В октябре 1831 года на даче в Царском Селе Пушкин написал стихотворение «Чем чаще празднует лицей», посвященное заветному дню 19 октября – дню основания Лицея. К этому времени со дня открытия Лицея прошло двадцать лет.
В первое семейное лето 1831 года поэт вернулся в мир «милых воспоминаний» юности. За эти месяцы он посетил Лицей дважды. Воспитанники шестого курса окружали поэта и провожали по всему Лицею «тесной толпой, ловя каждое его слово». На лестнице у Пушкина оборвалась штрипка от его белых летних панталон. Он остановился, отстегнул ее и бросил на пол. Будущий академик Я. К. Грот нарочно отстал от своих товарищей и завладел драгоценностью. «Из разговоров Пушкина, — писал позднее Грот, ставший одним из первых биографов поэта и историком лицейской жизни, — я ничего не помню, да почти и не слышал. Я так был поражен самим его появлением, что не умел и слушать его».
Лицеисты видели Пушкина вместе с Жуковским, присутствовавшим на экзамене по истории, встречали его в царскосельском саду то с женой, то с Жуковским. Воспитанника Павла Миллера поэт забросал вопросами: «А литература у вас процветает? Что ваш сад и ваши палисадники? А памятник в саду вы поддерживаете? ...выпускают ли теперь из Лицея в военную службу? Есть ли между вами желающие? Какие теперь у вас профессора? Прибавляется ли ваша библиотека? У кого она теперь в руках?» «...На эти вопросы Александра Сергеевича я едва успевал отвечать», — признавался Миллер.
Совсем недавно Пушкин пережил смерть ближайшего друга: 14 января 1831 года внезапно скончался А. А. Дельвиг. 18 января, на другой день после его похорон на Волковом кладбище, Е. А. Энгельгардт писал Ф. Ф. Матюшкину: «Не стало певца „шести лет“ и русских песен! Бедная жена осталась с восьмимесячною маленькою дочкою, которую отец обожал». В день, когда бывший директор Лицея писал это письмо, ровно за месяц доженитьбы, страшное известие дошло до Пушкина. Через день он посетил М. А. Салтыкова, тестя Дельвига, но «не имел духу» объявить, что дочь его овдовела. «Он был лучшим из нас», — писал поэт 21 января 1831 года Е. М. Хитрово.
В Царском Селе мысли Пушкина снова и снова обращаются к Дельвигу: он думает о написании его биографии, об издании своей частной переписки с ним и «Северных цветов» в пользу несовершеннолетних братьев покойного друга, воспитание которых он взял на себя. Альманах «Северные цветы на 1832 год», в течение шести лет издаваемый Дельвигом, выйдет в свет к Рождеству 1831 года, около 24 декабря. Товарищ песен молодой», «задумчивый мечтатель» Дельвиг для Пушкина до конца оставался эталоном высокого служения слову.
«По мнению современных исследователей, стихотворение «Чем чаще празднует лицей…» звучит как реквием.
До нас дошел перебеленный автограф «годовщины 1831 года». В нем вычеркнута вторая строфа, содержащая перечень важнейших политических событий за последние двадцать лет: смерть Александра I, пожар Москвы, вступление русских войск в Париж в 1814 году, кончина Наполеона, провозглашение независимости Греции, июльская революция 1830 года во Франции и польское восстание 1830–1831 годов. Но, отвергнув эту строфу, Пушкин не снял тему истории. «Дуновенья бурь земных» унесли жизни шестерых друзей поэта («шесть мест упраздненных стоят…»). За этими «упраздненными» местами — реальные судьбы, реальные уходы «во мрак земли сырой» лицейских товарищей.
«На ратном поле» во время польской кампании весной 1831 года погиб полковник С. С. Есаков. «В земле чужой», вдали от России остались умершие от чахотки Н. А. Корсаков, поэт и виртуоз игры на гитаре («одна из самых чувствительных потерь, которую понес наш выпуск», по признанию М. А. Корфа), и скромный П. Ф. Саврасов, занимавший в Лицее комнату № 15, по соседству с Пушкиным. От недуга умерли Н. Г. Ржевский и К. Д. Костенский: первый через несколько месяцев после окончания Лицея, второй — в ноябре 1830 года. Из шести лицеистов четверо: Есаков, Саврасов, Костенский и Дельвиг ушли совсем недавно.
Пушкин так и не узнал о гибели в Греции еще в 1820-е годы Сильверия Броглио. Поэтому смерть Дельвига была для него шестой утратой, которую понес «старый круг друзей». И скорбь по ушедшему «в толпу теней родных» другу сливается с предсказанием близости своей смерти: «Зовет меня мой Дельвиг милый…».
Написанное в Царском Селе стихотворение оканчивается призывом к оставшимся («остальным»): «тесней наш верный круг составим», «живых надеждою поздравим» и пожеланием «новых жертв уж не страшиться». Следующей жертвой через пять лет будет он.
Чем чаще празднует лицей
Свою святую годовщину,
Тем робче старый круг друзей
В семью стесняется едину,
Тем реже он; тем праздник наш
В своем веселии мрачнее;
Тем глуше звон заздравных чаш,
И наши песни тем грустнее.
Так дуновенья бурь земных
И нас нечаянно касались,
И мы средь пиршеств молодых
Душою часто омрачались;
Мы возмужали; рок судил
И нам житейски испытанья,
И смерти дух средь нас ходил
И назначал свои закланья.
Шесть мест упраздненных стоят,
Шести друзей не узрим боле,
Они разбросанные спят —
Кто здесь, кто там, на ратном поле,
Кто дома, кто в земле чужой,
Кого недуг, кого печали
Свели во мрак земли сырой,
И надо всеми мы рыдали.
И мнится, очередь за мной,
Зовет меня мой Дельвиг милый,
Товарищ юности живой,
Товарищ юности унылой,
Товарищ песен молодых,
Пиров и чистых помышлений,
Туда, в толпу теней родных
Навек от нас утекший гений.
Тесней, о милые друзья,
Тесней наш верный круг составим,
Почившим песнь окончил я,
Живых надеждою поздравим,
Надеждой некогда опять
В пиру лицейском очутиться,
Всех остальных еще обнять
И новых жертв уж не страшиться.
