Таких всемогущих гандболисток, как эта литовская австрийка, нынче нет. И это не ностальгическое брюзжание, а объективная оценка. Подтверждение этому — в нашем интервью.
Персона Аушры Фридрикас (в былые годы — Миклушите, Жюкене) настолько масштабна, что большой рассказ можно затевать о любом этапе ее карьеры. Тем более что с каждой минутой она говорит по-русски все уверенее и красочнее, извлекая подзабытые выражения откуда-то из прошлого.
Советский период со становлением в вильнюсской "Эгле" и триумфом со сборной СССР на чемпионате мира-1990... Независимая Литва и легионерские пробы в Испании... Золотые годы в "Хипо" Гуннара Прокопа и пять побед в Лиге чемпионов... Сезоны в Скандинавии и еще две виктории в главном еврокубке в составе датского "Слагелсе"... Сборная Австрии с бронзовыми медалями ЧЕ-1996 и ЧМ-1999... Признание лучшей гандболисткой мира-1999 по версии ИГФ (из уроженок СССР такой титул есть только у нее)... Послеигровая жизнь со множеством ролей и теперешней должностью главного тренера команды элитного австрийского дивизиона "Дорнбирн"...
В упоминаниях о ней в прессе можно встретить и такую характеристику — "самая успешная гандболистка мира". И неспроста: ее игровая карьера растянулась на 24 (!) года, и только побед в неациональных турнирах счетоводы "нашли" сразу 27. Мы, впрочем, ограничились "лишь" двумя часами разговора и двумя частями интервью, и первая из них уже начинается.
— Как в Литве вам удалось заложить такую базу, что вы стали одной из самых титулованных гандболисток мира и играли до 40 лет?
— Думаю, мне очень повезло. Я начинала с легкой атлетики. Оттуда пришла в гандбол. Развила координацию, быстроту, технику движений... В моем Друскининкае я имела очень хорошего тренера по гандболу, который увидел во мне что-то необычное. Уделял много внимания, ставил технику, работал индивидуально.
Теперь я сама тренер. И вижу, что если игроки не хотят, очень тяжело им что-то внушить. В этом смысле я сама проявляла интерес, хотела быть лучшей. Такой характер: если что-то делаю, то стараюсь, чтобы получилось хорошо.
К тому же гандбол — интеллигентный вид спорта. Было интересно. Интересно находить возможности сыграть креативно, забросить. Работа тоже важна. Слова многих опытных людей: десять процентов успеха — это талант, а девяносто — работа.
В шестнадцать лет я начала играть в высшей лиге чемпионата СССР за "Жальгирис" из Каунаса. Мне доверяли. Даже если делала ошибки, позволяли развиваться. Повезло мне и в "Эгле". Мы, шесть молодых игроков, попали тогда к тренеру Антанасу Тараскявичюсу. Он предоставил возможность двигаться дальше.
Чемпионат СССР был очень сильной лигой. Это тоже много дало в плане развития. Думаю, я попала в хорошие руки. Тренеры работали с душой.
— Получается, вы начали заниматься гандболом в 14 лет, а в 16 уже играли в высшей лиге чемпионата СССР?!
— Нет, в гандбол я пришла, когда мне было пятнадцать. А за "Жальгирис" стала играть в шестнадцать с половиной. Дело в том, что, как и говорила, я пришла из спорта. Координация, быстрота, динамика у меня уже были. Многие попадают в гандбол, не имея фундамента. Это очень тяжело. Надо одновременно и учиться игре, и закладывать физическую базу. Наверное, вдобавок ко всему у меня еще и гены, позволившие развиваться в этом виде.
— У вас были спортсмены в роду?
— Моя мама была легкоатлеткой. А папа играл в ватерполо. Но — не на высоком уровне.
— Вас наверняка — и неоднократно — звали к себе другие команды чемпионата СССР. Какие именно?
— Насчет переезда спрашивал Игорь Турчин. Но и сам же давал ответ. Говорил: из Литвы еще никто не уехал играть в другой республике. Многие знали, что мы останемся. Турчин попытался, а другие даже не пробовали.
