по профессии, который согласился помочь ему в предстоящей судебной тяжбе за квартиру.
- С тебя мороженое, братишка, - обрадовался Азат, пухленький парень, похожий на свежеиспеченную сдобную булочку. - Я ведь сам недавно судился с администрацией, и знаю, как обходить «минные поля» на этом тернистом пути.
- А ты, брат, не изменился, все так же любишь сладкое, - улыбнулся Тагир. - Помнишь, как мы с тобой стащили из кухни огромный торт, который Дед Мороз со Снегурочкой должны были вынести к праздничному столу? А не тут-то было. Правда, я после этого торта три дня не слезал с унитаза и с тех пор охладел к сладкому.
- Говорил я тебе, не лопай все сразу, а ты мне: «Нельзя оставлять улики до утра», - парни хохотали до слез, вспоминая свое так и непонятое детство, которое, кажется, только поиграло с ними в прятки и куда-то убежало.
Азат, как заправский адвокат, на память назвал дюжину документов, прикрываясь которой, аки щитом, надлежало прорвать круговую оборону противника на суде.
-Без крови, значит, не обойдется? – спросил Тагир.
- Гадать не будем, - ответил Азат. – Мы должны вооружаться до зубов, как Терминатор, потому что юристы администрации будут цепляться за любую мелочь, за последнюю закорючку в законе, чтобы оставить тебя с носом. Они за это деньги получают, понимаешь?
Тагир согласительно кивнул, хотя не мог уложить в голове, отчего государственные юристы должны препятствовать исполнению закона, обязательного для всех.
В последующие дни все свободное от работы время Тагир отдавал поиску документов. Ваш покорный слуга не настолько бессердечен, чтобы на ваших глазах описывать кошмарные подробности этого сюжета. Куда гуманнее будет ограничиться кратким пересказом его содержания.
Поскольку жилье сиротам должен предоставлять тот район, из которого они родом, после долгих хождений Тагир получил на руки бесценную бумагу, подтверждающую факт своего рождения в четвертом городском роддоме. В администрации района, куда территориально входил родильный дом, ему сообщили, что для признания за ним права на внеочередное получение жилья необходимо представить справки о родителях. Ни в роддоме, ни в архиве Тагир не нашел достоверных сведений о своих родителях. Игра чиновников в футбол с искусной распасовкой Тагира в роли мяча от одного кабинета к другому продолжалась до тех пор, пока Тагир по совету Азата не обратился за помощью в правозащитный фонд, который и помог собрать документы, подтверждающие законное право Тагира на жилье. Но рано еще праздновать победу на этом фронте. Впереди ждал судебный процесс.
Алсу, разумеется, ждала этого звонка, сама того не желая, но осознавая его фатальную неизбежность, вытекающую из череды обстоятельств, в хитросплетении которых она оказалась.
-Как работается, Алсу? – первым делом поинтересовалась по телефону Екатерина Павловна.
- Все замечательно, трудимся не покладая рук, - ответила она в стиле Валентина Аскольдовича.
- Давненько не виделись, подружка, я даже успела соскучиться. Не возражаешь, если вечером наведуюсь к тебе на работу?
- Как я могу возражать, Екатерина Павловна? Своего директора мы рады видеть в любое время, - проявила субординацию Алсу.
- Но я не о работе, Алсу. Хочу пригласить тебя вечерком поплавать в бассейне, погреть кости в сауне. Что скажешь?
- Ой, Катя, но у меня с собой нет ни купальника, ни других принадлежностей, - забеспокоилась Алсу.
- Нашла тоже проблему. Заедем по пути в магазин и возьмем все, что нужно.
- Ну, если так, то я согласна, - сдалась Алсу, не находя других причин для отказа.
Услыхав о скором визите своего начальника, Валентин Аскольдович разволновался не на шутку: он начал расхаживаться взад-вперед, словно загнанный в клетку зверек, затем без всякой нужды взялся перекладывать тетради на столе, перевешивать вещи с места на место, и, достигнув апогея своего безумия, как ошпаренный выбежал на улицу, окончательно сбив с толку испуганную Алсу. Впрочем, очень скоро он вернулся с умиротворенным как у счастливого покойника лицом и букетом живых цветов в руке.
- По какому поводу цветы, Валентин Аскольдович? – спросила Алсу.
-Видите ли, милая Алсу, настоящий мужчина не должен искать повода, чтобы преподнести женщине цветы. Визит Екатерины Павловны в наше скромное заведение – само по себе замечательное событие.
В тот вечер в планы Екатерины Павловны, похоже, не входило выслушивать красноречивое эссе Валентина Аскольдовича о том, насколько замечательно обстоят дела на вверенном участке. Внезапно появившись на пороге, благоухающая и сверкающая нарядами Екатерина Павловна столь же скоро удалилась вместе с Алсу, оставив Валентина Аскольдовича в глубоком трансе с прижатым к груди букетом цветов.
Уже в машине Катя объяснила Алсу причину своей спешки.
- Представляешь, подружка, этот наш Валентин Аскольдович который год уже подбивает мне клинья, тоже мне джентльмен, - Катя прыснула смехом, представив себе всю нелепость этой ситуации. – Ну, какой из него ухажер, Алсу? Наши девочки так и называют его за глаза: «Валькой».
- Да им лишь бы зубоскалить. Между прочим, Валентин Аскольдович – человек очень порядочный и благовоспитанный, - защитила своего начальника Алсу.
- Я рада, что ты нашла с ним общий язык. Надеюсь, и мы с тобой придем к взаимопониманию, Алсу, - Катя перевела разговор на другую плоскость. Сердце Алсу екнуло: намек на взаимопонимание всколыхнул ее сомнения о странном интересе Кати.
-Я тоже рассчитываю на это, - ответила Алсу, как ни в чём не бывало.
В элитном клубе, куда вскоре прибыли подруги, для комфортного отдыха было, кажется, все, и даже немного больше: светящийся бассейн с водопадом и гидромассажем, просторный тренажёрный зал, инфракрасная кабина-сауна, вертикальный турбосолярий, бар с напитками и фруктами, караоке – система, легкая классическая музыка…И вокруг, - ни живой души, - только Алсу и Катя.
- Как тут красиво! – засмотрелась Алсу в интерьер. – Просто сказка!
- Выпьем за встречу понемножку? – предложила Катя, наполнив бокалы вином. Сказав «а», нужно говорить и «бэ», подумала Алсу, поддержав компанию.
- Как у вас с Тагиром? Любовь-морковь? – поинтересовалась Катя, сверкая небесными глазами.
- Все хорошо, Катя. Вот, полюбуйся, это его подарок, - Алсу показала свое кольцо с изумрудом.
- Ах, какое великолепие! Рада за тебя, подружка. Возможно, я ошибалась в Тагире, не очень лестно отзываясь о нем в тот раз.
- Нисколечко ты не ошибалась. Он такой разный, порой даже непонятный для меня. Странный все-таки народ – эти мужчины.
- Точно такие слова они говорят про нас – женщин. Как знать, возможно, эта неразгаданная загадка и притягивает мужчину и женщину друг к другу. А вот что притягивает подружек, ты не задумывалась, Алсу?
-Может, взаимная симпатия, общие интересы, или тайны друг друга.
-А может, все это вместе, - сказала Катя. – Ой, чего это мы тут расселись? Пойдем, переоденемся, и в бассейн! Ты идешь?
- Только после тебя!
Через несколько минут под струящимся шумным водопадом появилась очаровательная Катя, совершенно голая, похожая на сказочную русалку. Ее женственная фигура с соразмерными по ширине плечами и бедрами и утонченной талией напоминала песочные часы. Ни намека на вульгарность, напротив, все естественно и обворожительно красиво. На минутку застыв у кромки водоема, она собралась духом и в следующее мгновение с головой ушла под синь воды, заставила Алсу маленько поволноваться, прежде чем вынырнуть на поверхность.
- Присоединяйся, подружка! - весело крикнула она.
Переодевшись в купальный костюм, Алсу шагнула в воду. Подруги плавали рядышком, резвились под водой, смеялись и шалили словно малые дети, отбившиеся от родительских рук.
Катя вынырнула, как дельфин, перед самым лицом Алсу, и, обхватив сильными ногами ее бедра, прижалась телом к ней. «Кажется, наступил момент истины!», - мелькнуло в голове Алсу.
-Подружка, а давай повторим наш фирменный поцелуй, как в ресторане. Тебе понравится, - прошептала Катя, соблазнительно улыбаясь.
- Катя! Мы с тобой подруги или… любовницы?! В тот раз ты воспользовалась моей оплошностью, прикрываясь брудершафтом. Но теперь я знаю о твоих тайных желаниях: ты видишь во мне свою любовницу. Ведь так?
Словно под кистью незримого художника обольстительный взгляд Кати сменился вначале смущением, а следующим мазком – слезным разочарованием. Она отодвинулась от Алсу и, выскочив из воды, присела на кромке бассейна.
- Какая же ты вся правильная, Алсу. Неужели ты не видишь, что я испытываю к тебе настоящие, неподдельные чувства?!
Женские слезы. Какие только мотивы не призывают их на глаза? Печали и радости, надежды и потери, обман и разочарования, и, конечно, безответная любовь, пусть даже такая, - неестественно-патологическая.
Алсу глубоко переживала, что Катя испытывает сейчас душевную боль из-за нее, но поступить иначе она не могла.
