Это история брака моих родителей, в вольном пересказе.
Сколько людей не вернулось с войны? Это в архивах, наверное, написано. Я спрашивал мать и она могла мне рассказать только про деревню. Небольшая деревня в три десятка усадеб. Уходили, в основном, мужчины. Уже будучи взрослым человеком, на золотой свадьбе своих родителей я спросил мать, легко ли было выйти замуж после войны? И какие были требования к женихам. Ещё один вольный пересказ, так сказать.
В деревне были два основных рода: Моховы и Каменевы. Самые часто встречающиеся фамилии. Ещё жили остатки семьи Борисовых, те, кого не сослали при раскулачивании. Старшего брата, Петра, не любили, а младший, Прохор, пользовался довольно большим авторитетом. Остальные фамилии были пришлые: Коневы переехали из-под Алексина, Федяевы – из Тулы. Донин отец, с малолетней Любкой на руках и беременной женой – из-под Калуги.
Работа была, в небольшом хиленьком колхозе, расположившимся на территории бывшей помещичьей усадьбы. В том же колхозе работали жители ещё двух деревень. Близость посёлка и областного центра манила, но выехать из деревни было непросто, даже на учёбу. Доня хотела было пойти работать на фабрику, но председатель ей сказал, чтобы она даже и не думала об этом.
Любка вышла замуж в 18 лет. Неожиданно для всех в деревне. После смерти отца Донина семья вполне обоснованно считалась бедной, конечно, для советской девушки приданое не важно, но вполне себе необходимо. На это Дониной матери намекали соседи, чьи парни заглядывались на Любкину красоту. Любка была красивой, в мать. Рослая, статная, с красивыми чертами лица и толстенной косой почти до колен. Доня помнила, как от Моховых приходили сваты. В приданое просили перину и посуду. Сватовство сорвалось. А потом, внезапно, буквально за пару месяцев нарисовался новый кавалер, из Быково. Егор тоже работал в колхозе, вместе со своим отцом. Мать Егора умерла при родах, не избалованный лаской парень не торговался. Доня помнила, как он смотрел на её сестру и мечтала, чтобы кто-нибудь и на неё так же посмотрел.
Первый ухажёр у неё появился в 15 лет. Звали его Андрей и был он всё из тех же Моховых. Доне он не нравился, он был чуть выше её, хлипкий, с выпяченными губами. Ухаживаний она не поощряла. Незадолго до войны Андрей заявил ей, что отслужит в армии и зашлёт сватов.
В первую волну ушли все взрослые мужчины. Практически из каждого дома кто-то ушёл. Первую похоронку получали всей деревней. Погиб Шурка Борисов, призванный ещё в 1940 году на Балтийский флот. «Похоронен в море» – так было написано на листке.
В августе призвали Андрея. Доня ходила его провожать, до поезда. Она обещала его ждать, ей было не сложно это сказать. Обязанной она себя не чувствовала, расстраивать Андрея перед фронтом ей не хотелось.
В январе 1942 Доня влюбилась. Она ходила разбирать завалы на поселковой фабрике, взорванной перед немцами. Там же познакомилась с Пашей. Он не обращал на Доню внимания, а она искала с ним встречи. Она упросила председателя отпустить её до весны на восстановление фабрики. Обратила внимание, получилось. Весной Паша уже приезжал в деревню. А в июне его призвали. Попрощаться не вышло.
В январе 1943 года к Доне пришла Сенька Мохова, сестра Андрея. Как-то буднично сказала, что Андрей погиб под Сталинградом. Ещё осенью. Доне было стыдно, но она чувствовала облегчение. Под надуманным предлогом она побежала в посёлок, к Пашиной маме, узнать, как там Паша. Его мать приняла Доню хорошо, даже дала номер полевой почты. Началась переписка.
К концу 1943 в деревне мужчин не осталось. Только мальчики. Тогда Доне впервые пришла в голову мысль о том, что она никогда не выйдет замуж. И её подруге Оксане тоже. Вместе они решили «снизить планку». Насколько снижать? Кто мог клюнуть тогда на Доню?
