Откуда берутся скорбь, раскаяние, отчаянье и безутешность, а также множество иных душевных тяжб? Ведь с точки зрения эволюционного практицизма весь тягостный массив из тяжёлых чувств и моральных страданий, в отличие от элементарных болевых и панических реакций, не нужен совершенно. Нет никакой нужды в рефлексии в живой природе. Но там, где люди свободны от тяготы выживания, страдание как абсолютная идея человеческого существования находит новый путь к давлению над ними, выползая из глубин их собственного сознания. Не кроется ли присутствие божественного замысла и по эту сторону человеческой жизни, причиняя боль, от которой нельзя спастись путём физических манипуляций? Я допускаю мысли о существовании Создателя как существа, что задало начало всему, обретшему нынешние формы, и я чрезвычайно надеюсь, что он не один из безумных и жестоких богов, какими полнятся существующие религии, в которых боль и кровь это каркас и фундамент существующего мироздания. Боясь подобных мыслей, я могу лишь кротко подвести вывод, что вся сила творческого ума, весь масштаб искусства возможен лишь в таком мире, где всё подвержено мучению и страхам, ибо без этих ужасных компонентов огромное многообразие всех самых видных шедевров человеческого ума перестают существовать, утрачивая тот формирующий их конфликт, то противоборство и превозмогание, то чувство смерти, сопряжённое со страхом и источающее муку - всё то искусство, какое мы знаем сегодня и какое содержит мысль, всё это не могло бы существовать в мире, лишённом страдания, ведь в этом подлинная суть искусства - придание сущему смысла и красоты пресловутой и мерзкой жизни путём соприкосновения её с душой художника, непременно созидающего в контакте с даже самыми тёмными тонами мира. Другой вопрос, что ни одно искусство не способно ни облагородить, ни тем более оправдать всю мерзость реального, удручающего и гибельного мира, не говоря уже о том, что не все творения творческого сознания зиждутся на вечной дихотомии добра и зла, уродства и прекрасного, ведь есть и обычные абстракции, не несущие в себе никакого иного смысла, кроме того, что это просто красиво, и музыка, что очаровывает звучанием, ничего не сообщая о жизни и никак с ней не пересекаясь, но то и есть всего лишь объекты светлых чувств, прекрасные в самих себе, не нуждающиеся в разуме и замысле уже когда-то сотворившего их творца. И если концепцию мучений и терзаний ещё как-то можно исключить из человеческой жизни, то вот разум и искомый им замысел уже невозможно, ибо это уже не человек, а лишь, возможно, его обнажённая душа, способная гармонично растворяться в изумительных, но бессюжетных мелодиях и звуках, среди пейзажей, прекрасных и пустых.