- Катя, мне искренне жаль, что мы не поняли друг друга. Прости меня, если я не оправдала твоих ожиданий, не ответила взаимностью твоим чувствам, потому что это для меня - сверх всякого вероятия и против моего естества. Пока бьется во мне мое сердце, я никогда не предам свою любовь. Она у меня одна и другой мне не надо. Прощайте, Екатерина Павловна!
Наскоро высушив тело и одевшись, Алсу, не оборачиваясь назад, покинула «сказку», которая едва не закончилась для нее печально. За ошибки разума расплачивается сердце. Надо ли описывать, насколько тягостно было на душе у Алсу, закрывшей за собой вместе с дверью элитного клуба еще одну неудавшуюся страницу своей жизни, полную драматизма и душевных потрясений. Вдвойне было горько от того, что она успела привязаться к Екатерине Павловне, к этой неординарной, умудренной жизнью женщине, которую она впустила в свое распахнутое сердце. Боже упаси, Алсу не испытывала к ней ожесточения за случившееся, а продолжала любить, да, да, любить ее колоритный образ, неунывающую натуру. Страдающая от злосчастной напасти Катя вызывала лишь сочувствие. Каждый человек по-своему уникален, и его невозможно не любить за это, ну, или ненавидеть, что с философской высоты видится примерно равноценно.
В переполненном вагоне электрички охочая до бесплатных зрелищ публика не увидела слез Алсу. И уже дома, прильнув к груди Тагира, Алсу дала волю эмоциям.
- Что случилось, дорогая? Отчего ты плачешь? – спросил встревоженный муж.
- Не беспокойся, мой родной… Страшного ничего не произошло, просто переволновалась, - пыталась успокоить его Алсу, хотя сама нуждалась в успокоительном средстве. Выслушав рассказ Алсу о происшедшем, Тагир мягко обнял жену:
- Человеку посылаются испытания, чтобы привести его к счастью, которого он заслуживает. Наше с тобой счастье будет крепким и долгим, Алсу. Думаю, после случившегося тебе не следует оставаться в том заведении. Так будет лучше и для тебя, и для Екатерины Павловны. Побудь дома, отдохни, нельзя тебе волноваться.
- Ты прав, Тагир. Я и сама хотела тебе сказать, что ухожу с этой работы, которую я, оказывается, занимала задарма, по слепоте своей. Неужели на этом свете нет работы, за которое не надо расплачиваться честью? - в сердцах произнесла она.
- Мы найдем тебе работу по душе, не сомневайся, - сказал Тагир.
Наутро Алсу проводила Тагира в город, сама же осталась дома. После омерзительного вызова, брошенного ей реальностью, выпало время привести в порядок мысли и чувства. Да и домашних забот у женщины – делать, не переделать, всегда найдется, чем заняться, чтобы сберечь в жилище уют и тепло. Но прежде Алсу побродила в зимнем саду, который спал безмятежным сном, словно заколдованный, под ослепительно белым снегом. Лучики солнца, играя в хрустальных кружевах ветвей, искрились всеми цветами радуги. Яблони и груши в нарядных серебристых шубах являли друг другу светлую грацию, точно невесты на смотринах. Казалось, под каждым деревом живет добрая сказка со своими маленькими героями, которые горазды творить чудеса. Захотелось и Алсу заглянуть в этот дивный мирок, соприкоснуться с духом чистой, непритворной доброты и волшебных превращений, которые только в сказках и бывают.
Сегодня Тагиру было назначено судебное заседание по его гражданскому исковому требованию к администрации города о предоставлении ему жилья вне очереди, как сироте. Это право Тагира упоминалось многократно и в Конституции РФ, и в Жилищном кодексе, и в федеральных законах, не говоря уже о прочих нормативных актах, подробно регламентирующих жилищные отношения с участием детей-сирот. Но ни один из них как в отдельности, так и все они вместе взятые, не помогли Тагиру обрести собственное жилье, коль уж дело дошло до суда.
Несмотря на то, что правосудие часто ассоциируется в умах обывателей с женским образом богини Фемиды с завязанными глазами и весами в руке, дело Тагира рассматривал судья мужского пола, облачённый в судебную мантию, напоминающую платье инквизиторов средневековья. Вместо темной повязки на глазах у судьи были круглые очки в черной оправе, хорошо сочетающиеся с тяжелой квадратной линией его подбородка, а вместо весов – деревянный молоток на подставке. Говорят, традиция судьи стучать молотком пошла от древних шумеров. В те архаичные времена за любую провинность человека заживо закапывали в деревянном гробу. От тяжести преступления зависело количество гвоздей, забитых в крышку: чем больше гвоздей, тем труднее бедняжке из гроба выбраться. Гвозди забивал сам судья (нельзя же доверять столь ответственное дело первому встречному). Выступит, к примеру, свидетель в подтверждение факта кражи, - десяток гвоздей, почитай, заколочено. А если кто скажет, что, мол, свидетель оговаривает невинного человека, то, деваться некуда, судья тут же достает заранее припасенный гвоздодер. Как повелось в те давние времена, так и поныне вершится правосудие – с молотком в руке, вот только гвоздодер где-то растеряли.
Стукнув молотком об деревянную дощечку, судья открыл заседание, огласил суть рассматриваемого гражданского дела и поочередно выслушал участников процесса: Тагира, Азата, представителя прокуратуры, поддерживающего иск Тагира, и, наконец, ответчика, юриста администрации города. Как и предполагал Азат, представитель администрации в своем пространном выступлении назвал кучу законов и подзаконных актов, которые, на его «профессиональный взгляд», освобождают муниципальный орган от обязательств по предоставлению детям-сиротам жилых помещений и на этом основании призвал судью отказать в удовлетворении иска Тагира.
Каменное, как у статуи, лицо судьи не внушало Тагиру большого оптимизма в положительном исходе его дела. Но вот судья начал подавать признаки жизни: пошевелил густыми бровями и оглядел поверх очков каждого из присутствующих в зале, пронзая взглядом насквозь.
- Обращаюсь к представителю ответчика: в ходе последующих прений сторон прошу вас высказаться более конкретно, чем вы обосновываете ваш отказ по заявленному требованию гражданина, - произнес судья. – Прошу также всех участников процесса перейти от констатаций общих положений закона к рассмотрению вопроса по существу.
Вняв разумному голосу судьи, сторона ответчика начала обороняться точечными контрударами.
- Ваша честь, рассматриваемое спорное правоотношение априори не может решиться в пользу истца, поскольку муниципальный орган не располагает целевыми средствами для приобретения жилья лицам указанной категории. Бюджет муниципального образования расписан постатейно, до последнего рубля, и в нем не предусмотрены расходы на реализацию требования истца.
Парировать выпад ответчика взялся прокурор, поддерживающий в суде право Тагира:
- Отсутствие финансирования муниципального образования города не может являться основанием для отказа в иске, так как средства на эти цели по действующему законодательству компенсируются из федерального бюджета после исполнения муниципальным органом власти соответствующих положений закона. Представитель ответчика либо не знает о существовании данного механизма финансирования, либо намеренно пытается ввести суд в заблуждение.
Реплика прокурора стала первым гвоздем, забитым в крышку гроба пошатнувшейся позиции ответчика, который, впрочем, и не собирался ложиться в деревянный ящик, смиренно сложив руки на груди.
- Ваша честь, я не оспариваю положение закона о том, что предоставление жилых помещений детям-сиротам осуществляется по месту жительства. Но дело в том, что, во-первых, в данный момент истец не имеет места постоянного проживания в нашем муниципальном образовании, во-вторых, на истце лежит обязанность доказать наличие в пределах территории муниципального образования постоянной работы, либо его намерения проживать постоянно в пределах указанной территории. Насколько мне известно, у истца нет ни того, ни другого.
- Вы ошибаетесь, уважаемый ответчик, - теперь слово взял Азат, выступающий в роли адвоката Тагира. – У истца нет места постоянного проживания на территории муниципального образования по той причине, что администрация муниципалитета до настоящего времени всеми правдами и неправдами избегала исполнения своего обязательства по предоставлению ему жилого помещения. Истец проживает на данной муниципальной территории по праву рождения, что подтверждается справкой о его рождении, предоставленной городским роддомом. После окончания средней школы при детском доме и службы в армии мой подзащитный остался на улице именно по вине администрации города, которая необоснованно отказала ему в решении его законного требования. Ваша честь, позвольте предоставить вам для ознакомления письменные обращения моего подзащитного в адрес муниципального органа с просьбой решить его жилищный вопрос и письма государственного органа с отрицательным ответом.
Что касается обязанности моего подзащитного доказать наличие постоянной работы либо его намерения проживать постоянно в пределах территории муниципального образования, это не составляет особого труда. Вот справка о том, что истец трудится на постоянной основе на предприятии по ремонту автомобилей и имеет поощрения за добросовестную работу, - с этими словами Азат заколотил еще несколько крепких гвоздей в деревянную крышку пресловутого гроба.
Битый и израненный, но еще не сломленный представитель власти нервно потирал запотевшую лысину носовым платком размером с небольшое полотенце. Порывшись в набитой бумагами кожаной папке, он извлек оттуда лист бумаги и начал размахиваться им, как японским боевым веером гунбай. На лице его проступил оскал дикого зверя, угодившего в волчью яму, но еще не лишенного надежды на спасение собственной шкуры.
