Александр Сергеевич Пушкин рос в масонской атмосфере. Его отец Сергей Львович и его дядя Василий Львович состояли в знаменитых ложах и были в больших масонских чинах. Весь круг чтения будущего поэта (а дом Пушкиных был очень читающим) — все были масонские книги. Была там и литература розенкрейцеров, и переводные сочинения немецких, французских масонов…
Масоны как люди не представляли для нашего героя никакой тайны — это были его родственники. И он, естественно, не разделял никаких дурных предрассудков, которые в ходу до сих пор. Пушкин прекрасно знал, что масоны — хорошие люди, ничего дурного в братстве он не видел.
Где-то в 19 лет Пушкин подал прошение о приеме в петербургскую ложу «Трех добродетелей». Ему отказали. Несомненно, с юных лет Александр Сергеевич признавался поэтическим дарованием, но ведь тогда никто не знал, что он будет «нашим всем» — в то время это был просто молодой повеса и гуляка.
В масонскую ложу Пушкина рекомендовали люди из лицея. Дело в том, что лицей, который оканчивал Александр Сергеевич, — это было гнездо масонского влияния. Его затевал масон Сперанский вместе с масоном Энгельгардтом, лучшие преподаватели были масонами, выпускники лицея: Пущин, Кюхельбекер, Горчаков — все были масонами. Причем в этом смысле они пошли гораздо дальше Пушкина, потому что были людьми дисциплинированными, умевшими подчиняться. Потом, уже на юге, он вступил-таки в ложу «Овидий» в Кишиневе. Но и там далеко не пошел. Пушкин не был человеком системы.
В ложу в Кишиневе молодого поэта принимал генерал Инзов. Для Пушкина это была почетная ссылка, которая заменила ему ссылку на север, в Соловки, а то и на восток, в Сибирь. Кто же заступался за него? Заступались масонские братья.
И в формировании Александра Сергеевича как личности принимали участие все сплошь масоны: Вяземский, те же Карамзин и Чаадаев, Каверин, Катенин — все эти люди оказывали на него огромное влияние.
Пушкин «пытался поверить», как он сам писал, но и там себя не нашел. Масонство помогало ему сохранить духовный стержень, искать ответы и не отчаиваться. Александр Сергеевич был человеком очень умным, а отчаяние часто бывает спутником очень умных людей.
Иной раз ему казалось, что он не может понять господнего замысла, природы, он сомневался и тогда писал горькие строки: «Дар напрасный, дар случайный, // Жизнь, зачем ты мне дана?» Возможно он думал, что человеку не дано переменить обстоятельства своей жизни, и масонство с его позитивной каббалистической идеологией во многом помогло ему этот пессимизм пересмотреть.
«Я понять тебя хочу, // Смысла я в тебе ищу…» — это квинтэссенция всех пушкинских метаний. Александр Сергеевич был человеком очень жизнелюбивым: и вино, и пирушки, и песни, и красавицы — все это известно. Карты, кутежи и даже такие истории, которые не делают чести высокоморальному человеку, — все было при нем. Но его огромный интеллект и поиск ответов на самые главные вопросы жизни не давали ему покоя даже в объятиях красавиц, за стаканом шипучего вина, рядом с друзьями на пиру.
Под влиянием Федора Петровича Ключарева Пушкин стал по-иному смотреть на Библию, он ее перечел «новыми глазами», открыл для себя пророка Исайю, которого назвал самым красноречивым человеком за всю историю мира.
Пушкинское переложение фрагмента из Исайи как своеобразный комментарий, интерпретация, блестяще показывающая внутреннее усвоение им гениальных строк великого пророка:
Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился, —
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился.
Между этими и юношескими стихами «Гаврилиады», между экстремизмом оды «Вольность» и строками «Боюсь: брусничная вода // Мне не наделала б вреда» — огромная разница. И то, что Пушкин от пустяков, шалостей, ерничества — «Накажи, святой угодник, // Капитана Борозду, // Разлюбил он, греховодник…» и далее по тексту — отрешился и написал гениального «Пророка» и ряд других, не менее великих произведений, — в этом большая заслуга его наставников, масонов.
Теперь давайте перейдем к другому сюжету жизни Александра Сергеевича — к его женитьбе. И здесь масоны тоже сыграли свою роль. Пушкин жениться хотел, это правда, хотя друзья его отговаривали. Отговаривал Павел Нащокин, который подарил поэту свой фрак (у Пушкина своего не было, а жениться надумал), отговаривал Вяземский, Чаадаев.
Наталья Гончарова была намного его моложе, неопытна, но тем не менее прекрасно знала силу своей красоты. Она блистала на балах в Москве, потом в Петербурге, куда они переехали. Попробуй-ка содержать такую требовательную красавицу! Разумеется, она не работала, а по статусу жить они должны были где-нибудь в хорошем, престижном месте. Дети рождались, к моменту дуэли у него их было четверо. А откуда деньги?