— Почему литовцы не хотели уезжать? Ощущали такую сильную привязанность к родине?
— Не думаю. Просто у нас были хорошие условия, атмосфера в командах. Я ведь и когда играла в венском "Хипобанке", каждый год могла уйти в любой другой клуб мира. Приглашали на большие деньги, но для меня были важны атмосфера, дружеские отношения, тренировки, обращение тренеров. Не все решают деньги. Я не из тех игроков, которые быстро бросают все и идут на риск. В этом смысле я осторожная. Может, поэтому и оставалось в том клубе, где уже поиграла, где мои подруги.
— Что еще запомнилось о чемпионате СССР?
— Темперамент тренеров. Хорошая лига. Каждый мог как выиграть, так и проиграть. Очень высокий уровень. Конечно, жизненные ситуации. Очереди за хлебом, молоком. Теперь это кажется экзотикой. Но я с удовольствием вспоминаю те случаи. Наша жизнь была необычной.
Литва в этом плане ничем не отличалась от других республик. Вечером можно было даже молока не купить. Стояли и за мясом, и за фруктами. Хотя мы как спортсмены имели другие возможности, могли достать дефициты, получали талоны, продукты, недоступные нормальным людям. Все это история. Теперь рассказываю сыну. Когда он что-то хочет, говорю: а я не могу тебе купить. Или не хочу. И объясняю, как мы боролись за это.
Даже взять политику — так интересно было за ней наблюдать. Помню, когда умер Брежнев, пришел Андропов. Правители умирали, и на освободившееся место опять выбирали старого человека. Вот так политика передавала стулья. Перед чьей-то смертью люди получали этот стул. Социальная система, бесплатные доктора, жилье — теперь все это смешно, а тогда было нормально. Вспоминаю с удовольствием.
Люблю русские фильмы. "Собачье сердце" — или как там? Когда показываю этот фильм друзьям, перевожу и рассказываю, им так тяжело понимать, почему я смеюсь. Или "Двенадцать стульев". В той стране были прекрасные люди, которые с минимальным уровнем жизни чувствовали себя счастливыми.
— Читал, что ваш дед, боровшийся за независимость Литвы, вынужден был уехать в США. Увидеться с ним довелось?
— Да. Он имел право навещать нас. Но мои родители и мы не могли к нему выезжать. Первый раз я полетела к нему в Америку в 23 года. После этого стала ездить, когда захочу. А моя мама впервые отправилась к своему отцу, когда ей было 40. Каждый год подавала документы, и только в семидесятые смогла улететь.
— Оставаться в Литве дедушке было небезопасно?
— Как вам сказать? С наступлением советских времен его ждали или тюрьма, или Сибирь, или отъезд...
— Победный для сборной СССР чемпионат мира-1990 прошел в разгар борьбы Литвы за суверенитет. Перед вами стояла внутренняя дилемма: ехать ли на турнир?
— Поехала с удовольствием. Для спортсмена очень важно играть на таком уровне. Но было одно "но". В то время литовская федерация была на два года дисквалифицирована, команды не могли принимать участия в интернациональных играх. А для гандболиста два года много значат.
Почти все игроки "Эгле" уехали за границу. Я единственная не имела лицензии. Потому что на протяжении тех двух лет нам выдавали допуски в России. И у меня был договор, что я получу лицензию после чемпионата мира. Мне ее дали, когда я сидела в самолете, улетавшем на чемпионат мира в Корею.
Но это политика. Так получилось, что было быстро принято решение: мы расстаемся. В спорте в тот период все было дезорганизрвано. Поехала из-за лицензии и из-за того, что сама хотела.
— Чем памятна та поездка в Южную Корею?
— Это мой первый чемпионат мира. Была в сборной и в 1988 году перед Олимпийскими играми в Сеуле. Находилась в очень хорошей форме. Мне был только 21 год, но была уверена, что поеду на Олимпиаду.