- Ваша честь, позволю напомнить присутствующим: пунктом 3 статьи 17 Конституции РФ установлено, что осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц. Законодательство нашего государства не только провозглашает, но и требует равенства всех граждан перед законом и судом. Что это означает применительно к рассматриваемому вопросу? Это означает, что при принятии решения суд обязан учитывать интересы других граждан, в данном случае – лиц, состоящих на учете нуждающихся в получении жилых помещений на льготных основаниях, у которых по времени постановки на учет право на предоставление жилого помещения возникло ранее, чем у истца. Как показывает сложившаяся в течение многих лет судебная практика, суды всегда исходили из вывода о том, что удовлетворение требований отдельно взятого гражданина влечет ущемление прав и законных интересов других детей-сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, также состоящих на учете нуждающихся в получении жилых помещений на льготных основаниях. Иными словами, государство не вправе делать исключения отдельному лицу в ущерб интересам других граждан, которые годами, а то и десятилетиями ждут решения своего жилищного вопроса. На этом веском основании прошу высокий суд отказать истцу в его ходатайстве, - кажется, чиновник открыл свой последний козырь.
В зале воцарилась тягостная тишина, которая нестерпимо давила Тагиру на виски, звенела в ушах. Оставить озвученный аргумент без ответа значило проиграть процесс. Затянувшееся гробовое молчание порушил судья, видимо, не желая превращения судебного процесса в нечто, напоминающее похоронную процессию:
- Кто еще желает высказаться по существу дела? - вопрос прозвучал для Тагира сигналом к действию, и он, не успев толком сообразить, о чем будет говорить в следующее мгновение, попросил слова. В ответ судья согласительно кивнул седой шевелюрой.
- Ваша честь, я не большой специалист в области юриспруденции, как выступившие до меня господа. Но как гражданин я не имею права молчать, когда решается судьбоносный вопрос, касающийся не только меня лично, но и моей семьи. Представитель органа власти только что сообщил, что таких людей, как я, нуждающихся в жилье, в городе набралось много. Но по чьей вине растет список нуждающихся в улучшении жилищных условий граждан? Не по вине ли администрации города, которая проявляет полную несостоятельность в решении этой проблемы? Вместо того, чтобы организовать работу по обеспечению граждан доступным жильем, чиновники заняты поиском лазеек для ухода от ответственности. Получается, что государство на деньги налогоплательщиков воюет с собственными гражданами, в чем я убеждаюсь на личном опыте. Вступив в тяжбу за собственные права в судебном порядке, я не отнимаю у граждан права поступать аналогичным образом, напротив, внушаю им пример эффективного способа защиты собственных прав.
Выступление Тагира, пусть даже в большей части эмоциональное, пришлось очень кстати, так как позволило его штабу собраться с мыслями и перейти в контрнаступление.
- Ваша честь, в развитие тезиса моего подзащитного позвольте сказать следующее: сегодня в суде рассматривается конкретный иск отдельно взятого гражданина, который отстаивает в законном порядке свое право на жилье. Как мы знаем, личные права и свободы по своей сущности неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения. Именно поэтому большинство судов, рассматривая дела данной категории, правильно исходят из вывода о том, что разрешение требований о предоставлении детям-сиротам жилой площади во внеочередном порядке не ставится законом в зависимость от наличия или отсутствия других лиц, обладающих аналогичным правом, - круглые щеки Азата, произнесшего эту речь, зарумянились цветом свежеиспеченной булочки.
В голове Тагира, как в картине абстракциониста, смешались названия законов, юридические противоречия, взаимоисключающие мнения, обрывки фраз. И нет, казалось, в этом запутанном клубке ни начала, ни конца. Но он, к счастью, ошибался. В каждом хаосе есть своя логика, если хотите, свое организационное ядро, на котором держится этот хаос. Так и в каждом сумасшествии есть свой внутренний смысл, невидимый поверхностному взгляду, но дающий сумасшествию право на жизнь в умах, нравах и поступках людей, что и отдаляет реальность от совершенства. Возможно, благодаря своему несовершенству и существует мир. Если так, то в нем есть какой-то смысл, есть что менять и обновлять, преодолевая противоречия, решая головоломные задачи со многими неизвестными.
Между тем судья, объявив об окончании прений сторон, удалился в совещательную комнату для принятия решения. Существует такое понятие, как тайна совещательной комнаты: во время вынесения судьей постановления в ней строжайше запрещено присутствовать кому бы то ни было из посторонних. Если бы мы рискнули каким-либо секретным способом проникнуть туда, то увидели бы одинокого судью безвольно погрузившимся в массивное кожаное кресло черного цвета. Крепкий чай, который он себе заварил, давно остыл, так и не пригубленный, зато во всю дымилась курительная трубка, дышащая вишневым ароматом английского табака. Если вы спросите, о чем молчит сейчас этот мудрый, преуспевающий в профессии человек со стальной волей, каким его знают уважаемые в городе люди, то я не буду испытывать ваши и без того расшатанные нервы, и отвечу сходу: о чем угодно, только не о своем решении по делу Тагира, по которому у него не было сомнений еще до начала процесса.
…В те отдаленные годы Сергей Тимофеевич делал первые шаги в судейской практике, был молод, красив и счастлив (ну, с кем не бывает подобное в цвете лет?). А тут еще пришла к ним в коллектив молоденькая практикантка, горевшая желанием примерить на себя платье Фемиды. Жгуче черные глаза, вьющиеся темные волосы, сентиментальное лицо, округлые формы тела (звали ее, помнится, Фарида) не укрылись от зорких глаз Сергея. Долгими зимними вечерами Сергей посвящал Фариду в тонкости процессуальных премудростей, сеял доброе и вечное до тех пор, пока девушка не забеременела. Тут перспективный судья струхнул всерьез, и было от чего, ведь он уже был женат на дочери известного в городе человека, от благорасположенности которого прямо пропорционально зависела его будущая карьера. С того дня, как обольститель девичьего сердца узнал о деликатных обстоятельствах, он перестал общаться с Фаридой. На его счастье, срок практики девушки в интересном положении вышел, и она, полная смятений за свою незадачливую судьбу, уехала в сельскую глубинку по месту распределения. Спустя некоторое время до ушей Сергея доползла недобрая весть, что Фарида умерла, истекая кровью во время родов, оставив новорожденного мальчика круглым сиротой. Непростительную ошибку он совершил тогда, даже не попытавшись разыскать своего ребенка, родного сыночка, и теперь до конца дней своих жить ему с неизбывной тоской и болью в сердце за совершенный грех. Вместо радости отцовства он познал его горечь: врачи написали в медицинской карте жены мертвое латинское слово «sterilitas» - «бесплодие». Не Божий ли суд над ним свершился? Проникся Сергей Тимофеевич истиной, всем нутром своим проникся, что нравственное измерение намного глубже поверхностного взгляда закона. От юридической оценки немудрено отбояриться, но от нравственной ответственности ускользнуть никто не в силах. Перед Богом всегда открыта таинственная глубина личности, сокровенная "книга совести", от которой не дано отмахнуться никому.
«Именем Российской Федерации» судья огласил свое решение: гражданское исковое требование Тагира к администрации города о предоставлении ему жилья вне очереди, как сироте, удовлетворить. Натренированным ударом молотка Сергей Тимофеевич вбил последний гвоздь в крышку гроба циничной несправедливости.
Победа! Какое сильное, потрясающее это слово! Оно означает преодолеть беду, оставив за спиной ее смердящие останки, и вдохнуть, наконец, свежего воздуха полной грудью. Тагир впервые в жизни ощутил ни с чем несравнимый вкус победы, ее головокружительную высоту и широту.
- Госпожа Фортуна вернула нам свой должок! – дома Тагир рассказал жене о судебном процессе, напоминавшем ему состязание по перетягиванию каната, в котором силы добра взяли верх над реальным, а не мистическим злом. Сияющая в ореоле радости Алсу с жадностью ловила каждое слово победителя, каждый его жест, не скрывая своего восхищения.
- У нас будет свой дом?! – переспросила она, еще до конца осмысливая сказанное Тагиром, и сама же ответила на свой вопрос. – У нас будет свой дом!
Кому как не Алсу было не знать, какой ценой Тагир выиграл это сражение. Разрываясь между тяжелой работой, семейными заботами и изматывающими хождениями по инстанциям, Тагир, и без того худой и бледный, осунулся, повзрослел не по годам, начал по ночам покашливать сухим, гулким кашлем. Бывало, рассматривая при свете луны спящего в беспокойном сне Тагира, Алсу не могла сдерживать слез, но разве жалостью поможешь? Ей хотелось скорее найти работу, какую-никакую, лишь бы его Тагир почувствовал маломальское облегчение, мог уделить время себе, своему творчеству.
Многие вещи в жизни происходят по воле случая. Люди уже сами, задним числом ищут и находят причинно-следственные связи, подводят под него некую закономерность вселенского масштаба. А ведь не к чему это. Попробовали бы отбросить свой аналитический ум в сторону и принять некоторые вещи как данность, и отпала бы сама собой необходимость во многих вымышленных теориях, бесполезных, а зачастую и вредных, если оценить их бесстрастным взглядом. Словом, закономерность заключается в том, что случайности случаются (да простится мне вынужденная тавтология).
