Повести “Вино из одуванчиков” и “Лето, прощай” во многом автобиографичны. События разворачиваются в вымышленном провинциальном городке Гринтаун. Его прототип - родной город Брэдбери–Уокиган.
Главный герой, 12-летний Дуглас Сполдинг является аллюзией на самого Брэдбери: Дуглас — это его второе имя, а Сполдинг — девичья фамилия его бабушки по отцу.
Тот факт, что дед Рэя действительно делал вино из одуванчиков, является еще одним из подтверждений автобиографичности произведений писателя.
Изначально повесть задумывалась более сложной и объёмной, но редактор предложил писателю:
«Возьми эту книгу за уши и потяни в разные стороны. Она разорвётся на две части. Каждая вторая [история] выпадет, а оставшиеся займут своё место. Они образуют твою первую книгу, а оставшиеся — продолжение».
Однако продолжение под названием «Лето, прощай!» вышло только в 2006 году, а не вошедшие рассказы были изданы ещё через год сборником «Летнее утро, летняя ночь».
Повествование ведется от третьего лица, однако очень часто через внутренний монолог главного героя.
Мы видим Дугласа таким, каким он сам воспринимает себя, но видим его и глазами окружающих, и через авторскую оценку-рассуждение.
Образ Дугласа отличает поэтичное мышление. С первой же страницы романа Брэдбери изображает сказочное восприятие Дугласом первого дня лета, который он запускает своим «волшебством», своей чудодейственной силой, выступая в роли дирижера:
«Стоя в темноте у открытого окна, он набрал полную грудь воздуха и изо всех сил дунул. Уличные фонари мигом погасли, точно сверчки на черном именинном пироге. Дуглас дунул еще раз, и в небе начали гаснуть звезды». «Дирижируя своим оркестром, Дуглас повелительно протянул руку к востоку. И взошло солнце. Дуглас скрестил руки на груди и улыбнулся как настоящий волшебник»
Вскоре главный герой начинает записывать свои впечатления.
Дуглас наблюдает за окружающей его жизнью, и те выводы, к которым он приходит, порой очень взрослые и философски-значимые.
Наблюдая за границей между городом и природой, в виде оврага подступающей к нему, он заключает:
«Из года в год человек похищает что-то у природы, а природа вновь берет свое и никогда город по-настоящему, до конца, не побеждает, вечно ему грозит безмолвная опасность; он вооружился косилкой и тяпкой, огромными ножницами, он подрезает кусты и опрыскивает ядом вредных букашек и гусениц, он упрямо плывет вперед пока ему велит цивилизация, но каждый дом того и гляди захлестнут зеленые волны и схоронят навеки, а когда-нибудь с лица земли исчезнет последний человек, и его косилки и садовые лопаты, изъеденные ржавчиной, рассыплются в прах».
В этом рассуждении явственно слышна авторская позиция, негативное отношение самого Брэдбери к технике, и позитивное — к природе.
Постигая эти все эти бытийные вопросы, наблюдая за каждодневной жизнью обитателей городка, испытывая разнообразные эмоции и самое главное — ощущение, даже потрясение, что «я был в самой-самой гуще всего», — Дуглас постигает самого себя, причем не только настоящего, но и будущего.
При всем том роман нельзя назвать романом воспитания в том смысле, в каком он был известен литературе до Брэдбери. Традиционный роман воспитания посвящался описанию внешних обстоятельств становления героя, всех значащих перипетий его жизни.
Брэдбери же уделяет внимание раскрытию внутреннего магического восприятия своего героя, становлению его психологии и основных представлений. Это не изображение процесса воспитания в его традиционном виде, а поэтическое раскрытие детского мира изнутри, глазами ребенка, причем ребенка хорошего.
Дуглас — во многом идеализирован, что придает повествованию некоторую сентиментальность, соединенную с легкой иронией. Это добросердечный и любознательный мальчик, который чутко воспринимает все события, восторженно относится к природе, любит своих родных и друзей, ему знакомо чувство сострадания, дружеской преданности, у него пытливый ум и тонкая душа.
Ему многое интересно и многого хочется: теннисные туфли символизирует для него новый способ освоения мира, обновление впечатлений, и он не жалеет на них всех своих денег; ему интересно вино из одуванчиков, и снежинки, которые можно поймать в коробку, и пчелы, которые вовсе не пчелы, а целый мир, и небо, которое вплелось в листву; его волнуют и драконьи глаза угрюмых особняков, и то, как устроен «киноаппарат» в собственной голове.
