Иван Яковлевич Билибин (1876-1942) и сегодня остается самым известным в России книжным иллюстратором, мастером сказочной темы. «Билибинский» стиль сформировался с первых же работ и сразу произвел неизгладимое впечатление на современников, вызвал массовое подражание, стал частью «русского модерна» – мощного течения в самых разных областях искусства. Иван Билибин заявил о себе не только как книжный иллюстратор: станковая живопись, оформление промышленных интерьеров и театральных постановок – все было подвластно ему. Виртуозная техника рисунка заслужила ему прозвище «Иван – железная рука», но кроме дара изображения, художник обладал уникальными человеческими качествами. Каждый его день был наполнен чувствами, поступками, событиями – и все это на фоне небывалого подъема русской жизни, материальной и духовной, несшей в себе глубинное древнее наследие и азарт новых возможностей. Так было до 1917 года – но здесь прервемся, чтобы уточнить тему.
Наш рассказ – не о самом художнике, а о книге, посвященной его жизни и творчеству. О книге – просто замечательной, вышедшей из-под пера кандидата искусствоведения, профессора Санкт-Петербургского государственного академического института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина при Российской академии художеств Т.Ф.Верижниковой. Биография сказочного (во всех смыслах слова) мастера не просто изложена или воплощена, но воспета и озарена. С первых же страниц впечатление не как от чтения, но как от музыкально-художественной постановки, яркого зрелища на историческую тему. Древность билибинского рода – со времен Ивана Грозного! Яркие эпизоды из жизни предков: жертвование сотен тысяч рублей на Отечественную войну 1812 года, награды из рук императоров и обеды в их честь, участие в проекте отмены крепостного права, губернаторские и министерские должности, уплата карточных долгов (не своих!) ценой потери всего состояния, меценатство и издательская деятельность. Это еще далеко не полный перечень, побуждающий продолжить исследования.
Изложение предыстории и собственной жизни героя обходится без каких-либо пафосных приемов – особых эпитетов, восклицаний, оценочных категорий, но восхищение автора от страницы к странице становится все более уверенным и заразительным. Начало жизни художника словно бы заманивает в себя атмосферой бытовой добротности и высоких культурных запросов родительской семьи, живыми детскими впечатлениями от природы, родственных отношений, первых попыток творчества, любопытства и успехов в получении знаний. Затем начинается настоящая творческая деятельность, пересказываемая и как бы лично переживаемая мастером-искусствоведом, с потоком сказочных иллюстраций, уносящих читателя к тайникам памяти о собственном детстве. Эффект необычайный: просто и легко освобождаешься от повседневности и становишься частью другого мира: за высокими горами, за широкими морями, град на острове стоит, и я там был, мед-пиво пил…
Но не только сказочным и детским становится мироощущение. Взросление и освоение реальности происходят не менее захватывающим образом. Столько сведений об образовательных учреждениях столицы, столько фактов из ее культурной жизни, громких имен и достижений, перспектив и возможностей, неожиданностей и разнообразных деталей! В Тенишевской мастерской И.Е.Репина «изобразительные приемы и внутренняя глубина их освоения скрывались за внешней изящной непринужденной простотой поведения, веселым остроумием. Здесь страстно и искренне любили искусство и занимались самозабвенно. Объединяло их и стремление к радостям жизни, шуткам, забавным розыгрышам, так свойственным молодости». Первые лучи славы, первая любовь и первый брак (всего их будет три, и будут дети), а впереди еще так много всего! И радостно-чудесного, и неотвратимо ужасного…
Пример наугад: «Великолепие русского искусства этого времени отразилось в билибинском оформлении «Сказки о царе Салтане». С любовью, неиссякаемой фантазией художник использует свои знания древнерусского искусства и народного творчества. Многокрасочный мир русской старины встает со страниц книжки. Он ведет читателя из роскошных царских палат к стенам белокаменного кремля, на берег синего моря с алыми ладьями под мощно раздутыми парусами, заставляет любоваться узорчатыми старинными одеждами, богатством утвари. Все достоверно исторически, но гиперболично по образу. Билибинская Русь перемещается в область мифа, сказки, достигает высоты поэзии Пушкина».
Другой пример: «Поворотным моментом в развитии пейзажной темы стало лето 1908 года, поездка в Корнуолл – одно из древнейших мест на юго-западном каменистом побережье Британии, где сохранились памятники неолитического и языческого периодов: дольмены, менгиры, ранние средневековые монастыри. Здесь Билибин достигает обощения линеарной строгости, эпической статичности и смелого сопоставления планов, наделяющих его пейзажное творчество особой красотой и значимостью. Корнуоллские пейзажи были выполнены акварелью – легкой, прозрачной, не скрывающей структуру рисунка, ставшего крепким и уверенным. Серия крымских пейзажей более монументальна по композиции, темпераментнее и ярче по живописи. С 1910 года, когда Билибин на паях с группой петербургской и московской интеллигенции приобретает участок в Батилимане, на диком тогда еще берегу восточнее Балаклавы, он вплоть до 1917 года лето проводит в Крыму».
Казалось, так будет всегда: творческий рост, окружение друзей, женская любовь – и нелюбовь, увы, но высокому духу все во благо, как и «вполне русский способ бегства от действительности, сопровождавший его всю жизнь: «Вот я люблю пить вино. Это порок, и очень скверный. Это, может быть, окончательная преграда для других людей, у которых есть гостиная, столовая, детская и т.д. Но для людей искусства это очень большая, обидная, неприятная помеха, но не преграда. Ведь мы, имея крылья, можем перелететь через нее на зеленый луг с цветами!» Впрочем, не только луг с цветами, но и столовые-гостиные, а также мастерские, похожие на музеи, у Билибина тоже были. И одевался он прекрасно, и ни в каком комфорте себе не отказывал.
Но, подобно предкам, мог и жертвовать собой, до последнего рубля и куска. В тифозном Новороссийске, накануне эмиграции, он поддерживал больных дочерей друга: «продавал этюды спекулянтам, деньги его текли, как вода, но у нас было все». Потом был почти булгаковский «бег», с грязью, голодом, неизвестностью. Потом – пять лет в Египте, ставшие вынужденным началом нового творческого периода. Потом еще десять лет в разных городах Европы, где не прекращалась художественная работа. А затем в сентябре 1935 – советское гражданство. И еще шесть лет жизни, преподавательской работы, участия в выставках, работы над государственным заказом иллюстраций к русским былинам, довести которую до конца помешала только смерть 7 февраля 1942 года в блокадном Ленинграде. На последнем новогоднем праздновании, в подвалах Академии художеств, Иван Яковлевич прочел собственные стихи, с таким финалом:
…Когда мы вложим длани в длани
Тем, кто вернется с поля брани,
Кого сейчас среди нас нет.
И то, что было – станет с нами,
А то, что будет – будет свет!
Верижникова Т.Ф. Иван Яковлевич Билибин (1876-1942). Жизнь и творчество/Москва: Русскiй Мiръ, 2019. – 224 с.: ил.
Материалы по теме:
Если Вам понравилась идея и эта статья попрошу Вас поддержать развитие канала "Книжный класс" значком "Большой Палец Вверх" и подпиской на него .
Это имеет большое значение для развития канала на Яндекс.Дзен, мотивации и дальнейших публикаций.
Оставайтесь с нами.