У Алсу прохудились сапоги, что было неудивительно, если учесть, что эти сапоги на натуральном меху с прошитой намертво резиновой подошвой еще помнили тропинки, по которым Алсу бегала школьницей в окрестностях родной деревушки. Алсу не то, чтобы очень их любила, а просто не представляла себе жизни без них, в особенности в холодное время года. Деловито, как заправский сапожник, оглядев обувку со всех сторон, Тагир пришел к неутешительному выводу: резиновые подошвы треснуты по давности их происхождения и ремонту не подлежат.
- Пора тебе, женушка, обновку справить, - нарочитым старорусским говором произнес муж.
-Так то оно так, но сапожки нонче в цене коровы, - подыграла Алсу тону мужа, и уже своим голосом добавила: - Завтра поеду в город, пробегусь по обувным мастерским, вот увидишь, пришьют мне новые подошвы.
- Поглядим, поглядим…, - протянул Тагир.
Новые подошвы из чистейшего полиуретана обошлись Алсу всего ничего – в триста рублей. И понесли ее сапоги, преображенные руками мастера до неузнаваемости, по скрипучему снегу. Она шла по тротуару, радуясь жизни, морозу и солнцу, и еще какому-то неясному, но определенно хорошему предчувствию. Заслышав детские голоса, Алсу подошла поближе к кованому забору, за которым на ярких горках и качелях, каруселях и скамеечках копошились разноцветно разодетые дети. За этим сабантуем отстраненно наблюдала тетя воспитательница, стоявшая поодаль. Завидев Алсу, она подошла поближе и спросила:
- Девушка, вы к кому пришли?
- Я бы хотела встретиться с заведующей детским садом. Где я могу ее найти? - задала встречный вопрос Алсу неожиданно для себя самой.
- Светлана Викторовна на своем рабочем месте. Зайдите в главный корпус, а там увидите табличку, - любезно посоветовала воспитательница.
Алсу послушно направилась к центральному входу. Вот и табличка с рисунком веселой ромашки и надписью: «Заведующая детским садом». Робко постучавшись, Алсу вошла в миниатюрную комнату, в которой, кроме письменного стола, удивительным образом уместились еще два стульчика для посетителей. Но тесные стены будто растаяли, как только хозяйка кабинета по-домашнему тепло улыбнулась. Улыбалась она открыто и непринужденно, всем своим существом, небесно-синими глазами и умными морщинками, которые придавали ее лицу доброжелательности и интеллигентности. Алсу много раз слышала о доброй фее, сказочной женщине, способной творить чудеса, а сегодня ей, пожалуй, посчастливилось увидеть ее наяву.
- Добрый день, присядьте, пожалуйста. Что привело вас в наше заведение? – спросила заведующая.
- Здравствуйте! Я шла по улице, мимо вашего садика, и ноги сами повернули меня к вам. Я хотела поинтересоваться: не найдется ли у вас какой-нибудь работы для меня?
- Как вас зовут, девушка?
- Меня зовут Алсу. Вот мой паспорт. Правда, у меня еще нет постоянной прописки в городе, но очень скоро этот вопрос решится, - затараторила Алсу.
- Какое у вас образование?
- Среднее. Я окончила сельскую школу, хотела поступить в институт, но не смогла. Но я обязательно поступлю учиться.
- Имеется ли у вас жилье в городе?
- Да… то есть, еще нет.
- Где вы проживаете сейчас?
- За городом, в садовом домике. Но скоро у нас появится собственное жилье, которое мой муж отсудил у администрации города как бывший детдомовец и сирота.
Алсу вдруг ясно осознала, что все сказанное ею сейчас, беспросветно горькое в своей правдивости, не оставляло ей ни малейшего шанса устроиться на работу, будь Светлана Викторовна даже самой доброй феей на свете. Впервые в жизни она почувствовала жалость к самой себе, такой слабенькой, невезучей. Вначале одна слезинка, а следом и другая предательски выкатилась из зеленой бездны ее глаз.
- Алсу, у вас нет причин расстраиваться, - услышала она спокойный голос Светланы Викторовны. – А в вашем положении тем более нельзя волноваться. Какой у вас срок беременности?
- Шестой месяц пошел, - ответила Алсу.
- Вот и отлично. По закону мы не имеем права отказывать в приеме на работу беременным женщинам, да и по совести тоже, - сказала Светлана Викторовна. – Но поскольку у вас нет специального образования, могу предложить вам для начала место няни. Пойдете?
- Конечно, пойду! Я согласна на любую работу, - сердце Алсу взыграло от радости. Не обмануло ее доброе предчувствие!
- Я вижу, ты девушка открытая, порядочная. В скором времени наш садик получит штат музыкального работника. Мы можем направить тебя на учебу в музыкально-педагогическое училище.
- Спасибо вам, Светлана Викторовна! Я очень люблю петь и с детства мечтала связать свою профессию с музыкой. Вы как добрая фея, угадываете мои желания!
- А я думала, что добрые феи только в сказках живут, - хитро улыбалась Светлана Викторовна.
- И я так думала – до сегодняшнего дня, - улыбнулась Алсу в ответ.
Сказать, что Алсу чувствовала себя на седьмом небе, значит, ничего не сказать. Она испытывала ни с чем несравнимое ощущение легкости и восторга, как будто божок по душе босыми ножками пробежал. Всю дорогу к дому Алсу с благодарностью думала об этой удивительной женщине со светлой детской душой. Только избранные люди наделены Божественным даром творить добро в любое время и при любых обстоятельствах, пренебрегая суетой, конъюнктурой и прочими «невозможностями». И только эти люди достойно несут по жизни свое гордое и роскошное «Я».
Дома первым делом Алсу похвасталась своими «почти новыми» сапогами.
- Вот, дорогой, полюбуйся, какие у меня крепкие подошвы. Они у меня счастливые: повели меня в детский садик, где я устроился на работу! А ты говорил: «поглядим, поглядим», - Алсу смеялась веселым, безоблачным смехом, как ребенок, которому удалось обставить взрослого дядьку. Тагир по-рыцарски помолчал в знак признания собственного поражения.
- А ну-ка, примерь теперь эти, - он с важным видом достал из коробки сверкающие лакированной красной кожей новехонькие сапожки. – По традиции, на новую работу принято ходить в обновке.
-Что-то я не слышала про такую традицию, - сказала Алсу, но сапоги примерила с удовольствием, прошлась, приплясывая, от печки до стены и обратно. – Спасибо, мой дорогой! Чур! В следующий раз покупаем тебе новое пальто.
Тагир попытался возразить, но Алсу ловко прикрыла пальчиком его губы, давая понять, что отговорки не принимаются.
Алсу поведала мужу о том, как она совершенно случайно оказалась в детском садике, где ей повезло познакомиться со Светланой Викторовной, по-настоящему добрым и великодушным человеком.
- Ты уже не раз была наказана фальшью и лицемерием за свою открытость, Алсу, и вот теперь судьба справедливо вознаградила тебя, - сказал Тагир.
- Не только меня, Тагир, а нас с тобой. Ведь у нас общая судьба, одно счастье на двоих, - ответила Алсу.
Помнится, известный классик высказался в том духе, что жизнь – это борьба за счастье. Не подвергая сомнению очевидную истину, все же не удержусь от творческого зуда поковыряться в ней. Каждый человек борется за счастье в собственной системе координат: одному повезло сегодня перекусить из мусорного бака и улечься спать под мостом на картонной бумаге, другому же подфартило в том, что его круизная яхта оказалась длиннее судна его ближайшего конкурента. И тот, и другой радуются своему счастью одной человеческой радостью. Чудны дела Твои, Господи!
Вместо ожидаемого отдыха ночь принесла тревожную бессонницу. Приступы сухого кашля одолевали Тагира все чаще, а к утру он весь горел от внутреннего жара, хотя тело и конечности оставались холодными. Алсу пробовала сбить его температуру, поила чаем из сушеных трав, прикладывала на лоб влажное полотенце, но это мало помогало.
- Не волнуйся, дорогая. Куплю в городе таблетки от простуды, и «все пройдет, как с белых яблонь дым», - пытался он шутить.
- Нет, Тагир, никакой самодеятельности. Тебе непременно надо обследоваться у врача. И мы сегодня же это сделаем, - сказала Алсу тоном настолько безоговорочным, что Тагир предпочел смириться с неизбежностью.
Прохожие, обычно поглощенные собственной суетой, и потому безучастные ко всему окружающему, на сей раз были выведены из душевной анестезии и долго провожали взглядом любопытную пару: маленькая беременная женщина вела по тротуару высокорослого мужчину, поддерживая его за локоть обеими руками, и то и дело заглядывала ему в лицо, о чем-то с ним переговариваясь.
- Представляю, что думают сейчас обо мне эти зеваки, - сказал Тагир, силясь улыбнуться.
- И что ты себе представляешь? – спросила Алсу, чтобы только поддержать разговор и отвлечь его от болезни.
- Они наверняка думают, что напился мужик спозаранку, а беременной жене приходится тащить его на себе.
- И ты испытываешь из-за этого угрызения совести? Нашел о чем беспокоиться. Пусть думают, что хотят, зато мы о них никак не думаем. Потерпи, дорогой, скоро уже дойдем.
К маленькому окошку регистратуры выстроилась огромная очередь страждущих попасть к врачу. В темном и тесном уголке, отведенным для приема посетителей, не было возможности даже к стене прислониться, не то, чтобы присесть. Если где-то существует ад, то он непременно должен быть похожим на это место. Опешившие Алсу и Тагир услышали грубый окрик:
- Куды без бахил пошли?! Вертайтесь назад! Купите бахилы и занимайте очередь!
