Жюри Букеровской премии огласило длинный список из 13 писателей. Затем его сократят и оставят 6 финалистов, а позже выберут одного победителя. Для Esquire Анастасия Завозова, переводчица художественной литературы и главный редактор сервиса аудиокниг Storytel, рассказала о каждой из 13 книг — и о том, что происходит с премией в 2019 году.
За пятьдесят с хвостиком лет своего существования Букеровская премия превратилась из собственно премии в регулярную зарплату. С каждым новым длинным списком все заметнее, как этот литературный институт пытается усидеть сразу на всех политкорректных и разнообразных стульях, при этом — парадоксально — жертвуя как раз тем, ради чего эта премия и затевалась (до 2013 года на премию могли претендовать только авторы, живущие в Британии или ее бывших колониях, а с 2014 Букера вручают за любой роман, написанный на английском языке. — Esquire), то есть этим самым разнообразием и репортажами из периода распада огромной англоязычной империи. Теперь номинантов для премии все чаще выбирают так, как будто вместо жюри сидит отдел кадров: товарищи, смотрим на стаж, резюме и отзывы критиков. Канада? Возьмем Маргарет Этвуд. Азия? Возьмем Салмана Рушди. Хорошо, что нет России. Пришлось бы откопать Пушкина, наверное.
Стремясь никого не обидеть и не травмировать случайным или странным выбором, но при этом сохранить разнообразие голосов англоязычной литературы, Букеровская премия с каждым годом делает себе маленький «брекзит»: на словах все вроде бы за разные голоса и большой мир, а на деле все равно берут только то, что пролезает во внутреннюю песочницу. Так вышло и в этот раз: в 2019 году в канадской литературе не случилось ничего заметнее Маргарет Этвуд, а в англо-индийской — ничего, кроме Рушди. Американцев — и тех почти нет, такое впечатление, что в рамках Букера «брекзит» уже случился и на сцене остались лица, в первую очередь хорошо знакомые маленькой Британии. И список этих лиц составлен явно с оглядкой на все галочки, которые нужно заполнить номинантами. Сегодня это у нас, скажем, феминистическая литература, голоса чернокожих британцев, авторы, которые за все важное против всего неважного, роман о Брекзите (а то давно мы про него ничего не слышали), и давайте еще что-нибудь такое свежее, что-нибудь такое «не такое». Например, вербатимный поток сознания в одно предложение на 900 страниц. Никогда же такого не было? И вот будет опять.
Иными словами, оценивать нынешний длинный список Букеровской премии хоть в каком-нибудь отрыве от современной повестки дня более невозможно. Более того, именно повесткой этот список и диктуется в первую очередь. Это и не хорошо, и не плохо — просто теперь премия пляшет вокруг вот этого шеста. Раньше она отражала то, что вообще происходит с литературами бывших колоний, теперь — то, что вообще происходит.
Англоязычному читателю это, пожалуй, даже хорошо — вместо сводки новостей со всего света он просто получает политобзор. С неанглоязычными читателями сложнее: с одной стороны, мы, наверное, как-то и без Букеровской премии разберемся в том, что Маргарет Этвуд — это хорошо, а расизм — это плохо. Зато теперь нам сложнее будет заранее узнать о существовании, скажем, нового Кутзее или Арундати Рой, потому что Букер в его нынешнем состоянии заметит яркого автора из бывших колоний, только когда автор этот посигналит ему прямо в глаза золотым неоновым светом уже врученных других наград (или отснятых сериалов). С другой стороны, для российского, скажем, читателя это теперь просто солидный список того, что точно издадут у нас через год-другой, этакая премия-дайджест — «И еще 13 романов, которые вы будете читать в 2020 году». Или не будете.
Это точно не список книг, которые нужно успеть прочитать, пока не умер. Ведь пока ты не умер, напоминают нам букеровские номинанты, нужно в первую очередь успеть пропылесосить планету.
Длинный список Букеровской премии 2019 года:
The Testaments, Маргарет Этвуд (Канада)
Продолжение сериала «Рассказ служанки», только другое. (Понятно, конечно, что не будь исходный роман 1985 года так силен, по нему и сериала бы не сняли, но с продолжением, конечно, все вышло ровно наоборот: вряд ли бы оно появилось, если бы не запавший читателю глубоко в рейтинг сериал.) Обещают, что книга будет еще страшнее сериала. Пока что самое страшное, что читателям удалось о ней узнать, — это что, собственно, ничего о ней узнать нельзя, потому что существует очень жесткий запрет на разглашение содержания до публикации романа. Ужас просто.
Night Boat to Tangier, Кевин Барри (Ирландия)
Двое мелких гангстеров сидят ночью на станции и ждут парома, попутно обмениваясь романными структурами. После прошлогодней победы Анны Бернс ирландский писатель в длинном списке — это даже уже не мастхэв, а часть базовой капсулы.
My Sister, The Serial Killer, Ойинкан Брейтуэйт (Нигерия)
Младшая сестра убивает своих бойфрендов, старшая помогает ей замывать следы, подтверждая расхожее утверждение о том, что кровь не вода (потому что кровь, конечно, труднее оттереть). Это триллер с элементами черного юмора, который, как и положено дебютному роману, разумеется, хочет быть книгой о сложной динамике семейных отношений и агрессивной визуальности современной культуры, и даже иногда ей бывает.
