Во второй части "трилогии Моста" Гибсон встаёт на путь "more cyber less punk" (приведший его в итоге к "Распознаванию образов") и движется по извилистой тропе между масс-медиа и протестом, между обыденностью и диагнозом, которая называется "искусство". Он исследует урбанистику в условном, аполитичном постапокалипсисе: землетрясение, никаких вторжений и войн, просто природный ход вещей. Да, есть и правительственные эксперименты, и мафия (русская, японская, на любой вкус), и хакеры, но главный персонаж - снова город, живой, растущий, шевелящийся, словно гигеровский монстр, хотя ведь все монстры порождены человеком.
За 20 лет до Эггерса уже поднят вопрос цифрового следа и охоты за ним. Что чувствует человек, за которым следят по сети? Паранойя просачивается через диджитал-шум от объекта к наблюдателю, а от него к читателю. Ещё телевидение не убито соцсетями, а Гибсону уже видны опасности жизни онлайн. Девяносто шестой, все время приходится напоминать себе: девяносто шестой год. Искусственный интеллект? Уже наигрались, давайте сюда искусственные чувства. "Агрегаторы субъективных желаний", ишь. Он хочет исследовать коллективную форму существования знаменитости в цифровом пространстве. Это и есть антиутопия "Идору": в лице идола и любимца маленьких девочек транснациональная корпорация ворочает миллиардами, супертехнологиями и информацией. Но антиутопия, как всегда, будет фоном, а в центре будет мотив спасения, побега, потому что Гибсон - добрый бунтарь, в его антиутопии нет безысходности. В итоге сюжет двигают вперёд те самые маленькие девочки и герои-одиночки. И знаете что? Это ещё и про любовь.
Об авторе: здесь в конце статьи