Беспрекословно подчинившись приказу зомбированной старухи в запачканном халате, молодые люди подошли к столпившемуся народу.
- Люди добрые! У мужа высокая температура, он едва стоит на ногах. Пропустите нас, пожалуйста, без очереди, - взмолилась Алсу, едва не плача.
Из разных концов длинного ряда как по команде раздались злые реплики:
- Тут все с высокой температурой!
- Здоровых здесь не бывает, здоровые по домам сидят!
- А вы что, особенные, чтобы через головы прыгать?!
Отчаявшись прорвать оцепление, Алсу и Тагир вышли из душного помещения на свежий воздух, присели на скамейку рядом с остановкой. Тагир, бледный как полотно, прятал от жены глаза, не желая показывать слабость и страдания, проступившие на лице. Не меньше душевных мук читалось и в потускневшем взгляде Алсу. «Это что же получается? В центре большого многолюдного города умирает человек, мой любимый Тагир, а я ничем не могу ему помочь?! Ну, уж, нет! Безвыходных ситуаций не бывает!», - решила Алсу и набрала по телефону скорую медицинскую помощь. На том конце провода у нее настойчиво допытывались адреса, куда следовало направить машину неотложной помощи. Алсу называла улицу и остановку, но не могла сообщить домашнего адреса за неимением такового. Дозвонившись в третий или четвертый раз уже до другого оператора, она «поумнела» и сходу назвала адрес поликлиники, рядом с которой они терпели бедствие в ожидании помощи.
Алсу, тесно прижавшись к мужу, пыталась его согреть, но ветхое пальто Тагира из дешевого драпа, служившее ему, скорее, бутафорией зимней одежды, мало щадило своего владельца от пронизывающих ветров.
Вначале Алсу услышала вой сирены, затем увидела мигающую красно-синими огнями машину скорой помощи.
- Тагир, тебе надо прилечь на скамейку.
- Зачем? Я вполне могу передвигаться самостоятельно, - возразил Тагир.
- Сейчас не до бравады, Тагир. Делай, что я прошу! Ради нашего ребенка! – слезно настаивала Алсу.
Уложив Тагира на обледеневшие доски, Алсу побежала навстречу «скорой», размахивая руками как сумасшедшая.
- Вы «скорую» вызывали? – спросила у нее прибывшая врач, немолодая женщина с кислой физиономией.
- Да, да! Это я вызвала. Мой муж…он нуждается в срочной помощи.
- Где больной? - недоуменно посмотрела она на Алсу.
- Он там, на скамейке, едва дышит.
Врач подошла, неспешно пощупала пульс Тагира:
- На что жалуетесь? Где болит?
Вместо Тагира ответила Алсу:
- Его надо срочно везти в больницу, у него высокая температура. Вот его паспорт и медицинский полис.
- Высокая температура еще не повод для экстренной госпитализации. Ваш муж на своих ногах дошел до скамейки?
- Да, мы пришли сюда сами. Но здесь ему стало плохо.
- Если ваш муж пришел сюда самостоятельно, то он в состоянии дойти и до медицинского учреждения, которое в двух шагах отсюда, как видите. Там он получит квалифицированную врачебную помощь.
- Мы пытались это сделать, но ему невмоготу выстоять очередь. Вы разве сами не видите, что больной нуждается в срочной госпитализации? Вы же профессиональный врач, давали клятву Гиппократа… Вы не можете оставить беспомощного больного умирать на этой скамейке. - Алсу уже не говорила, а выплакивала слова, в которых тонули, задыхаясь, ее последние надежды. - В конце концов, вы - женщина. У вас есть дети…
- Не надо мне давить на психику, - сухо перебила ее женщина и обратилась к Тагиру. - Мужчина, сможете подняться и сесть в машину? – Но Тагир уже не слышал ее вопроса. Не дождавшись и ответа, врачиха, будто очнувшись от летаргии, крикнула водителю скорой:
-Женя, скорее, носилки!
В карете скорой помощи Тагиру сделали какой-то укол, которого он, будучи в глубоком забытье, уже не почувствовал. Поплутав по городским кварталам, «скорая» добралась до республиканской больницы, где крепкие парни в зеленых халатах переложили Тагира на каталку и с грохотом повезли в реанимационное отделение. Все, что могла сейчас Алсу – стоически терпеть в ожидании лечащего врача, и это было для нее самой тяжкой участью из всего пережитого в жизни. Бабушкины молитвы, которые Алсу запомнила с детских лет, одна за другой осветляли ее сознание, и Алсу шепотом произносила их, проникаясь верой в их чудесную исцеляющую силу. «Аллах милосерден и не оставит моего Тагира без помощи. Ему с малых лет пришлось вкусить горькую сиротскую долю, терпеть лишения и страдания. Разве мало испытаний было ниспослано ему судьбой? Разве Всевышнему неугодно видеть, что Тагир – настоящий, благородный и честный человек? Если не он, то кто имеет право жить на этой земле?» - металась она в безутешных мыслях.
Бесшумно распахнулась дверь реанимационной. В темном проеме показался врач, невысокого роста мужчина азиатской внешности. Дрогнувшее сердце подтолкнуло Алсу к нему навстречу.
-Вы кем приходитесь Тагиру? – спросил он, глядя на Алсу усталыми и, как ей показалось, грустными глазами.
- Я жена ему, - ответила Алсу, не слыша собственного голоса. – Доктор, скажите, жив ли мой муж?
- Не волнуйтесь, жив он, пришел в себя. У него диагностировано двустороннее воспаление легких осложненной формы. Лечение будет долгим и нелегким. Нужны сильнодействующие лекарства, причем сегодня же. Чем раньше начнем курс, тем больше шансов, что он выкарабкается, - врач передал Алсу исписанный размашистым почерком листок, от которого теперь зависела жизнь Тагира.
- Спасибо вам, доктор! Я сегодня же привезу лекарства.
- Не сомневаюсь, - сказал врач и последовал дальше.
Алсу прибежала в ближайшую аптеку и передала провизору заветный рецепт. К счастью, прописанные лекарства все до единого оказались в наличии.
- Будете брать? – осведомилась продавщица.
- Да, конечно, - не раздумывая, ответила Алсу, - Сколько это будет стоить?
- Четыре тысячи шестьсот двадцать пять рублей 92 копейки, - с аптечной точностью отчеканила провизор. К несчастью, в уже знакомом нам атласном кошельке Алсу (да, да, в том самом, с вышитым красным сердечком) искомой суммы не набиралось. Но Алсу недолго пребывала в конфузе.
- Девушка, вы пока отложите лекарства, недалеко. Я скоро вернусь за ними, - обещала она, не имея даже малейшего представления о том, где она достанет недостающие три тысячи рублей. Но так ли это важно, как она их раздобудет, если на кону стоит жизнь самого близкого и дорогого ей человека? «О, Боже, не сочти, что много прошу: дай мне лишь разумения, укажи мне верный путь», - причитала Алсу, направляясь обратно в сторону больницы. В спешке она задела плечом толстого господина, идущего встречным курсом, и обронила свою сумочку на снег. Присев на корточки (растущий живот не позволял ей наклоняться), Алсу потянулась за ней, и мимолетный блеск золотого кольца на руке озарил ее сознание. Кто бы сомневался в том, что Бог услышал молитвы Алсу и милостиво означил ей единственно возможный путь к спасению. Зазывающую вывеску «Ломбард» не пришлось искать долго, поскольку население большого города, сильно подверженное потребительской лихорадке, частенько добывало наличные деньги, закладывая все, что представляло хоть какую-то ценность и имело рублевый эквивалент.
-Что у вас? – лениво спросил упитанный мужчина по ту сторону окошка.
- Кольцо из красного золотого с изумрудом, - последовал ответ.
Приценившись к изделию через увеличительное стекло, «упитанный» обронил:
- Могу дать за него две тысячи рублей.
От возмущения у Алсу сдавило дыхание. «Похоже, этот жирный кот напрочь лишился совести!», - подумала она, но вслух сказала спокойно и твердо:
- Мне нужно три тысячи рублей, и ни копейки не меньше.
Бросив небрежный взгляд на нее, «жирный кот» не стал препираться, сегодня он был в добром расположении духа, как, впрочем, и вчера, и позавчера. Ломбарды в городе процветали. Он молча отсчитал три тысячные купюры и передал их в руки Алсу вместе с распиской о полученном залоге.
Через полчаса Тагиру вливали первую дозу препаратов, на которые теперь оставалось уповать. Алсу тщетно просилась в палату к мужу «хотя бы на минутку». Ответ был непреклонен: «Не положено».
Усталость накатила внезапно, наполнив свинцовой тяжестью все тело. В вагоне электрички Алсу не могла даже прикорнуть, - боялась пропустить свою станцию. И все же это была хорошая усталость. Тагир находился сейчас на интенсивном лечении под наблюдением врачей, и Алсу верила в то, что его молодой организм одолеет хворь, и скоро они снова будут вместе.
