Борис Васильев - один из лучших писателей произведений о Великой Отечественной войне. Его повесть «А зори здесь тихие...» с первых страниц пронзительна по своей лиричности и трагедийности. В ней Борис Васильев описывает жизнь и гибель пяти девушек-зенитчиц. Они пришли на войну по зову сердца, чтобы защищать Отчизну, но погибают от рук злых фашистов. Всё произведение построено на воспоминаниях коменданта разъезда Васкова. Трагические действия происходят на 171-м разъезде, в лесу.
Женя Комелькова, Рита Осянина, Лиза Бричкина, Галя Четвертак, Соня Гурвич-героини произведения. Все они такие юные, но, к сожалению, война не ставит границ возраста и пола. Никто из них не успел осуществить свои мечты, прожить свою счастливую жизнь. Смерть была у всех девушек разная, как и их судьбы. Поведение каждой из пяти девушек - это подвиг, проявление чести и мужества. Я не буду рассказывать о них, это надо прочитать и задуматься. «Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!..»,- как в отчаянии выкрикивал Васков,- остановили отряд хорошо вооруженных и обученных фашистов.
Прочитав это произведение, я думаю, каждый не раз ещё задумается о той страшной войне с её последствиями, которая оставляет неизгладимое впечатление у молодого поколения.
Произведение написано интересно, убедительно, правдиво, естественно.
Главное - легко, разговорным языком. Оно доступно для любого читателя. Благодаря этому лучше понимаешь мысли героев и то, что они делают.
После прочтения повести мне показалось, что я сама вместе с этими замечательными девушками прошла теми суровыми дорогами войны, видела врага и гибель зенитчиц.
В наше время такие произведения актуальны, звучат как предостережение нам, заставляют задуматься над последствиями страшных событий. Эту повесть я советую прочитать каждому.
Власенко Дарья, читатель
центральной библиотеки Каневского района,
16 лет
Отрывки из повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие»
…В расселине, скорчившись, лежала Гурвич, и из-под прожженной юбки косо торчали грубые кирзовые сапоги. Васков потянул ее за ремень, приподнял чуть, чтоб подмышки подхватить, оттащил и положил на спину. Соня тускло смотрела в небо полузакрытыми глазами, и гимнастерка на груди была густо залита кровью. Федот Евграфыч осторожно расстегнул ее, приник ухом. Слушал, долго слушал, а Женька беззвучно тряслась сзади, кусая кулаки. Потом он выпрямился и бережно расправил на девичьей груди липкую от крови рубашку; две узких дырочки виднелись на ней. Одна в грудь шла, в левую грудь. Вторая — пониже — в сердце…
… С шумом раздались кусты, и из них порскнула вдруг Галя. Выгнувшись, заломив руки за голову, метнулась через поляну наперерез диверсантам, уже ничего не видя и не соображая.
-А-а-а...
Коротко ударил автомат. С десятка шагов ударил в тонкую, напряженную в беге спину, и Галя с разлету сунулась лицом в землю, так и не сняв с головы заломленных в ужасе рук. Последний крик ее затерялся в булькающем хрипе, а ноги еще бежали, еще бились, вонзаясь в мох носками Сониных сапог.
Замерло все на поляне. На секунду какую-то замерло, и даже Галины ноги дергались замедленно, точно во сне…
…Чернело там что-то. Что чернело, не мог старшина разобрать, В миг какой-то даже дойти до пятна этого хотел, посмотреть, но запыхался от подскоков своих и решил отдышаться. А когда отдышался, рассвело уже достаточно, и понял он, что чернеет в болотной топи. Понял и сразу вспомнил, что у приметной сосны осталось теперь пять вырубленных им слег. Пять - значит, боец Бричкина полезла в топь эту, трижды клятую, без опоры...
И осталось от нее армейская юбка. А больше ничего не осталось - даже надежд, что помощь придет…
Старшина не ответил. Молча мешок развязал, достал черствый хлеб, сало, фляжку. Налил в три кружки, хлеба наломал, сала нарезал. Роздал бойцам и поднял кружку.