За день до объявления состава меня вызвал на разговор Турчин. Сказал так: ты игрок будущего, уверен, что станешь лучшей гандболисткой мира. Но у меня есть те, для кого это последние Олимпийские игры. Он тогда взял Немашкало и Манькову. А меня — нет. Конечно, я обиделась. Потому что была в ужасно хорошей форме. Но это решение тренера.
В одном он не ошибся — я стала лучшим игроком мира. Почти десять лет была высоко в рейтингах, на местах от первого до третьего. Несчастье в том, что Немашкало порвала там крестообразные связки, а Манькова была беременна. Если бы он решил по-другому, возможно, я помогла бы команде стать не третьей, а первой. Но это спекуляции.
Да, тогда имела обиду. Но простила это Турчину. К тому же он предсказал мне хорошее будущее.
А с чемпионата мира запомнилось, что в социальном развитии Корея ушла тогда очень далеко по сравнению с Россией, с нами. На играх полный зал, по 20 тысяч зрителей. И эта была моя первая медаль на взрослых топ-турнирах.
— Ваши подруги по сборной вспоминали, что на гандболисток из других клубов Турчин кричал меньше, чем на игроков киевского "Спартака".
— Не сказала бы. Конечно, тех своих игроков он критиковал. Потому что было напряжение. Больше всего гандболисток он приглашал из своего клуба, даже в резервный состав. Когда ты так делаешь, должен от них и требовать больше. Потому что все говорили бы: а почему ты не берешь моего игрока, который сильнее? К тому же от кого тренер требует больше? От самых лучших. Правда или нет?
Помню один случай, который остался в моей голове. В первый раз поехала в сборную Союза к Турчину — с вильнюсской одноклубницей Сигитой Стречень. И она мне сказала: пожалуйста, на тренировках никогда не сачкуй. Потому что тренер имеет глаза даже на затылке. И если ты будешь так делать, может, больше в сборную не попадешь. А для тебя это площадка для подъема в мировой гандбол.
И вот приехала. Не чувствовала себя какой-то чужой. Хотя игроки с нами общались по-иному, как будто мы были из другого мира, из Европы. И на тренировке во время одного упражнения я сачканула. Там нужно было прыгать в высоту и хлопать двумя ногами, раскачиваясь из стороны в сторону. Я была последней — наблюдала, как делали это другие.
Таким образом надо было пробежать весь зал. Выполнила не на сто процентов. А Турчин стоял ко мне спиной и вообще-то этого не видел. И когда мы подошли к нему, он спросил: Аушра, как там называется у вас ансамбль народных танцев? Отвечаю: "Литва". Он говорит: ну, давай, "Литва", бежишь так два круга, а мы будем на тебя смотреть. И я поняла, что он видел, как я сачканула. И после этого я ни-ког-да в жизни так не делала. Он меня не обругал, но с юмором и красиво дал понять, что все видит и все знает.
Мне было очень стыдно. Все наблюдали. Ты молодой игрок, хочешь быть с опытными на одном уровне. Это было как унижение для меня.
— Возвращаясь к теме независимости Литвы: вы ведь были у здания парламента в знаменитое "кровавое воскресенье" в январе 1991-го.
— Когда молодой, ты такой мотивированный. Мы знали, что Литва оккупирована, что мы должны быть свободны. Ты растешь, все признаешь, но внутри чувствуешь себя литовкой. Тогда мы организовывались, встречались у парламента, телевизионной башни, проводили митинги. И да, мы с сестрой были там, стояли, когда проходили танки.
Вначале ничего такого не думала. Но когда пушку развернули на людей, был шок: а что будет, если они начнут стрелять? И реально, и нереально. Мы видели политические фильмы о войне, об убийствах. И что-то похожее теперь было перед нами. Могло случиться ужасное. Даже не могу описать те чувства. И страх, и мысли — шоковое состояние.
Оказалось, это была такая шутка. Стрелять они не хотели. Но впечатление от этого осталось. Когда пришла в себя и поняла, что творится, мы с сестрой отправились домой. Вся ситуация была больная. Есть политика, а нормальные люди погибают. Вообще-то всякие решения можно принимать в мире. И находить компромисс. Я очень чувствительна к этому.
