Александр Фадеев добровольно ушел из жизни 13 мая 1956 года. Как пишет Зоя Богомолова, автор книги «Река судьбы», в тот момент писатель находился на даче в Переделкине вместе со своим 11-летним сыном Михаилом. Именно мальчик и обнаружил труп отца, когда около 15 часов зашел к нему в кабинет для того, чтобы позвать к обеду. Cупруга Фадеева, актриса Ангелина Степанова, в этот момент находилась в отъезде. Узнав о трагедии, на дачу в числе первых примчались литераторы Алексей Сурков и Евгений Долматовский. Кроме них, в Переделкино прибыли сотрудники КГБ: генерал Маляров, а также его заместитель и руководитель 4-го управления Филипп Бобков.
Всем сразу бросилась в глаза обстановка в комнате: Фадеев лежал на кровати, его одежда была аккуратно сложена на стуле, а рядом на тумбочке находилось письмо, адресованное в ЦК КПСС. По крайней мере, именно так описывали очевидцы, слова которых приведены в книге Л.Ф. Киселевой «Александр Фадеев в воспоминаниях современников», то, что им пришлось лицезреть в тот день. Кстати, как утверждал Бобков, который много лет «курировал» советскую интеллигенцию, генерал Маляров был намерен прочесть предсмертное письмо Фадеева, но его одернул заместитель. Бобков заверял, что послание никто не вскрывал, и оно было доставлено сотрудникам партии, для которых и предназначалось.
"По записи нашего последнего многочасового разговора, - вспоминал Юрий Либединский, - видно, что он до последнего часа думал о жизни нашей и о литературе, о важных, главным образом общественных делах, составлял планы на будущее, видимо, всячески отодвигая перспективу самоубийства.
Было что-то обострившее это решение. Это моральная атмосфера..."
О том, что обострило решение Фадеева о самоубийстве, рассказано им в письме, адресованном в ЦК КПСС.
Вот текст письма:
"Не вижу возможности дальше жить, так как искусство, которому я отдал жизнь свою, загубленно самоуверенно-невежественным руководством партии, и теперь уже не может быть поправлено. Лучшие кадры литературы физически истреблены или погибли благодаря преступному попустительству власть имущих; лучшие люди литературы умерли преждевременно; все остальное, мало-мальски способное создавать истинные ценности, умерло, не достигнув 40-50 лет.
Литература - это святая святых - отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам народа, из самых "высоких" трибун - таких, как Московская конференция или ХХ-й партсъезд, - раздался новый лозунг "Ату ее!". Тот путь, которым собираются "исправить" положение, вызывает возмущение: собрана группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду, - и выводы, глубоко антиленинские, ибо исходят из бюрократических привычек, сопровождаются угрозой все той же "дубинкой".
С каким чувством свободы и открытости входило мое поколение в литературу при Ленине, какие силы необъятные были в душе и какие прекрасные произведения мы создавали и еще могли бы создать!
Нас после смерти Ленина низвели до положения мальчишек, уничтожали, идеологически пугали и называли это - "партийностью". И теперь, когда все можно было бы исправить, сказалась примитивность, невежественность - при возмутительной дозе самоуверенности - тех, кто должен был бы все это исправить. Литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в положении париев и - по возрасту своему - скоро умрут. И нет никакого уже стимула в душе, чтобы творить...
Созданный для большого творчества во имя коммунизма, с шестнадцати лет связанный с партией, рабочими и крестьянами, наделенный богом талантом незаурядным, я был полон самых высоких мыслей и чувств, какие только может породить жизнь народа, соединенная с прекрасными идеалами коммунизма.
Но меня превратили в лошадь ломового извоза, всю жизнь я плелся под кладью бездарных, неоправданных, могущих быть выполненными любым человеком, неисчислимых бюрократических дел. И даже сейчас, когда подводишь итог жизни своей, невыносимо вспоминать все то количество окриков, внушений, поучений и просто идеологических пороков, которые обрушились на меня, - кем наш чудесный народ вправе был бы гордиться в силу подлинности и скромности внутренней, глубоко коммунистического таланта моего. Литература - это высший плод нового строя - унижена, затравлена, загублена. Самодовольство нуворишей от великого ленинского учения даже тогда, когда они клянутся им, этим учением, привело к полному недоверию к ним с моей стороны, ибо от них можно ждать еще худшего, чем от… Сталина. Тот был хоть образован, а эти - невежды.
Жизнь моя, как писателя, теряет всякий смысл, и я с превеликой радостью, как избавление от этого гнусного существования, где на тебя обрушивается подлость, ложь и клевета, ухожу из этой жизни.