Человек у Брэдбери всегда растет не постепенно, а как бы толчками. Толчок — и он вдруг осознает, что он — живой; еще толчок — вдруг понимает, как интересно устроен мир; еще толчок — и осознает свою смертность.
Дугласу в радость и труд: он с братом каждое лето помогают деду готовить вино из одуванчиков, они выбивают ковры, собирают ягоды и травы в лесу, Дуглас с удовольствием предлагает послужить курьером старому Сэндерсону, продавшему ему в долг теннисные туфли.
Сам труд в романе опоэтизирован, и опоэтизировано отношение к нему. Труд у Брэдбери всегда противостоит по своему результату и смыслу механической работе, труд — это неизменно одухотворенная стихийная романтика, связанная с тайным ощущением сопричастности к природе. Такова работа деда по изготовлению вина из одуванчиков, в которой непременными компонентами являются «только чистейшая вода дальних озер, сладостные росы бархатных лугов, что возносятся на заре к распахнувшимся навстречу небесам»
Механизм истинного труда иррационален, поскольку вбирает в себя все — и радость творчества, и наслаждение, и элемент тайны.
«Когда ее спрашивали, как она стряпает, бабушка опускала глаза и глядела на свои руки — это они с каким-то непостижимым чутьем находили верный путь и то окунались в муку, то погружались в самое нутро громадной выпотрошенной индейки, словно пытаясь добраться до птичьей души… Словом, бабушкины руки… и для нее самой были загадкой, наслаждением, всей ее жизнью».
Все, что пытается рационализировать труд, придать ему автоматизм и упорядоченность (как случилось это с тетей Розой, пытавшейся научить бабушку готовить по поваренной книге с упорядоченным рабочим местом), — разрушает сам результат труда.
«Да, пожалуй, тут в кухне и вправду испокон веков царил хаос. Кое-что надо бы привести в порядок, это верно. И если тетя Роза права, Дуг, дружок, завтра у нас будет такой ужин, какой никому и во сне не снился!».
Однако на другой день еда была несъедобной.
«Я разучилась, — сказала бабушка. — Я больше не умею стряпать».
Лишь с возвращением Дугласом хаоса в ее кухню, к ней возвращается прежнее умение.
По мысли Брэдбери, главным условиями труда являются стихия, магия и традиции, разрушение которой всегда чревато последствиями. Попытка детерминировать его, разложить на составляющие, подвести под конвейер приводит к потере его качества и стимула.
Поэтому с помощью Дугласа тетю Розу, которая пропагандирует прагматическое, рационально-бездушное начало, символизирующее мир взрослых, и спроваживают на вокзал.
Труд для Брэдбери представляет ядро личности, но не менее важен и труд души, поэтому Дуглас пытается посредством фиксации летних событий и впечатлений в своем дневнике разобраться во многих смутных пока для него проблемах: частное — общее, хорошее — плохое, жизнь — смерть.
Мир предстает перед Дугласом в своем магическом значении. Атмосфера «большой семьи», в которой он растет, окружение любящими и заботливыми родственниками способствует восприятию детских лет как зеленеющей весны счастья, а сплоченный круг родных и близких кажется ему одной из высших ценностей жизни. Мысль о самоценности семьи сквозит во многих эпизодах романа. Так, Лео Ауфман, построивший Машину счастья, которая взрывается и сгорает, становясь «Машиной несчастья», приходит к выводу, что «Машина счастья» уже давно изобретена, «ее изобрели тысячи лет тому назад, и она все еще работает: не всегда одинаково хорошо, нет, но все-таки работает. И она все время здесь», ибо без счастья не складывается никакая человеческая жизнь. Эта «машина» — семья, ячейка общества, основанная на любви и долге.
Собственная семья — лоно живых и неподдельных радостей, необходимых человеку.
Надо свежим взглядом посмотреть на своих родных и близких и убедиться, как «движутся, цепляются друг за друга, останавливаются и вновь уверенно и ровно вертятся все винтики, колесики домашнего очага». И сам живущий по традиционным нравственным нормам человек — «такой же деловитый винтик большой, удивительной, бесконечно тонкой, вечно таинственной, вечно движущейся машины»
Искренние, светлые отношения между родными людьми, уважение к семейным духовным ценностям — важные мотивы повести «Вино из одуванчиков». Объединяют же Сполдингов, дают им поддержку и многие семейные ритуалы. Один из них — изготовление вина из одуванчиков, во время которого каждый ощущает себя частичкой семьи, рода, Вселенной.