В уже остывшем доме Алсу поджидал незваный гость. Она не сразу заприметила его незримое, но неотступное присутствие: растопила печь, попила сладкого чая с хлебушком, собрала вещи Тагира, что понадобится ему в больнице. Но вот дела закончились, и Алсу осталась в затерянном среди буранов домике наедине с одиночеством. Снаружи на приземистое окно давит пугающая густая темень, и, кажется, вот-вот продавит хрупкое стекло и зальет ее крохотное убежище вязким холодом. Но еще страшнее тяготит тишина, черная, щемящая, обволакивающая со всех сторон, сжимая дыхание и пронзая кожу острыми иглами. Алсу напряженно вслушивалась в жуткую пустоту, желая уловить хоть какие-нибудь звуки человеческого происхождения: шум ли проезжающей электрички, случайную ли речь припозднившихся путников. Но поезда не ходили, путники не запаздывали, и даже собаки не лаяли во всей округе, - зима для дачников – мертвый сезон. Вдруг Алсу послышался осторожный вкрадчивый стук снаружи... От страха пересохло во рту, на голове и спине запрыгали мурашки. Не ветер ли играет с ней злую шутку, раскачивая ветку, или это что-то другое? Неизвестность притаилась везде: за дверью, под окном, в чердаке, под полом, за печкой, - и отовсюду смотрела на Алсу своим стылым неморгающим взглядом, норовя в любую секунду выскочить из засады и накинуться на нее. Страх окутал ее белым саваном, обездвижил, лишив воли и рассудка. Зажатая между слепой темнотой и глухой тишиной, она беззвучно плакала. Но можно ли победить слезами собственный страх? И есть ли в человеке сила, способная одолеть свои страхи? Ох, и непростой это вопрос. Разум подсказывал ей, что большинство человеческих фобий лишено реальной причины и является плодом необузданного воображения. Собрав в кулачок остатки духа, она подошла к окошку, чтобы только мельком взглянуть во двор и увериться в том, что там нет ничего сверхъестественного, что могло бы послужить причиной ее паники. В лунном свете ночной сад выглядел сонным и заурядным. «Трусишка ты, каких свет не видывал! – отчитывала она себя, - Скоро уже мамой станешь, а ведешь себя как девчонка, которая закручивает себя страшилками». Не успела она додумать трезвую мысль, как из-под снега вырвался темный столб из истлевших листьев и жухлой травы и, обратившись в разлохмаченный силуэт, начал извилисто кружиться по саду. «О, Боже! Что это?!», - шептала бледная как снежинка Алсу, инстинктивно отпрянув от окна. Бабушка рассказывала, что в виде вихрящихся спиралей беснуются шайтаны и прочая нечисть. Укрывшись с ног до головы стеганым одеялом, она еще долго не могла унять дрожь в теле. Благо, организм человека имеет собственный порог терпения, - исчерпав чувство страха, изнеможённая Алсу забылась в беспокойном сне.
Потянулись в жизни Алсу дни, один похожий на другой в беспросветности и однообразии. Как заведенная машина с утра до вечера она работала няней в детском саду: приносила с кухни пищу и кормила детей, убирала и мыла посуду, выводила детей на прогулку, раздевала перед тихим часом и одевала после него, проводила влажную уборку, меняла полотенца, постельное белье. И еще выполняла кучу незаметных глазу мелких дел, без которых в младшей группе ребятишек в любую минуту мог начаться страшный апокалипсис. За всем этим Алсу успевала мило общаться со своими подопечными, которые очень скоро приластились к ней, притягиваемые ее добрым сердцем.
- Тетя Алсу, а почему у тебя такой большой живот? Ты съела много каши? – спросил однажды трехлетний Павлик. Неожиданный вопрос вогнал Алсу в неловкость. На выручку пришла соседка Павлика по столу Анюта, смышленая не по годам девочка.
- В животике тети Алсу растет ребенок, который скоро должен родиться.
Судя по выпученным глазам Павлика, более невероятной глупости ему еще не доводилось слышать. Однако любопытство его не унималось:
- Но как ребенок оказался в животе?
-Вот об этом, Павлик, тебе еще рано знать, - огорчила Анюта Павлика.
Работала Алсу без устали, с большим усердием, потому как вечер награждал ее бесценным подарком – возможностью навестить Тагира в больнице. Те недолгие минуты встречи они не тратили на слова, - всех их не выскажешь все равно. Да и нет, пожалуй, таких слов, какие сравнились бы с молчанием, полным взаимной нежности. Счастье было для Алсу видеть, как потускневшие от болезни глаза Тагира вновь наполнялись знакомым блеском, а его высохшие губы улыбались ей приветным теплом.
- Дорогая, но где же твое кольцо, твой «изумрудный глаз»? – спросил Тагир. Вопрос был ожидаемым:
- Не волнуйся, мой родной, кольцо под надежной охраной – в ломбарде. На днях оно вернется на свое привычное место.
- Ох, и глупый я у тебя, Алсу. Должен был сам догадаться, что тебе пришлось заложить кольцо. Спасительница ты моя! - отнюдь не сентиментальный Тагир сейчас не стыдился своих слез, катившихся по его худому небритому лицу. Преодолев секундную слабость, он бодренько добавил:
- Врачи обещали выписать меня на следующей неделе, ведь я уже здоров!
- Скорее бы! Я так заждалась тебя, Тагир! Без тебя я даже спать не могу по ночам, чувствую себя беспомощной пылинкой в страшной пустоте.
- Ну, какая же ты пылинка? Ты у меня сильная, настоящая. Самое худшее позади, поверь мне, дорогая, и теперь я всегда буду с тобой.
Алсу верила. Обстоятельства, разлучившие ее и Тагира, какими бы грозными не казались поначалу, откатывались как волны, разбитые о каменную скалу, и постепенно сходили на нет. И не дано было знать слепым обстоятельствам, что той самой каменной скалой на их пути стала маленькая хрупкая женщина, сильная своей любовью.
И опять пришла весна, озорная и безрассудная, как малое дитя, опьяняющая и завораживающая, как улыбка любви. Годы летят, сменяя друг друга, но чему тут удивляться, о чем сожалеть? На то они и годы, чтобы летать. Иначе обледенелая зима не растает в объятиях теплой весны, красное лето не поженится на златовласой осени. Иначе не родятся и не вырастут дети, не состарятся люди, которым предначертано уйти на покой. Все это так же естественно, как ясное солнце, которое утром восходит, а вечером заходит за горизонт.
Старая яблоня в саду нынче не проснулась от зимнего сна. Посреди живых деревьев, нарядившихся в ярко-зеленые ситцы, она смотрелась убого, забыто, одиноко, - смерть не бывает красивой. Пришлось Тагиру вооружиться топором и нарубить из нее дров. На освободившееся место Алсу и Тагир посадили молодую яблоню и назвали ее «деревом счастья». Крохотный саженец с пушистыми зелеными побегами был нежным и беззащитным, как и счастье молодой семьи.
В отделе распределения жилья администрации района, куда наведался Тагир на днях, крайне удивились его вопиющей нерасторопности, поскольку, как выяснилось, договор социального найма жилья для него был давно подготовлен и уже третий месяц пылился на полке никем не востребованный.
- Нельзя ли было набрать мой телефонный номер и оповестить меня об этом? – спросил озадаченный Тагир у блондинистой женщины с невинно смотрящими глазами.
- Да что вы говорите? – злобно огрызнулась служащая. – Как судиться за квартиру, так это вы можете, а зайти лишний раз в администрацию вам гордость не позволяет?!
Вспыхнувшему внутри себя гневу Тагир не позволил выскочить наружу. Тратить время и силы на перевоспитание женщины, прожившей свою жизнь на конторском стуле, было абсолютно безнадежным и неблагодарным занятием. Да и до того ли ему сейчас? Руки Тагира сжимают заветную бумагу с адресом квартиры, которая явно заждалась своих новых хозяев!
Двухэтажный дом на окраине города, окрашенный в болезненно-желтый цвет, чем-то напоминал добродушного беспородного пса и по происхождению своему (был он построен подневольным трудом немецких военнопленных) не мог принадлежать ни одному из известных в мире архитектурных стилей. Наплевав с невысокой железной крыши на всякого рода барокко, классицизм и ренессанс, неказистый дом существовал сам по себе, вне времени и цивилизации, служа обиталищем людям из самого низшего пласта многослойного социального пирога. Тагиру и Алсу достались две смежные комнатки на верхнем этаже, одна из которых служила прежним хозяевам кухней-столовой, другая – спальной, гостиной и детской одновременно. Не поленились дотошные немцы обустроить и душевую с туалетом. А что до обшарпанных стен и прогнувшихся от тяжести времени полов, они лишь повеселили Тагира и Алсу, - ничто не могло омрачить восторженную радость молодой семьи, обретшей собственное жилье. Тагир играючи навел в квартире порядок: стены были обклеены светлыми обоями зеленого тона. Свежая краска легла на двери, подоконники и полы. Все это время Алсу суетилась рядом, то и дело порываясь помочь мужу, хотя в этом не было никакой надобности.
- Дорогая, ты хоть видела себя со стороны? – подтрунивал над ней Тагир, - Ну, какая из тебя помощница? Ты рядом со мной – и это уже большая помощь, - тактично гасил ее порыв Тагир. В ответ Алсу мило улыбалась.
Они не стали тянуть с переездом, тем более, что особой сложности это не представляло - все хозяйство семьи уместилось в пару дорожных баулов.
Вслед за новоселами заглянем и мы на огонек, в это уютное гнездышко наших героев. Здесь светло и просторно, возможно, потому, что вся мебель состоит из круглого стола и четырех табуреток. Старенький матрац, аккуратно заправленный алым покрывалом, возлежит прямо на полу. Зато какое великолепие на том самом столе, накрытом белой скатертью: цельная утка, запеченная с черносливом, отбивное из говядины с овощами-гриль, селедка под шубой, вак-беляши, лаваши, пироги, - всего и не перечесть. Алсу постаралась на славу! Во время готовки Тагир суетился рядом, напрашиваясь ей в помощники.