Ducks, Newburyport, Люси Эллман (США/Великобритания)
Обязательная для циклического и стабильного развития литературы книга в 900 страниц, состоящая из одного предложения, двух историй и большинства важных на сегодняшний день мыслей. Трамп, постправда, пироги, быт и бытие домохозяйки из Огайо.
Girl, Woman, Other, Бернардин Эваристо (Великобритания)
Набор полифоничных зарисовок из жизни десятка чернокожих британок, каждая из которых врывается в роман, прихватив не только свой нарратив, но и подружкин. Местами своей стилизацией под выпуклую документальность книга напоминает тексты Светланы Алексиевич, шедшие на демонстрацию, но попавшие на рейв. Эваристо хорошо владеет ритмом и юмором, и эти две детали не дают ее книге стать совсем уж иммерсивным репортажем.
The Wall, Джон Ланчестер (Великобритания)
Обязательный роман о Брекзите — на этот раз для самых маленьких, в форме притчи. Одни люди построили стену, а другие эту стену защищали — от третьих людей, которые стремились за эту стену попасть, потому что есть, дети, такие понятия, как моральный конфликт и неравное распределение благ.
The Man Who Saw Everything, Дебора Леви (Великобритания)
После того как гранд-дама британской литературы Али Смит вежливо попросила, чтобы ее романы больше не номинировали на Букер, у премии из солидных букеровских невест осталась только Дебора Леви. На русский переводили ее роман «Горячее молоко», переведут и этот. Сам роман даже на английском выйдет только в октябре, но Леви — из тех писателей, которые всегда делают с языком и стилем что-то интересное. Это не бритвенный экономный английский Барнса, а вечное письмо вдоль границы сна: кого-то укачивает, кому-то откровенно не нравится, но сделаны ее тексты всегда очень интересно.
Lost Children Archive, Валерия Луселли (США/Мексика)
Первый роман мексиканской писательницы Валерии Луселли, написанный ею на английском языке, вечно разрывает между разными по калибру историями: с одной стороны, это книга о потерявшихся детях как своего рода последствиях родительского расставания, а с другой — это книга о детях, которые теряются, пересекая границу между США и Мексикой в поисках лучшей жизни. Между этими историями, конечно, лежит пропасть таланта Луселли — настоящего, камертонного, — а вот мостик лежит не всегда.
An Orchestra of Minorities, Чигози Обиома (Нигерия)
Нигерийская повествовательная традиция с поправкой на модную нынче античность: роман о том, как незадачливый фермер, оставшись без копейки, пытается вернуться домой к любимой девушке, конечно, играет и в «Одиссею» и в «Улисса» разом. Как обычно, у Обиомы это все приправлено легким флером сказочности и памятью о магическом реализме. К Букеру, в общем, готов.
Lanny, Макс Портер (Великобритания)
После «Лэнни» — второго романа Портера — о нем вдруг разом заговорили как о сложившемся писателе и новой сенсации наисерьезнейшей британской литературы. Портер, конечно, отлично владеет стилем: его романетка «Лэнни» — это в первую очередь гимн слову, слогу и ритму, а сама история очень органично перетекает из прозы в стихи, из сюжетности в зарисовки. Но если убрать тот факт, что Портер просто умеет очень здорово играть в слова, сам роман все равно строится на простых истинах: дети — это отдельный мир, творчество есть душа, природа — наше отечество.
Quichotte, Салман Рушди (Великобритания/Индия)
Несмотря на то что роман еще не вышел, уже очень сложно сказать о нем что-то новое. Понятно, что любой роман Рушди — это солидная заявка на шорт-лист. Понятно, что роман Рушди, созданный на основе «Дон Кихота», окажется либо двойной такой заявкой, либо в самом худшем случае — заранее несвежей постмодернистской шуткой. Но если в англо-индийской повествовательной традиции и вправду не осталось других голосов, кроме столь откровенно заслуженных, то, кажется, какая-то важная часть британской литературы в целом — в опасности.
10 Minutes 38 Seconds in this Strange World, Элиф Шафак (Великобритания/Турция)
Мы знаем Элиф Шафак скорее как создательницу солидных и густо выписанных (слова, красивые и разные, Шафак всегда кладет в текст с горкой) романов об отношениях, в то время как для британского читателя она скорее политическая колумнистка, которая освещает проблемы взаимодействия власти и творчества в Турции, любимица издания The Guardian. Ее самый свежий роман, понятно, тоже скорее о политическом: 10 минут 38 секунд умирает в канаве проститутка Лейла Текила, вспоминая за это время свою жизнь. Размышления о жизни, смерти и всевозможной дискриминации прилагаются.
Frankissstein, Дженет Уинтерсон (Великобритания)
И еще одна попытка исцелить современность наложением на нее классики. История Виктора Франкенштейна рассказана сразу в нескольких временах — и прошедшем, и нынешнем, с участием секс-кукол, искусственного интеллекта и намеренным нарушением пыльных гендерных границ. Это в целом разговор о конструировании гендера как социального концепта, то есть чего-то изначально столь же не очень живого, как и проект Франкенштейна. Уинтерсон всегда стоит того, чтобы ее читать — и раз уж у нас недавно перевели ее классический роман взросления «Не только апельсины», то, будем надеяться, переведут и этот.