Все финансовые предприятия Пушкина проваливались. Он бесконечно просил ссуды. И император Николай, которого многие считают главным врагом поэта, по большому счету, его содержал. Он давал ему деньги, стипендии, ссуды, гранты, разрешал работать в архивах.
Александру Сергеевичу, зная его кипучий темперамент и нежелание заниматься какой-нибудь формальной деятельностью, жениться не следовало. А жить на литературные труды? Конечно, этот вариант возможен во все времена, но при двух условиях: либо если писать официальную заказуху (этот жанр цветет всегда), либо если писать на потребу толпе. Но и то, и другое нашему герою претило.
Пушкин хотел венчаться с Натальей Гончаровой в домовой церкви князя Голицына, но митрополит Филарет его отговорил. Пушкин что придумал: чтобы не делать свадьбу пышной, денег же не было, он решил церемонию сделать как можно скромнее — венчаться в домовом храме. Но Филарет сказал: «Нет». Митрополит прекрасно понимал, что это событие будет всероссийское, а потом и мировое. Он отказал поэту, сказав, что венчаться нужно по-настоящему, причем в церкви Большого Вознесения у Никитских ворот (кстати, одной из масонских церквей).
Были очень дурные предзнаменования: во время самой церемонии погасла венчальная свеча, у Пушкина с руки упало кольцо, он побледнел, с Натальей Николаевной сделалось дурно…
Хотя Александр Сергеевич сразу после свадьбы, во время медового месяца, писал, что он безумно счастлив, «ничего иного не желает», под конец своей жизни он подошел к озлобленному разочарованию. И вроде любимая жена, и обожаемые дети, не все так плохо складывается, но, с другой стороны, он — камер-юнкер (смешная должность в его годы), окруженный прыщавыми отпрысками каких-то блестящих фамилий. С ним обращались, как с холопом. Возможно, Пушкин преувеличивал (он был болезненно самолюбив), но он не находил себе адекватного места. Охладел интерес к его литературным занятиям. На «Бориса Годунова», которого он считал одним из величайших своих произведений, критика откликнулась негативно.
Некоторые его стихи, как «Клеветникам России», вызывали гнев либеральной, западнической части, другие — ненависть патриотов. Он как-то чувствовал себя ни у тех, ни у других.
Лучше всего мировоззрение последних лет жизни Пушкина содержится, как ни странно, в «Египетских ночах», где импровизатор итальянец — абсолютное, конечно, alter ego Александра Сергеевича. Таким он хотел себя видеть — легко сочиняющим.
Конечно, Пушкин понимал, что при такой установке ни в какое общество он не впишется, поэтому он расстался со своими и декабристскими, и республиканскими, и многими иными иллюзиями молодости и открыл для себя великую книгу — Библию, которая стала для него, как он сам писал, «великим утешением». Возможно в этом и есть самое большое влияние масонства, как идеологии, на Пушкина.
Всем известно, что Александр Сергеевич умер после дуэли. Интересно, как часто дуэли случались между масонами? Как это укладывалось в масонскую идеологию?
Дантес масоном не был. Это никогда никем не подтверждалось. Конечно, дуэли между «братьями» бывали, но это была достаточно редкая вещь, масоны пытались все конфликты уладить.
Возможно, если бы Пушкин рассказал «братьям» о своей ссоре с Дантесом, ее удалось бы предотвратить. Но он сделал все, чтобы о ней никто не узнал, поскольку это позорило имя его жены, его собственное имя. Его приняли в так называемый «орден рогоносцев», писали ему отвратительные, подметные письма, и он не был заинтересован в огласке.
Ну и реакция на известие о его смерти была ужасная. Вся Россия всколыхнулась. Когда он умер, все поняли, как это часто бывает, кого они потеряли. Об этом давным-давно было сказано самим поэтом: «Они любить умеют только мертвых».
Вяземский, прощаясь, положил Пушкину в гроб свою белую масонскую перчатку. Это такой ритуал. Так «брат» прощается с «братом». Это не оставляло никаких сомнений в масонстве Александра Сергеевича и, кстати, символизировало, что «братья» его простили: и за определенное беспутство, и за нерегулярное посещение, и за несоответствие строгим масонским правилам. Но в смерти они с ним примирились.
Что касается перчатки, то это — один из масонских знаков, один из элементов их облачения. Две пары мужских перчаток, как правило, получал «брат», когда становился из ученика подмастерьем, а потом мастером. В некоторых ложах выдавали при этом еще одну пару изящных, длиной до локтя, дамских перчаток со словами: «Кого сочтешь сделать подругой своей, каменщицей, то этой особе сии перчатки и подари». Таким образом женщина становилась отчасти причастной к жизни ложи.
А для масонов белые перчатки были символом того, что надо пройти по жизни, рук не замарав. Но не в смысле быть белоручкой, нет, а не замарать рук чем-то непотребным. Вот такая была символика.