— Как осуществлялся ваш первый заграничный переход — в Испанию? Вы получили тогда лицензию в самолете — что было дальше?
— У меня был большой страх. Поехала в Испанию одна. Не знала, что со мной будет, встретит ли кто-то в Мадриде. Но в аэропорт приехали два менеджера "Эрнани", один из которых говорил по-русски, старался мой страх уменьшить. Я попала в хорошую команду, в которой мне уделяли много внимания. Оказалась там как экзотический игрок. Первая иностранка. До сих пор с некоторыми общаюсь.
Я уехала зимой. Переходы в такое время были непопулярны. А команде из Сан-Себастьяна был нужен игрок. Еще до чемпионата мира знала, что туда поеду. Спустя время перешла в "Ремудас". В Гран-Канарии работал молодой настырный менеджер. Убедил меня. Там были лучше финансовые условия, лучше команда, выше амбиции.
— Чем интересна Испания?
— Боже, там такие свободные люди! Без напряга. Их фиеста меня просто замучила. Испанки очень дружелюбные и везде меня таскали. А у меня другое отношение: можно праздновать, но не так часто. Просто уставала от этих побегушек. Я такой человек, что мне нужно время и для себя. Испанцы — веселый народ. Двух лет там было достаточно.
— Читал, что в "Ремудасе" у вас возникли проблемы с контрактом.
— Нет. Я никогда с этим не имела проблем. Просто у меня был контракт на два года. А после Олимпиады-1992 Гуннар Прокоп хотел обновить "Хипо", искал игроков. Меня пригласили. Как говорится, протежировали. Хотя при этом ты сама должна добиться, чтобы в тебя поверили, взяли в команду.
Бывший клуб не мешал мне, не ставил подножек, вел себя по-джентльменски. В Гран-Канарии могли потребовать за меня деньги. Но до сих пор там говорят, что я была лучшим иностранным игроком клуба. И довольны, что помогли мне так развиться, что я попала в еще более сильную команду.
— После ухода из "Хипо" вы говорили, что Прокоп был строг и эгоистичен, что с игроками плохо обращались. Но не так давно у того вашего "Хипо" состоялась теплая встреча, на которой был и Гуннар. Время поменяло оценки?
— Время поменяло оценки, отношение... Я теперь как тренер понимаю, почему он от нас столько требовал. Все поменялось. Да, я простила всех. Обиды прощаю быстро. Если ты их носишь, они останавливают тебя. Как тормоза. Простить и идти вперед — это мой девиз. Вспоминаем только лучшее. В то время мы были результативны. С ним как с ментором мы добились успехов. Без него, может, не было бы этого — кто знает? Мы устраиваем такие встречи почти каждый год.
— Вспомните интересную историю про Гуннара.
— У него был принцип, что игроки должны все делать максимально. Расскажу такую. Когда Прокоп был зол после нашего проигрыша Лиги чемпионов, он сказал, что теперь мы будем трудиться как нормальные рабочие — по восемь часов в день. Восемь часов физической работы, беготни, "тренажерки". Это невозможно! Никто не способен сделать подобное. Так он хотел нас наказать.
Аэробика, потом короткая пауза и силовая тренировка, тхэквондо, беговое занятие и гандбол. Боюсь солгать, но это длилось месяц. Ха, мы действительно проводили в зале по восемь часов. Скажу вам, такого в жизни я нигде не слышала и не видела. Тогда мы очень обижались.
Второй случай. Он нас завлекал на ментальные тренировки. Гуннар был тренером и в сборной Австрии и всегда говорил, что мы не имеем большого выбора хороших игроков. И ментально команда должна быть очень сильной. И мы пошли в гору — 3100 метров высоты, лед. Никто не хотел, но он сказал: ну, девочки, мы только поднимемся — а потом нас спустят оттуда вертолетом. И мы ему поверили.
