Возможно, кто-то из вас уже видел этих ребят. Они напоминают не то цирковых ковбоев, не то служителей неведомого культа. Круглая шляпа, вельветовый жилет, расклешенные черные брюки. А ещё суковатый посох, самодельная котомка и полные карманы мелкого инструмента. Перед нами типичный странствующий подмастерье, одной из профессиональных немецких Лиг. Мы встречали только плотников, из чего несложно сделать вывод, какой производственный германский клан лучше всего сохранил традиции.
Далеко не каждому студенту немецкого ремесленного училища дается право на подвижничество. Придирчивое жюри Лиги внимательно присматривается к кандидату. Репутация должна быть предельно чиста, а профессиональные навыки сильно выше среднего. Курс ремесленного училища скорее схож с приличным институтским, да ещё с архитектурной теорией и историей изящных искусств. Его нужно пройти на "отлично".
И ещё одна деталь. Женатые и обремененные потомством - сразу отметаются. Семья, дети - всё это мешает настоящему погружению в профессию! А ещё соискателю, которого после посвящения в кандидаты называют Wanderjahre, приходится постигать профессиональный язык. Он хоть и похож на немецкий, но изобилует массой оборотов, непонятных постороннему.
Примерно год им можно искать работу в странах, где говорят по-немецки, для адаптации. А потом - добро пожаловать на выход!
Бродить кандидату придется больше трех лет, нигде надолго не задерживаясь и зарабатывая исключительно собственными навыками. Особые условия подвижничества у всех разные. Есть одно общее - никогда, и не под каким видам не приближаться к дому, и даже, к родному городу.
Нашего Wanderjahre мы встретили на вокзале, в весьма далеком от Германии северном Котласе. В пестрой станционной толпе он смотрелся, словно посланец и проповедник иного мира. Даже циничная вокзальная полиция взирала на него с умильным недоумением. Не заговорить с таким человеком мы не могли.
Бенедикт Шлизингер оказался странствующим мастером, экс-студентом ганзейской школы плотников из Любека. Он бродит по свету уже третий год. Подвижничество любекской школы ещё жестче и строже: "...не приближаться к дому ближе чем на тысячу морских миль и искать работу в северных небогатых странах, с суровой зимой". Но и выгода от такого тяжелого испытания прямая. Высший разряд и место среди наставников, в Лиге, ритуалы которой напоминают масонские обряды или правила тайных обществ. И профессиональный кураж...
А ещё он обязан странствовать, взяв с собой лишь инструменты, которые умещаются в карманах жилета, самодельный вещмешок, паспорт и памятку на нескольких языках. В ней плотника просят не обижать, и давать ему работу по дереву, не балуя лишними деньгами. Бенедикт выбрал Россию, и уже в течение года путешествует по стране, мечтая добраться до Чукотки.
Мы торопились успеть засветло в Устюг и уговорили немца, который запросто предложил звать себя Беней, съездить с нами. И он на удивление быстро согласился, выдавая при этом приличный английский.
В Устюге Бенедикт продемонстрировал ещё несколько необычных умений. Для начала, он забрался на самую старую березу города, да с такой ловкостью, что мы даже не успели расчехлить аппараты. Затем поведал, что с березой у них был основательный разговор и она ему ему шепнула, мол Устюг хороший город, но его услуги здесь не нужны. И теперь он срочно собирается на север, потому, что там людям нужна его помощь. Эту лекцию по основам древесной метафизики он заключил известной немецкой песней левого "Единого фронта":
Drum links, zwei, drei!
Drum links, zwei, drei!
...чем окончательно нас запутал.
Наши пути разошлись у приемной Деда Мороза. В городе, откуда происходят почти все русские первопроходцы: Хабаров, Дежнев, Поярков, Атласов. И это казалось очень символичным. Удивительный плотник отправился странствовать дальше, теперь в сторону Воркуты, а наш путь лежал в бескрайние области Русского Севера.