-Ты посмотри на себя со стороны: ну, какой из тебя кулинар?! – гасила его порыв Алсу. Тагир не обижался. «Оно и к лучшему, когда на кухне царствует женщина», - думал он великодушно. А вот и звонок в дверь. На пороге показался шумный и веселый Азат со своей супругой Тамарой, похожей на вторую (после Азата) свежеиспеченную булочку, только еще более румяную и пышную. Эти два сапога – еще та пара!
Потолкавшись в тесной прихожей в приветственных церемониях, гости просочились в комнату.
- О! Как у вас тут красиво! – воскликнул Азат, запечатлев взглядом аппетитное изобилие на столе, терпеливо дожидавшееся гостей, - С новосельем вас, дорогие Тагир и Алсу! И примите от нашей семьи подарок – набор посуды для кухни. Весьма полезная вещь в хозяйстве, - нахваливал он, передавая увесистую коробку Тагиру.
Азату хотелось скорее покончить с формальностями, чтобы за столом ни на что уже не отвлекаться. Его супруге Тамаре не оставалось ничего, кроме как последовать за мужем, взявшим с места в карьер.
- Мир вашему дому, счастья и любви вам! – пропела она светлым, протяжным голосом.
-Спасибо! Мы очень рады вам, дорогие гости! Пожалуйте к столу, - пригласила хозяйка.
Наполнив бокалы шампанским, Тагир, еще не успевший толком обжиться в новой для себя роли хозяина, поблагодарил Азата за братскую помощь в перипетиях за квартиру, а Тамару – за то, что ее муж - такой замечательный и благородный человек. Выпили за здоровье и благополучие хозяев, потом за скорое прибавление в семье, после чего за прекрасных дам, украшающих застолье, и еще за многое другое, - идеи фонтанировали, как игристое шампанское.
- Дорогие гости! У меня для вас сюрприз! – произнес Тагир в разгар застолья.
-Неужели мороженое? – спросил Азат.
- Друг мой, ты почти угадал. Но на сей раз речь идет о духовной пище. В журнале «Родники» вышла подборка моих стихов и рассказов, и сегодня я с удовольствием предлагаю их вашему вниманию, - Тагир выложил на стол несколько свежих номеров журнала.
- Вот так новость! – ахнула Алсу. – Ты скрывал это от меня?!
- Прости, дорогая, за конспирацию. Поверь, мне было нелегко удержаться от соблазна поделиться с тобой, пришлось много страдать ради чистоты сюрприза.
Алсу, конечно, простила мужу, предварительно сверкнув на него огоньком глаз.
- Друзья мои, я понял истину: праздники не ходят в одиночку! Позвольте мне процитировать уже состоявшегося поэта, писателя, моего личного друга, кем я безмерно горжусь, – пафосно начал Азат. Зная упрямый характер друга, Тагир и не пытался его остановить:
- Валяй, братишка!
Приняв поэтическую, в его понимании, осанку, Азат начал читать:
Случается дружить и с тем, кто ненавистен,
И оттолкнуть того, кто искренне любим.
Случается винить того, кто неповинен,
И биться с теми, кто непобедим.
Слабей не тот, кто проиграл сражение,
Не тот сильней, кто в барабаны бьет.
Победный меч не вымолит прощения,
Парадный марш зовет на эшафот.
Угар тщеславия развеет пробуждение,
Распахнув путь к позорному столбу!
И только Бог дарует просветление
Тому, кто болью выстрадал судьбу.
- Браво! – воскликнула восхищенная Тамара, аплодируя то ли проникновенному чтению мужа, то ли автору стихотворения. На всякий случай оба мужчины сдержанно поклонились, доигрывая сцену.
-Лично у меня возникли вопросы, - захмелевшему Азату хотелось говорить, –Ты позволишь, Тагир?
- Горю желанием ответить на все твои вопросы, - согласился Тагир.
- Поэзия, парадоксы, алогизмы, - все это прекрасно. А между тем жизнь прозаична донельзя. Ты на славу потрудился над этими строками, Тагир, но ради чего? В чем состоит высокий смысл творчества, и существует ли он как таковой? – Коварный Азат знал, о чем спросить. Над этими неудобными вопросами часто задумывался и сам Тагир. Иной раз ему казалось, что ответы на них очевидны, как «Отче наше», но бывало, что и самому себе не мог он втолковать, ради чего и для кого пишет.
- Человек способен подчинить себе всё, кроме собственных страстей. Будем считать, что творческая практика – одна из моих непокоренных страстей. Может статься, со временем я остыну к ней, а пока у меня получается писать, а вот не писать – не получается, - закрутил Тагир, приковав к себе внимание Азата. – Не скажу, что я тщеславен, но мне приятно сознавать, что однажды написанное остается с тобой навсегда. Это твой личный продукт, твой добрый след в жизни, и никто не в силах лишить тебя этой ценности.
- С этим, я, пожалуй, соглашусь. Твоя субъективная оценка имеет право на существование, и она, должен признать, достаточно любопытна. Но есть еще объективная сторона вопроса: уж не думаешь ли ты, что люди будут благодарны за твои откровения?
Смекнув о том, что беседа мужчин вышла за пределы земной стратосферы, женщины выразительно переглянулись, и, поняв друг друга без слов, тихо удалились на кухню, - там была их территория, родная и понятная стихия.
- Будут ли благодарны люди? Не беспокойся, мой друг, я далек от такой иллюзии, и, скажу тебе честно, не жажду признания, а тем более, людской благодарности. Никогда не предугадаешь, чем обернется твоя добродетель в свете, хотя, конечно, это не является причиной отказаться от нее.
-Что ж, в таком случае ты на правильном пути, мой друг. Я тебя понимаю.
- За взаимопонимание! – произнес Тагир, наполнив рюмки водкой.
-Отличный тост! – поддержал друга Азат. Выпили, закусили, освежили мысли в голове.
- И все же, мой друг, сдается мне, что пишешь ты не утехи только ради. В глубине души ты носишь светоч, искры которого призваны зажечь в человеке чувство внутренней свободы и собственного достоинства. Признайся же!
- Ты сам и ответил на вопрос о смысле творчества. Когда вокруг творится столько гадости, человеку поневоле приходится выбирать: либо превратиться в такого же гада (иначе не выжить), либо попытаться вытащить себя из болота. Я предпочитаю остаться человеком.
-Ну, хорошо, допустим, тебе повезет вырваться из болота. Но это будет всего-навсего твоя частная победа. Тогда как задача заключается в том, чтобы спасти наше общество, пока оно не прогнило насквозь.
-Позволь спросить, от кого мы должны спасать общество? Разве что от самих себя?
-От государства, которое ставит собственные интересы выше интересов человека, - вот от чего мы должны спасаться. Государство озлобляет людей черствым отношением к ним, культивирует в обществе жестокость и цинизм, во всеоружии воюет с собственным народом.
-Друг мой, я только получил квартиру. Как видишь, начинаю тихую семейную жизнь, а ты зовешь меня на баррикады?
- Красноречивые поэты и писатели не устают размышлять о том, как обустроить Россию, но прахом бытия стараются подошв не осквернять. И ты, значит, туда же, - ловким движением Азат наполнил рюмку и махом опустошил ее. – Без паники, братишка! Я не зову тебя на баррикады. Это не наш метод. В век информационных технологий линия фронта проходит через сознание людей, вот где поле непаханое для трезвых умов. Мы должны освободить народ от зашоренности сознания, от раболепного почитания власти, от угрозы несправедливого преследования. Сломать окаменевшие устои нашего общества способно только новое мировоззрение, овладевающее массами.
- Ты предлагаешь всем в одночасье измениться и стать сознательными, ответственными людьми? Но это же утопия, друг мой. Человек не может жить одним мировоззрением. Каждому из нас необходимо множество материальных вещей, чтобы обеспечить свое существование: хлеб, одежда, квартира, мебель, да много всего. Конкуренция за ресурсы растет с каждым годом, и никакое мировоззрение не помирит волков с овцами.
- Я и не говорю, что новое мировоззрение приживется на пустом месте. Оно будет базироваться на принципиально новой системе хозяйствования и справедливого распределения благ. Обществом будет управлять электронная программная система, свободная от злосчастных болезней государства человеческого происхождения: бюрократии, волюнтаризма, воровства. Взамен этого мы получим объективный и бескорыстный расчет, продуманную организацию, четкую координацию действий и пошаговый их контроль. И это уже не утопия, мой друг. Человечество располагает научными и технологическими возможностями для внедрения подобной системы, и мы не должны упускать своего шанса.
- Если я правильно понял, ты ратуешь за создание электронного государства. Что ж, весьма перспективный проект. Смело записывай меня в ряды своей партии.
- Запишу, конечно. А ты как хотел? Дожидаться счастливых времен на мягком диване перед телевизором? Э, нет, брат! Справедливость – это не то блюдо, которое подается на тарелочке с золотой каемочкой, - куражился Азат.
В эту секунду из кухни вышла растерянная Тамара.
-Что случилось? - спросил Азат, пытаясь фокусировать на ней рассеянный взгляд.
