О выставочном пространстве.
Недавно я наткнулась на письмо Илья Репина, в котором он рассуждал об изменениях в Третьяковской галерее.
Известно, что Репин был весьма эмоциональным человеком, к тому же с обостренным чувством справедливости. В своем письме Петру Ивановичу Нерадовскому в 1926 году Репин писал, помимо прочего, о двух потрясениях в своей жизни. Первое произошло во время его заграничное поездки в Европу в 1870-х годах. Второе — когда Игорь Грабарь задумал переустройство Третьяковской галереи.
Грабарь был вдумчивым, талантливым искусствоведом, документоведом и вообще очень ответственным человеком, но в то же время - очень педантичным и даже дотошным. И иногда он делал что-то так, как считал, что будет лучше, напролом.
Итак, шел 1913 год (уже после смерти Павла Третьякова). Тогда управление галереей уже было в руках совета Попечителей, в этом году избрали Игоря Грабаря. Грабарь решил осуществить реэкспозицию музея, которая вызвала бурную реакцию как в массах, так и в прессе.
До этого все картины из коллекции Павла Третьякова видели в таком порядке:
"...усиливающем впечатление от каждой вещи, заставлявшей переживать чувства художника" (цитата).
Грабарь же, как истинный искусствовед, развесил картины по историко-хронологическому и монографическому принципам. То есть развесил их в порядке хронологии и некоторым художникам выделил целые залы, посвященные только им одним — практически так, как они развешены сейчас.
Казалось бы, логично придумано.
Но вот, как отреагировал Илья Репин:
«... Я готов был лечь на полу, кататься во прахе и оплакивать невозвратимое. /.../
Торжествующий Грабарь ввел меня в огромный зал, где, как в торговом доме, весели картины по принципу равенства освещений, расстояний и, можно прибавить, впечатлений (кажется, это было желательно?). Вещи так кричали одна перед другой, и особенно портреты, портреты (это уже сугубо моя область).
Впечатление так до неприятности переменилось, что скорее хотелось бежать отсюда... Но для него, как для новатора, самое убедительное было — мнение большинства /.../
Мне кажется, теперь уже невозможно восстановить».
(Письмо, о котором идет речь — письмо П.И. Нерадовскому от 1 марта 1926 года, опубликовано в «Избранных письмах»)
Еще один нюанс:
Третьяков завещал оставить старую коллекцию галереи неприкосновенной, ничего там не трогать и не перевешивать, а новые приобретения помещать в новые корпуса.
А вы как считаете, что лучше: экспозиция как она есть сейчас (то есть скомпонованная Грабарем) или же какая она была по замыслу Третьякова? Пишите в комментариях!