-Погибли наши товарищи смертью храбрых. Четвертак- в перестрелке, а Лиза Бричкина в болоте утопла. Выходит, что с Соней вместе троих мы уже потеряли. Это так. Но ведь зато сутки здесь, в межозерье, противника кружим. Сутки!.. И теперь наш черед сутки выигрывать. А помощи нам не будет, и немцы идут сюда. Так что давайте помянем сестренок наших, там и бой пора будет принимать. Последний, по всей видимости...
Осянина, скорчившись, сидела под сосной, упираясь спиной в ствол. Силилась улыбнуться серыми губами, то и дело облизывая их, а по рукам, накрест зажавшим живот, текла кровь.
-Чем?-только спросил Васков.
-Граната...
Положил Риту на спину, за руки взял- не хотела принимать, боли боялась. Отстранил мягко и понял, что все... Даже разглядеть было трудно, что там, потому что смешалось все- и кровь, и рваная гимнастерка, и вмятый туда, в живое, солдатский ремень…
…Женька не расстраивалась. Она вообще никогда не расстраивалась. Она верила в себя и сейчас, уводя немцев от Осяниной, ни на мгновение не сомневалась, что все окончится благополучно.
И даже когда первая пуля ударила в бок, она просто удивилась. Ведь так глупо, так несуразно и неправдоподобно было умирать в девятнадцать лет.
А немцы ранили ее вслепую, сквозь листву, и она могла бы затаиться, переждать и, может быть, уйти. Но она стреляла, пока были патроны. Стреляла лежа, уже не пытаясь убегать, потому что вместе с кровью уходили и силы. И немцы добили ее в упор, а потом долго смотрели на ее гордое и прекрасное лицо...
…Рита знала, что рана ее смертельна и что умирать она будет долго и трудно. Пока боли почти не было, только все сильнее пекло в животе и хотелось пить. Но пить было нельзя, и Рита просто мочила в лужице тряпочку и прикладывала к губам.
…Он замолчал, стиснув зубы, закачался, баюкая руку.
-Болит?
-Здесь у меня болит. -Он ткнул в грудь: -Здесь свербит, Рита. Так свербит!.. Положил ведь я вас, всех пятерых положил, а за что? За десяток фрицев?
-Ну зачем так... Все же понятно, война...
- Пока война, понятно. А потом, когда мир будет? Будет понятно, почему вам умирать приходилось? Почему я фрицев этих дальше не пустил, почему такое решение принял? Что ответить, когда спросят: что ж это вы, мужики, мам наших от пуль защитить не могли! Что ж это вы со смертью их оженили, а сами целенькие? Дорогу Кировскую берегли да Беломорский канал? Да там ведь тоже, поди, охрана, - там ведь людишек куда больше, чем пятеро девчат да старшина с наганом!
- Не надо, - тихо сказала она. - Родина ведь не с каналов начинается.
Совсем не оттуда. А мы ее защищали. Сначала ее, а уж потом канал.
- Да... - Васков тяжело вздохнул, помолчал…
…Слезы текли по грязному, небритому лицу, он трясся в ознобе, и смеялся сквозь эти слезы, и кричал:
- Что, взяли?.. Взяли, да?.. Пять девчат, пять девочек было всего, всего пятеро!.. А не прошли вы, никуда не прошли и сдохнете здесь, все сдохнете!.. Лично каждого убью, лично, даже если начальство помилует! А там пусть судят меня! Пусть судят!..
А рука ныла, так ныла, что горело все в нем и мысли путались. И потому он особо боялся сознание потерять и цеплялся за него, из последних силенок цеплялся...
________________________________________________________________
БД "Молодежь и книга" в рамках библиотечного Интернет-форума "Молодой герой в литературе моей страны"
Краснодарская краевая юношеская библиотека им. И.Ф. Вараввы http://krkrub.kubannet.ru/rubrik/7170