- Алсу, кажется, рожать собралась! У нее начались схватки.
Тагир сорвался с места и в два прыжка оказался возле жены. Алсу, обхватив живот руками, испуганно смотрела на мужа.
- Ты в порядке, дорогая?
- Живот тянет вниз. Вызывай… скорую, - прошептала она, морщась от боли.
- Не волнуйся, Алсу, все будет хорошо, - успокаивал ее Тагир.
- Звони уже! - взмолилась она.
В этот раз скорая помощь оправдала свое название. За несколько минут Алсу была доставлена в родильное отделение ближайшей больницы. То, что происходило с ней дальше, не подлежит широкой огласке, - в жизни должны оставаться заповедные места, скрытые от любопытствующих глаз. И случилось чудо, которое должно было случиться. Под утро Тагиру позвонили из роддома:
- У вас родился мальчик! Четыре пятьсот. Поздравляем!
Не дожидаясь автобуса, Тагир побежал к роддому, как умалишенный. На радостях свежеиспеченный папа забыл дома вещи, приготовленные для новорожденного, но возвращаться не стал. Скорее, скорее увидеть Алсу и сына! – все остальное не имеет значения. Сердце Тагира, выпрыгивающее из груди, желало только одного – быть рядом с родными, чувствовать их тепло и любовь. Но сколь бы высоко не воспарил он на крыльях счастья, закон земного притяжения еще никто не отменял.
-Вы что, в первый раз папашей стали?! – с диким недоумением уставилась на него женщина у входа. – Здесь вам не дом свиданий! – отрезала она.
«И откуда у людей столько злости берется? – вопрошал Тагир, знать об этом вовсе не желая. Зайдя с тыльной стороны здания, он разглядел на окне третьего этажа родное имя «Алсу», написанное на листочке бумаги. Вспомнив о существовании мобильного телефона, он набрал номер жены – абонент был недоступен. К счастью, в природе есть связь более устойчивая, чем телефон – связь двух сердец, и она, представьте себе, работает! В окне показалась Алсу сама, в мешковатом больничном халате, с бледным лицом, заметными тенями под глазами. Она была божественно красива! Ее волшебные глаза излучали нежность майской листвы, тихое женственное ликование. Глядя в эти глаза можно было забыться, купаясь в теплых бирюзовых волнах.
Они улыбались друг другу им только понятными искорками, пока оба в одно мгновение не спохватились родного человечка. Алсу жестом дала понять: «Сейчас, дорогой, я принесу нашего малыша». Вскоре она вернулась к окну с младенцем в руках – крошечным живым комочком, плотно закутанным в пеленку так, что было видно только его розовенькое личико с косящими на мир глазами и беззубым ртом. «Твоя копия!» - жестикулировала Алсу, смеясь. Тагир охотно соглашался: «Кто бы сомневался!».
«Поздравляю, мой малыш! Ты пришел в мир. Каким бы он ни был сложным, а порой жестоким, в нем живет ни с чем несравнимая, божественная и упоительная радость, которую желаю тебе познать. Ты родился в любви и вырастишь хорошим человеком. У тебя самая лучшая мама на свете. Обещаю, что и я буду тебе добрым отцом. Ведь мы тебя очень любим! Что бы ни случилось, мы будем вместе с тобой: радоваться, когда ты радуешься, страдать, когда ты страдаешь, мечтать, когда ты мечтаешь, потому что ты наша плоть и душа, наше растущее счастье!».
Это только на первый взгляд кажется, что в большом городе легко затеряться в толпе и превратиться в урбанизированного отшельника. На деле же нет ничего проще, чем наткнуться в этой толчее на знакомого человека, даже если тебе не очень хотелось.
- Тагир, это ты?! - окликнул его кто-то.
Обернувшись, он увидел знакомое лицо Ивана Сергеевича.
-Здравствуйте, Иван Сергеевич! Ваше всевидящее око не ошибается: это я собственной персоной, - отозвался Тагир.
- Ну, здравствуй, здравствуй, - оживленно произнес Иван Сергеевич, пожимая руку Тагира. – Рад встретить тебя, дружище!
- Не знаю, радоваться ли мне встрече с вами или огорчаться? –засомневался Тагир.
- Расслабься, парень, вот уже полгода как я ушел с работы и теперь с государством меня связывают только пенсионные отношения.
-С освобождением вас, Иван Сергеевич! Но как же мое дело? Кто будет наставлять меня на путь истинный? – спросил Тагир.
- А нет никакого дела, - ответствовал он, по-стариковски хитро прищуриваясь. – Я потерял докладную записку нашего агента, про ту нашу встречу и вовсе забыл, какой спрос с пенсионера?
- Не понимаю, Иван Сергеевич, чем я заслужил вашего снисхождения?
Вместо ответа он благодушно улыбнулся.
- Давай присядем. Найдешь для старика пару минут?
Тагир, не раздумывая, присел на скамейку рядом с ним. Непринужденно помолчали, наблюдая за тем, как смешные воробушки с воодушевлением принимали в луже освежающую ванну. Под накаляющимся солнцем маленькая лужица высыхала на глазах. Но паники в птичьей стае не наблюдалось: пока одна воробьиная семейка резвилась в разноцветных брызгах, другая терпеливо дожидалась своей очереди.
- Ты видишь, Тагир, что стало с некогда грозными динозаврами? Они выжили, превратившись в безобидных птичек. Чем проще потребности, тем легче их удовлетворять. А вот человек на подобные трансформации не способен. Сущность homo sapiens остается неизменной с того незапамятного дня, как он был изгнан из райского сада. Мы не меняемся, дружище, и это нас погубит, - грустно размышлял Иван Сергеевич.
- Наука и прогресс не стоят на месте, - возразил Тагир. – И плоды нанотехнологий рано или поздно должны сказаться на природе человека.
- Весьма распространенное заблуждение. Человеческая природа не поддается эволюции, и никакие сверхтехнологии не могут преобразить его сознание, разум, духовность, а тем более биологическую природу. Я даже склоняюсь к мысли, что человек, напротив, утрачивает свои человеческие качества, причем безвозвратно. Присмотрись внимательнее, Тагир: как много стало вокруг жестокости и цинизма! Нас обступают со всех сторон бездушные человекоподобные существа, которые упиваются болью и страданиями людей. В отличие от мифологической нежити, эти вампиры настоящие, и безнаказанно творят свои черные дела в реальной жизни.
- Больно мрачная картина у вас рисуется, Иван Сергеевич. Нельзя ли добавить немного светлых красок?
- Я бы с удовольствием, но где их взять, светлых красок? В моем арсенале их уже не осталось, а что имелось, я бездарно потратил не по назначению. Ты только начинаешь жить, Тагир, и вот что я тебе скажу: живи так, как подсказывает тебе сердце; не будь хорошим или плохим - будь самим собой, не иди на поводу у окружающих, кем бы они ни были; помогай тем, кто готов с благодарностью принять помощь; почитай друзей и не забывай имен своих врагов, - эти слова, сказанные Иваном Сергеевичем с отеческим радением, Тагир будет помнить всегда.
Истины, которые открыл Иван Сергеевич за свою жизнь, не сделали его счастливым. Слишком поздно он понял, что проповедовал ложные ценности, служил верой и правдой бутафорским идеалам. Самым же горьким его разочарованием было сознание того, что жил он в мундире с чужого плеча, приняв за свою навязанную кем-то судьбу. Безвольно подчиняясь во всём обстоятельствам и окружающим его людям, Иван Сергеевич был лишен своего «я», свободы самовыражения в какой бы то ни было форме. В иллюзии «начать новую жизнь на пенсии» он пребывал недолго, - то было его последним заблуждением. Умер Иван Сергеевич от обширного инфаркта сердца, которое как будто не простило ему впустую прожитой жизни.
Судьбы людей удивительно похожи на судьбы рек. Родник пробивается из земли-матушки, словно ребенок рождается, и серебристым журчанием вливается в могучий хор живой природы. Постепенно родник набирает силу, становясь речкой, и рисует собственное замысловатое русло. У каждой реки, как у человека, неповторимый характер. Одна несет свои воды размеренно, с достоинством, без крутых поворотов и вихрящихся порогов, другая проявляет нетерпеливый норов, будто спешит куда-то, и тесно ей в своих берегах. Не всем родникам суждено стать полноводной рекой. Опрометчиво исчерпав живительные ресурсы, некоторые иссыхают, бесследно исчезают с лица земли. И среди людей много таких. Но еще больше тех, кто на протяжении всей жизни остается верным своим истокам. Как добрый и открытый человек притягивает к себе людей плодородная река. Ее берега усыпаны селениями, долины полнятся хлебами.
Не позавидуешь застоялой воде, которой суждено обратиться в затхлое болото. Людей, воспринимающих мир в черном цвете и движимых подлостью, тоже немало. Столкнешься ненароком с таким, и поражаешься: вместо души – болото чертово, того и гляди, затянет в темную бездну. Подальше от него!
Течение реки, как и жизни человеческой, не бесконечно. Поэтому так важно все делать вовремя. «Успешный человек», - говорят о том, кто успевает: любить, творить добро, познавать мир, наслаждаться жизнью. Пройдя свой путь, река достигает устья, что отнюдь не означает ее кончины. Из уст в уста она передает свои воды морю, обретая новую жизнь.
Не обмелеет на Земле река жизни, которую питает великая любовь, дарованная человеку на все его заветные времена...
г.Уфа, 2020 год