Дети свободно пересекают границу между фантазией и реальностью. И это, как показывает Брэдбери, прекрасно. Потому что такие люди открыты для добра. Намного страшнее, если вопросов больше нет, если таинственное и фантастическое обретает привычные реальные формы, если мир тускнеет и выцветает, становится плоско-понятным, отчего возникает иллюзия всезнания.
В отношениях между людьми, по утверждению Брэдбери, существует закономерность — зло чаще всего порождает зло и идет по кругу, иной раз нарастая, как снежный ком, а добро порождает добро и тоже идет по кругу, лавинообразно. За полученное добро не следует ждать награды, а надо вовремя передать его дальше, благодаря чему гуманное начало никогда не умрет в душах людей. Мир же без добра страшен как выжженная пустыня. В романе наглядной иллюстрацией этой мысли Брэдбери служит эпизод с излечением Дугласа старьевщиком Джонасом и восстановлением Дугласом кухонного ритуала бабушки, в связи с чем он думает:
«Старьевщик, думал он, мистер Джонас, где-то вы сейчас? Вот теперь я вас отблагодарил, я уплатил долг. Я тоже сделал доброе дело, ну да, я передал это дальше…».
Дуглас вместе с иными проблемами постигает и сложное чувство времени на примере противостояния взрослых и детей. Перешагнуть временную пропасть для детей — нелегкая задача. Об этом свидетельствуют потрясающие по силе эпизоды из романа — встреча детей со старой миссис Бентли. Дети не могут понять старости и смерти, жизнь для них — прежде всего безграничное «сегодня».
Дети не могут поверить в том, что мисс Бентли тоже когда-то была девочкой с золотыми кудряшками, играла в классики, и что они когда-нибудь станут такими же старыми и сморщенными, как она.
Осмысливая разницу поколений, Дуглас поначалу записывает:
«Взрослые и дети — два разных народа, вот почему они всегда воюют между собой. Смотрите, они совсем не такие, как мы. Смотрите, мы совсем не такие, как они. Разные народы — и друг друга они не поймут”.
В другой раз, с помощью Тома, приходит к выводу, что: “старики никогда не были детьми”, а затем уточняет:
“Может быть, старики никогда не были детьми, хоть миссис Бентли и спорит, но маленькие они были или большие, а кто-нибудь из них наверняка стоял у Аппоматокса летом тысяча восемьсот шестьдесят пятого года”. Так постепенно он постигает диалектику жизни, пока не приходит к пониманию того, что если нельзя полагаться на вещи и нельзя полагаться на людей, потому что они уезжают, чужие люди умирают, знакомые тоже умирают, умирают друзья, люди убивают других людей, как в книгах, твои родные тоже могут умереть… ЗНАЧИТ… «Я, Дуглас Сполдинг, когда-нибудь должен умереть».
Так радости и страдания приводят к его возмужанию. Аналогично смерть полковника Фрилея (Машины времени) наталкивает его на мысль о масштабности каждого человека как целой вселенной:
— Том, до меня только сейчас дошло.
— Что?
— Вчера умер Чин Линсу. Вчера, прямо здесь, в нашем городе, навсегда кончилась Гражданская война. Вчера, прямо здесь, умер президент Линкольн, и генерал Ли, и генерал Грант, и сто тысяч других, кто лицом к югу, кто — к северу. И вчера днем в доме полковника Фрилея ухнуло со скалы в самую что ни на есть бездонную пропасть целое стадо бизонов и буйволов, огромное, как весь Гринтаун… Больше не будет никаких буйволов… И никаких не будет солдат и генерала Гранта, и генерала Ли, и Честного Эйба; И Чин Линсу не будет! Вот уж не думал, что может умереть столько народу. А ведь они все умерли, Том, это уж точно
Время и его проблемы, его противоречия и его загадки оказывается тоже в центре повествования, составляя важное звено проблематики.
Вставная новелла (настоящее стихотворение в прозе) о встречах 95-летней Элен Лумис с молодым Биллом Форестером, во время которых оба они обнаруживают поразительное родство душ, — одновременно и печальна, демонстрируя нам невозвратность времени, его фокусы
«Время — престранная штука», — говорит Элен Лумис, — «а жизнь — и еще того удивительней. Как-то там не так повернулись колесики или винтики, и вот жизни человеческие переплелись слишком рано или слишком поздно», и в то же время она оптимистична, ибо дает надежду на встречу в будущем, при перевоплощении, в которое верят оба. Самое ценное достояние для Брэдбери — это дух, который, как признается Элен, «рожден от солнца, и его удел — за нашу долгую жизнь тысячи и тысячи часов бодрствовать и впитывать все, что нас окружает».
