Мне повезло - школу молодого яхтсмена я прошел у настоящего капитана, любившего железную дисциплину; паруса на его яхте менялись, как на гонках.
Вахты точно по нулям, для профилактики здоровья экипажа применялось обливание забортной водой на палубе, а в портах захода на прощание зажигался огонек в нежных сердцах.
В природе есть три типа яхтсменов: первые — любители раздавить бутылочку в обществе ассолей с веселыми ляжками, как правило, это неплохие компанейские ребята, и частенько при отдаче якоря они падают за борт вместе с ним.
Второй тип — это спортсмены.
Они серьезны, расчетливы и могут часами обсуждать своевременность перемены галса у буя No5.
Гонка для них — все.
На яхте их мысли спрессованы в одну — выжать из лодки все возможное, лишь бы прийти к финишу первыми.
Последний, третий, тип-самый малочисленный и незаметный, его почти не видно.
Эти чудаки годами ковыряются в какой-нибудь старой полусгнившей посудине, доводя ее до ума, или строят новую, с любовью к каждой детали корпуса, затем начинает осваивать близлежащие заливы и страны, пока, наконец, не скроются за горизонтом, чтобы осуществить кругосветку, - мечту, которую, боясь спугнуть, скрывали всю жизнь.
Я устал от писанины, но одна деталь заслуживает внимания.
В этот вечер мы с "Александрой" прошли по долготе лежащий на юге остров Киска, находящийся в группе Крысьих островов.
В период японской оккупации интервентов здесь ждала бы та же участь, что и на о.Атту, если бы не четкая блестящая тактика по эвакуации, где счет велся на минуты.
К Киске одновременно подтянулся американский флот с 34-тысячным десантом и два японских крейсера.
Пять суток азиаты играли с ними в прятки и догонялки, бегая вокруг острова, но как только упал туман, влетели в идеальную для эвакуации бухту, где при маневре столкнулись друг с другом, потеряв один корабль.
В течении 30-ти минут свыше 5000 самураев вскарабкалось на борт, был выбран якорь, дан ход 30 узлов, и через двое суток крейсер вынырнул из тумана на рейде Северо-Курильска. (The ALEUTIANS, Alaska Geographic, Vol. 7, No.3)
В это же время американцы начали обстрел Киски с моря и воздуха и бомбили необитаемый остров пятнадцать суток, думая, что японцы сидят в окопах.
Можно смело поклясться всеми дохлыми куропатками, что если бы к японцам в прикупе не пришел туман, игра в прятки могла бы закончиться худо.
22 июля
Ночью лодка под штормовыми с двумя вытравленными по корме правого борта швартовыми прошла 24 мили.
Пропадал свет на компасах, и час я потратил на электропроводку, - контакты были окислены.
Из шестилетней давности сухих батарей (когда-то тревожно мигавших на береговом маяке) извлек 12 вольт для “Магеллана”.
Сравнил показания спутников со счислимыми; широта была та же, но по долготе за трое суток на дистанции 170 миль я обогнал себя на 14 миль.
Все это время я пользовался самодельным лагом, показания которого снимал с любым усилением или ослаблением ветра, - очень точным прибором, не изменившимся со времен Колумба.
Под утро ветер усилился и, отходя к северу, шел порывами весь день.
Я заметил, что стоит ему засвистеть в такелаже, как высота волн увеличивается до 1,5-2 метров.
Управляя яхтой, для лучшего обзора всегда сидишь на наветренном борту. Кокпит мал и тесен, и поэтому приходится мириться с соседством бакштага, на стальной струне которого, свежий ветер насвистывает пару занудных нот.
Примитивный назойливый мотив, за которым проглядывает ухмыляющаяся рожица композитора-мазохиста.
Сотни лет моряки посвистывали на парусниках, чтобы вызвать ветер.
С вытеснением парусных судов на способные продвигаться в безветрие пароходы, на флоте ввели новую примету — чтобы не навлечь шторм, на свист наложили эмбарго.
Конечно, все приметы, как хорошие, так и плохие, от лукавого.
В отличие от незатейливых современных - “если колготки на ногах — это к женщине, а если на голове - к ограблению", в старых приметах больше волнующей загадочности, - от заложивших дьяволу душу капитанов не должна падать тень на палубу; перед ураганом должно загораться голубое пламя на топе мачты, женщина на борту - к несчастью...
Четыреста лет назад кровожадный Фрэнсис Дрейк пригнал в Англию из кругосветки своего "Пеликана" с доверху набитыми испанским золотом трюмами (за это был произведен Елизаветой I в рыцари и умер от дизентерии на Карибах).
После швартовки суеверный вахтенный пират безнаказанно приветствовал ступившую на трап королеву грозным окриком “Куда, потаскуха?"
Сейчас на больших судах без дам не обходятся, в гонках вокруг света участвует женский экипаж и любой моряк, сохранивший первую молодость, в глубине души согласится, что жизнь без прекрасного пола сводится к унылому прозябанию.
В полдень с горизонта подкралась, похожая на злокачественную небесную опухоль, тяжелая черная туча, потемнело даже в каюте.
В это время я колдовал над печуркой и по запарке, в страхе за ванты и бакштаги, выскочил менять паруса в ботинках и на баке меня пару раз окатило по пояс водой.
К вечеру я устал от постоянной смены парусов. Самая азартная работа на яхте — взятие рифов — вдруг стала изнурительной.
Хондроз уныло умолял дать покой спине; все-таки мы рано стали на задние лапы.
По долготе начал проходить остров Амчитка, акватория которого в октябре 1971 года стала Хиросимой для двухсот пятидесяти тысяч морских котов, каланов и нерп.
У меня давно таилась мыслишка, что биологическая первопричина тайны массовой гибели популяции голубого песца на нашем острове Медном пять лет спустя после испытания бомбы кроется в любимом развлечении военных, - потомки выживших зверюшек до сих пор не могут очухаться, полуслепые, полуглухие и полулысые, они бродят по берегам бухт в поисках даров моря.
(Продолжение в следующей части)