Последняя надежда была хоть сказать это людям, которые правят государством, но в течение уже трех лет, несмотря на мои просьбы, меня даже не могут принять.
Прошу похоронить меня рядом с матерью моей.
А. Фадеев.
13.05.56."
Некролог в «Правде» оставлял очень странное впечатление. Это был, наверное, самый позорный некролог, какой можно было сочинить для крупного советского писателя, руководителя литературы и члена ЦК Коммунистической партии с 1939 года. Единственной причиной его гибели назывался алкоголизм. «Фадеев в течение многих лет страдал тяжелым недугом – алкоголизмом, который привел к ослаблению его творческой деятельности…» И все?! О том, что Фадеев пил, знали многие. Но зачем было писать об этом в «Правде»? Возмущенный Шолохов куда-то звонил, но ему там сказали, что после такого письма, которое оставил Фадеев… Говорили, что письмом был задет лично Хрущев, посчитавший этот поступок «недостойным коммуниста». Еще бы, ведь Фадеев, даже написав о «сатрапе Сталине» поклялся жизнью и смертью своей в преданности ему: «Тот хоть был образован, а эти – невежды»… О ком мог писатель сказать, пусть и нелицеприятные, но все-таки до боли правдивые свои слова и ощущения? О человеке и вожде, которому был лично глубоко предан. Ему сломали душу, оклеветав Сталина, фактически разрушив само его творчество. Что ему оставалось? Вера была разрушена, жизнь – тоже…
Можно, конечно, возразить, что вот, мол, он же сам писал в последнем своем письме и том, что из литераторов сделали «мальчиков для битья»… НО ведь так он написал уже после смерти Сталина… А что он говорил и писал при его жизни?
"Наша Коммунистическая партия - это порождение самого народа, это его лучшая, наиболее передовая, сознательная, организованная часть,- говорил он.- Советскую литературу вдохновляют великие идеи партии... Когда мы говорим о партийности советской литературы, мы имеем в виду тот исторический факт, что советские писатели как партийные, так и беспартийные, признают правоту идей Коммунистической партии, и отстаивают их в своем творчестве, и поэтому, естественно, признают руководящую роль партии в делах литературы".
Фадеев принадлежал к числу тех писателей, которые стремились понять и теоретически обобщить как свой творческий опыт, так и опыт всей советской многонациональной литературы. Именно поэтому он деятельно участвовал в теоретическом определении и обосновании метода социалистического реализма на протяжении всей своей творческой деятельности. В этих определениях он не был догматиком, а, идя от жизни, от живого опыта литературы, проявлял широкое понимание этого метода, который предполагает самую разнообразную тематику, различные способы выражения мыслей и чувств, вплоть до фантастики, богатство и многообразие художественных форм. Фадеев говорил, что в социалистическом реализме как литературном направлении должны творчески соревноваться различные течения, отличающиеся друг от друга творческим почерком, но связанные идейной общностью: "Только охраняя и защищая идейную чистоту нашего искусства от воздействия буржуазной идеологии, можно по-настоящему широко и обоснованно ставить вопрос о свободе поиска, о соревновании творческих течений".
Таким образом, при Сталине он не чувствовал себя ни униженным, ни оскорбленным в лучших своих чувствах… Кто же его сломал? Те самые невежды, которых он обличает в своем последнем письме, те, кто пришел после Сталина… Он пишет, что Сталин был сатрапом, но сатрапом образованным… Но что такое «сатрап»? Я порылась в энциклопедии и увидела, что ничего дурного Фадеев не имел в виду…
Издавна в России повелось, что сатрапами называли любых представителей власти, начиная от полицейских и заканчивая министерскими чиновниками, хотя настоящие сатрапы ревностными слугами царя вовсе и не являлись.
В древнем персидском царстве сатрап – наместник провинции (сатрапии), пользовавшийся всей полнотой административной и судебной власти;… И только…
Предсмертное письмо Фадеева — это глубокий человеческий документ и как бы спектр двух эпох: сталинской и хрущевской на их разломе. Он заставляет о многом задуматься даже сегодня. Например, о том, что между государством и культурой всегда существовали, существуют и будут существовать «правила игры», которые кто-то устанавливает и которые должны быть понятными. А играть в эти игры или нет — это вопрос творческий и человеческий. И всегда между государством и культурой будут находиться люди, которые правила эти выражают не на словах, а самой своей личностью.
От качеств этой личности, этих личностей многое зависит. От того, добровольцы они или проходимцы. И хуже всего, когда «литература отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных». Когда правила эти устанавливает «группа невежд, за исключением немногих честных людей, находящихся в состоянии такой же затравленности и потому не могущих сказать правду»...