Таким образом, как показывает Брэдбери, в каком-то смысле именно это лето оказывается для героя знаковым, поскольку он сталкивается с понятиями, до этого отсутствующими в его жизни
1. Разлука (когда навсегда уезжает его друг Джон),
2. Смерть (полковника Фрилея, прабабушки, убитой Душегубом Элизабет Рэмсел, а потом самого Душегуба);
3. Постигает сущность ЖИВОГО, чувство природы и своей сопричастности;
4. Приступает к постижению самого себя, своих ощущений, своего «Я».
Самого Рэя смерть потрясла в возрасте шести лет. Умирает дедушка, а затем годовалая сестренка Элизабет. Впоследствии Брэдбери признавался
«Смерть — это мой постоянный бой. Я вступаю с ней в схватку в каждом новом рассказе, повести, пьесе… Смерть! Я буду бороться с ней моими произведениями, моими книгами, моими детьми, которые останутся после меня»
Художественный план романа представлен, как уже говорилось, тремя видами: детским (глазами Дугласа), внешним (картины жизни городка и притчи) и авторским (рассуждения). Соответственно изображаются эти планы различными художественными средствами.
Детский план (приключенческий) изображается посредством: диалогов между детьми (в них автор стремится передать отрывистую детскую речь; тут много восклицательных и вопросительных предложений, фразы строятся короткие, часто употребляются междометия, жаргонные словечки, неправильные обороты, прерывания-многоточия).
Внешний план выражен посредством притч, отдельных историй. Язык этих вставных новелл соответствует содержанию каждой: новелла о встречах Лумис и Форестера исполнена как стихотворение в прозе с возвышенной, светло-грустной лексикой; новелла о Душегубе и его жертвах написана в детективном стиле ожидания, погони и ужаса, это типичная «страшилка», тут много экспрессии, ударных коротких предложений, внутренних горячих монологов; новелла о колдунье Таро и ее краже изложена в стиле мистических новелл, но окрашена мягким юмором; новелла о перебранке миссис Гудуотер и суеверной Эльмиры — великолепный образец остроумной сатиры.
И, наконец, третий план представляет собой медитации, рассуждения, соответственно их язык — это язык философических или природных описаний, здесь преобладают длинные предложения, сочные эпитеты, различные метафоры и иные средства.
Давайте переключимся на вторую повесть Рэя Бредбери “Лето, прощай”. Это продолжение “Вина из одуванчиков”, которое увидело свет только спустя полвека после выхода первой книги. Главная тема второй повести - взаимоотношения стариков и детей.
Конечно, по силе воздействия повесть уступает “Вину из одуванчиков”, но это такая же мудрая и солнечная история.
В некотором смысле «Лето, прощай» – это роман о том, как много можно узнать от стариков, если набраться смелости задать им кое-какие вопросы, а затем, не перебивая, выслушать, что они скажут.
Писателя всегда тянуло к старым людям. Они входили в его жизнь и шли дальше. Рэй Бредбери писал в своих воспоминаниях
«Я увязывался за ними, засыпал вопросами и набирался ума, как явствует из этого романа, в котором главными героями выступают дети и старики, своеобразные Машины Времени. Зачастую самые прочные дружеские отношения складывались у меня с людьми за восемьдесят, а то и за девяносто; при каждом удобном случае я донимал их расспросами про все на свете, а сам молча слушал и мотал на ус».
Лето, прощай – это противостояние молодых и стариков, попытка понять суть этого явления.
Возрастные поколения друг друга никак не могут понять и оценить. Рэй Брэдбери показывает, что пожилые могут делиться полезным опытом, а молодые – научить стариков оставаться в душе молодыми. Важно понимать мотивы и поступки других людям разных поколений. Книга Брэдбери “Лето, прощай” учит терпению, толерантности и пониманию.
Рэй Брэдбери – писатель, который мастерски передает свои воспоминания на бумаге. Основная мысль его повестей “Вино из одуванчиков” и “Лето, прощай” в том, что счастье кроется в простых вещах и о том, как важно слышать других людей.
Напишите в комментариях, произвели повести Бредбери такое же впечатление на вас и что вы думаете про летние повести мастера-фантаста.
А если вам понравилась статья, ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал, чтобы всегда быть в курсе новых обзоров.
И помните, что дорога к чтению начинается с одной страницы.