Два дня поднимались туда с тяжелыми рюкзаками в специальной одежде, обуви. Шли по шесть человек. Лед, пропасть — нас обучили, как нужно себя вести. И я так стремилась первой подняться, что ох! Думала, нас вертолет спустит. Когда мы залезли туда, увидели дождь, снег, непонятно что на небе.
И он говорит: девочки, а теперь мы спускаемся с горы на шнурах. Как альпинисты. Я была в шоке и плакала. Так разочаровалась в нем. Это была его шутка, он солгал. Обратно спускались злые! Пришли на станцию. И он нам купил шнапс. И потом так весело было. Рассказы, как мы поднимались, спускались... Он знал, как нас учить. Удивлял. Хотя все было строго.
— Еще вы говорили, что Прокоп учил игроков музыке и рисованию.
— Да-да. И это было. Перед чемпионатом мира 1995 года Гуннар пришел к выводу, что активный отдых для спортсменов — лучший отдых. Когда тренировались по три раза в день, в свободное время мы гуляли, спали, читали.
А тогда после утреннего занятия мы учили песни. Потом еще тренировка, обед. Следом лепили что-то из глины, занимались такими "искусственными" работами. Вечером изучали историю. Сидели с семи утра и до одиннадцати. Голова была полная! Уставали.
Придумывали, как уйти и немножко отдохнуть. Говорили, что хотим в туалет, а сами ложились на полчаса в комнате и прибегали потом обратно в студию. Что мы только не выдумывали! Потому что он был такой до смешного креативный человек, лишь бы добраться к успеху.
Мы занимались греблей, плавали по реке. Развивали выносливость — двадцать минут бегали, двадцать плыли в лодке на нужном пульсе. Тык-тык-тык-тык — гребешь! Потом из лодки — на велосипед. И тоже быстро-быстро-быстро. Ой, делали много разного. Еще он старался, чтобы мы поняли австрийскую культуру, выучили язык, водил нас в оперу, на мюзиклы. Чтобы мы интеллектуально развивались.
Другого такого человека нет и не будет. В этом смысле он легенда. Турчин — легенда как тренер. А Прокоп — легенда как мыслитель.
— В чем был секрет того вашего "Хипо"? Почему он долго доминировал в клубном женском гандболе?
— Потому что Гуннар собирал гандболисток, которые хотели выигрывать. Темпераментных, дисциплинированных, думающих. Очень важно, чтобы совпадала "химия". Он позвал самых хороших игроков. Не могу сказать, что таких не было в других клубах. Просто мы по характеру были настырные, не хотели проигрывать. Плюс условия для работы. Мы были профессионалами, проводили по две-три тренировки в день. Это очень важно, чтобы иметь выносливость, играть на высоком уровне без травм.
— Как встретили в Литве ваше решение принять австрийское гражданство?
— Были обижены. Хотя в спортивном мире все меня понимали.
— А вас такая реакция обижала?
— И да, и нет. Теперь они про это говорят по-другому. Да, обижены были в политическом смысле. В спортивном же плане все поняли, почему так случилось.
— Это решение далось трудно?
— Каждое решение, в том числе это, было очень трудным. Я писала плюсы и минусы, взвешивала. И для своего будущего приняла его.
— Если бы вы с Римой Шипкус остались в сборной Литвы, команда могла бы пошуметь, добиться высоких результатов?
— В том году, когда я не поехала на чемпионат мира, у нас была команда, которая могла выиграть медаль. Это было в 1993-м в Норвегии. А что касается будущего, если брать десятилетие, — нет, не думаю.
Вторую часть воспоминаний Аушры Фридрикас БЦ предложит вам скоро.
Сергей Мордасевич
Фото: Gepa, APA/HERBERT P. OCZERET, rankinis.lt, 2liga.at, oehb.at vn.at, laola1.at, Scanpix, epaper.vn.at, Nils Meilvang, Brian Rasmussen, из личного архива Аушры Фридрикас.
Самые свежие гандбольные новости со всего мира всегда доступны на сайте "Быстрого центра":handballfast.com .
