Барокко родилось потому, что человек вдруг испугался собственной дикости. Пугаться было чему – по всей Европе чернели и кровоточили её свидетельства. Религиозные войны, разрушенные города, сожжённые деревни, голод, болезни, преступления… Жизнь коротка, её финал – непредсказуем и обычно жесток. Стоит ли она хоть что-то? Укоренён ли человек в собственном бытии, или он лишь былинка, гонимая всеми ветрами?
Люди устали и начали искать то, что возвысит их над грязью и смрадом безумной реальности XVI-XVII веков. Нужен общественный договор, говорили одни, иначе – война всех против всех, примерно как в Тридцатилетнюю войну. Нужно найти спасение в искусстве, говорили другие, но оно должно быть как можно более возвышенным, сложным, прихотливым, вычурным, далёким от дикарской «естественности». Ведь зверь не знает искусности скульптуры, пилястры, портрета, не проникается аллегорией, не вдохновляется величественностью оратории. А может, нам нужно повернуть к строгости католичества, осторожно интересовались третьи? О нет, горячно отзывались остальные: кажется, после всего, что случилось, Богу стоит благоразумно отойти в сторону. Да, он Великий Архитектор, но ведь создатель замка не руководит его жильцами ежесекундно, да и заводчик часов не следит пристально за каждым движением стрелки. Путь Бог отойдёт, а на передний план выйдет человек, и пусть он в силу разумности не будет похож на зверя – выглядит красиво, говорит изящно, пахнет тонко, ест аккуратно, флиртует учтиво. Пусть он будет выше мира, но и высота Бога слишком требовательна.
Однако мир не хотел отпускать возвышающегося человека слишком далеко, он возвращал его к земле, напоминал о естестве, барочно приукрашенном, но по-прежнему жадном и диком где-то внутри. Посмотри на картину в жанре vanitas, видишь, под слоем пудры бледная кожа, а под ней – череп, символ твоей неустранимой конечности, якорь в преходящей бытийности, не отпускающий слишком далеко мысль о непредсказуемости и жестокости финала. Всё тщетно – и человек, и самая искусная вещь утонет в собственном прахе. Наслаждайся красотой стиля, но помни о смерти. Всегда помни о смерти.
Жив ли барокко в наше время? Но не как экспонат музея истории искусств, а как живое творчество, созвучное времени и человеку? Почти нет, но есть исключения: австрийцам Estatic Fear удалось оживить призраков минувшего, вписав их современный музыкальный контекст. И тем самым, кстати, вписать метал в многовековую музыкальную традицию Европы. Это не музыка шумного мегаполиса, не музыка повседневной суеты, не музыка стадионного рок-концерта. Здесь иное: прогулка по Версальскому парку в дождь, любование лепниной дворцов, разглядывание символического содержимого натюрморта, вслушивание в камерную деликатность старинных инструментов… Но и в это уносящее ввысь благолепие вдруг врывается непомерной тяжестью неотступно следующая за тобой тьма. Какофоническим звуком и утробным рыком, словно окрик из преисподней, она напоминает тебе: и под личиной прекрасной девы – объятая скорбной плотью кость, и под флёром одухотворённой жизни – тёмный танец смерти. Помни о ней.