Волосы острижены, руки в мозолях. От частого хождения босиком кожа на ступнях была как бы не прочнее, чем на башмаках, которые Доня берегла. Платья старые – либо перешитые материнские, либо от покойной сестры. Болезненная худоба от недоедания и работы, круги под глазами от недосыпания…
Осенью 1944 года от Паши перестали приходить письма. За полтора года переписки он ни разу не позволил себе большого перерыва. Доня всё поняла, она готовилась и просто ждала… Дождалась. В феврале 1945 она пришла к Пашиной маме и там был листок. «18 октября 1944 года ваш сын Трегубов Павел Николаевич….» и так далее. Похоронен где-то в Латвии.
В их деревню из призванных молодых парней не вернулся никто. Ах, нет, Сенька Каменев вернулся. Его призвали уже в конце 1944, в боях он участия не принимал, прослужив на каком-то складе в зенитном расчёте. Из взрослых мужиков кто-то вернулся. Дядя Никифор, в 1943 году остался без руки, Сергей Борисов, племянник кулака, пришёл с медалями, Яков, колхозный водовоз, служил где-то в тылу… А парней не было. Из девушек в армию забрали только Оксану, медсестрой. Было это в самом начале 1944-го. Оксана попала на Дальний Восток.
Победе в войне радовались. Вскоре пошли эшелоны с победителями, на юг. Тогда же летом в посёлке была размещена воинская часть. Связисты. Было их совсем немного, все фронтовики, преимущественно молодые. Бегать к ним было особо некогда – колхоз явно не справлялся с работой, к тому же часть колхозников была направлена в город, на восстановление. Доня тоже могла поехать, но выдавать ей паспорт председатель не стал – не вернётся. Паспорт получила мать Дони, полгода она работала стряпухой в стройотряде, а Доня и Серёжа работали в колхозе.
В конце 1945 года председатель колхоза отправил Доню к связистам. С запиской и пакетом. Надлежало всё это отдать командиру, подполковнику. Послал поздно вечером. Подполковника на месте не оказалось, в помещении сидел дежурный – молодой парень с проседью в волосах. Сидел и читал книжку, судя по каким-то чертежам и схемам, что-то техническое. Доня присела подождать. Кокетничать она не собиралась: о солдатах части уже шли нехорошие слухи, как о врунах, бабниках и вообще, крайне непорядочных людях.
Сидела Доня долго. Где-то через полчаса дежурный предложил Доне чаю, Доня отказалась. Дежурный поставил перед ней стакан с чаем и два сухаря, а сам продолжил чтение книги. Доня выпила чай, съела сухари и помыла за собой посуду в рукомойнике. Ожидание продолжалось. В итоге она просидела два часа. С дежурным она познакомилась – звали его Сашей и было ему аж целых 25 лет.
Перед Новым годом она решила его поздравить: отварила картошки в мундире, завернула в тряпицу солёных огурцов, в деревянную плошку положила маринованных грибов. Саша принимать подарок отказался, предложив вместо этого организовать общий стол, на двоих. Он принёс тушёнку, хлеб и они вместе поели.
Встречались они нечасто. Саша ждал демобилизации, он был уроженцем этой же области, одного из восточных районов. Там у него жила мать, отец же погиб на войне. Сам он войну закончил в Восточной Пруссии и был рад, что его так удачно перевели.
Весной вернулась из города мать, привезла небольшие, но деньги. Донины встречи она поощряла. В апреле Сашу демобилизовали. Она пришла к нему в часть. Саша был не один – с ним была его мать, Доню он представил своей невестой и предложил тут же расписаться. Свадьбы не было. «Не по-людски», – говорили деревенские. Саша с матерью жили у Дони, пока той не выписали паспорт, а потом Доня уехала вместе с мужем и свекровью. В замужнюю жизнь.
