От "неумытого татарчонка" в "Чингисхана балета"
О продолжающей волновать творческие умы фигуре Рудольфа Нуреева – неоспоримые факты, поражающие воображение цифры и воспоминания его современников.
***
Зал 254. На стенах черепахово-зеленого оттенка, как нетривиально бы обозвал этот цвет "общепризнанный мировой авторитет в области цвета" Pantone, - обрамленные в витиеватые позолоченные рамы картины одного из самых известных художников Голландии, Рембрандта Хармеса ван Рейна. Одно из 24 представленных здесь полотен представляет особый интерес для целой съемочной группы: у двухметрового холста, изображающего библейский сюжет возвращения блудного сына к своему отцу, замер высокий худощавый юноша. Объективы кинокамер пристально следят за Олегом Ивенко, солистом Татарского академического театра оперы и балета им. Джалиля, который дубль за дублем воссоздает для большого экрана образ другого художника – от мира балета.
!["Я и мой продюсер встречались с Пиотровским (Михаил Пиотровский – директор Государственного Эрмитажа. Прим. Автора). Вообще, после фильма Сокурова ["Русский ковчег"] никому снимать в Эрмитаже не разрешали. У музея была жесткая позиция. При встрече Пиотровский провел нам экскурсию по Эрмитажу, мы записали с ним интервью, и в конце он спросил, может ли чем-нибудь нам полезен. Тут я сказал, что снимаю фильм про Нуреева, и в сценарии есть эпизод, где он стоит перед картиной Рембрандта "Блудный сын", и это – важнейший момент, который раскрывает отношения человека с искусством, показывает, как произведение наполняет душу. Так что я спросил, может ли он позволить снять эту сцену. Очень серьезно он ответил, что вообще-то съемки запрещены, но раз мы снимаем фильм про Нуреева, и нас интересует конкретная картина, а не Эрмитаж как фон, то можно сделать исключение…" Рейф Файнс о съемках в Эрмитаже, интервью телеканалу "Культура"](https://avatars.dzeninfra.ru/get-zen_doc/1108934/pub_5cec4dbb3ee40b00b31c0e5a_5cec5471585c2f00b5c9d97f/scale_1200)
Лента британского актера и режиссера Рейфа Файнса "Белый ворон", частично охватывающая жизнеописание известного артиста балета Рудольфа Нуреева, вышла в российских кинотеатрах 20 апреля. Файнс, не раз признававшийся в любви к русской культуре, с особой теплотой и уважением отнесся к непростой истории талантливого танцора и, во многом сгладив острые углы, постарался показать человека, чьей главной жизненной целью была свобода самовыражения, которую он яростно отстаивал не только перед сотрудниками КГБ, но и многочисленными коллегами по сцене.
"Белый ворон" - далеко не первая попытка (и наверняка не последняя) приоткрыть "железный занавес" над тайнами жизни человека, в одно мгновение всполошившего весь мир. Вспоминается и экспериментальная постановка Романа Виктюка "Нездешний сад. Нуреев", которая с успехом идет в его театре с 2004 года, и скандальный балет "Нуреев" режиссера Кирилла Серебренникова, который недавно получил за него "Золотую маску". С момента смерти танцовщика прошло 26 лет – и не поразительно ли, что вокруг его имени до сих пор не утихают споры, биографы вновь и вновь воскрешают события полувековой давности, вытаскивая наружу новые подробности его жизни, а режиссеры театра и кино говорят с благоговейным придыханием о человеке, который, в сущности, просто зарабатывал на жизнь танцами, пусть и добившегося в этом феноменального успеха и признания?
Ответ прост: все дело в масштабе. Феноменальном масштабе личности, таланта, амбиций и независимости Рудольфа Нуреева, танцора балета, который олицетворил собой победу индивидуальности, победу творчества над политикой и властью, победу выбора тогда, когда, казалось, его и вовсе не было.
***
"Я – Рудольф Нуреев. Я хочу здесь учиться"
"Неумытым татарчонком" будущего гранда балета не без иронии называла Анна Ивановна Удальцова, знаменитая танцовщица, выступавшая на пике своей карьеры в кордебалете у Сергея Дягилева. Она была одной из первых преподавателей танца, у которых Нуреев обучался непростому мастерству хореографии, а танцевальный кружок при Дворце пионеров в Уфе – местом, где на десятилетнего, худощавого, дерганого, но наполненного какой-то невероятной внутренней энергией и яростным желанием доказать свой талант Рудика впервые взглянули с перспективной точки зрения. Очарованная пластичностью мальчика, прозанимавшаяся с ним некоторое время Удальцова посоветовала ему переехать в Санкт-Петербург, оттачивать мастерство там – уже на профессиональном уровне. И именно Удальцова стала одной из немногих людей, с которыми Нуреев увиделся впоследствии в своей короткой поездке в Уфу в 1989 году, когда тому разрешили вернуться в СССР для прощания с умирающей матерью. О своем знаменитом ученике Анна Ивановна до конца жизни вспоминала с теплом и лаской.
Азы непосредственно балетного искусства Нуреев начал постигать в открывшейся в 1953 году балетной студии при Уфимском театре под руководством Загиды Бахтияровой и Зайтуны Насреддиновой. Здесь он получил место статиста в труппе, ставшее его первой работой, приносящей реальный заработок. После этого семья Нуреева, в особенности, его отец, человек военной закалки, так и не разделивший страсть сына к танцу, считавший билет занятием, не достойным мужчины, окончательно приняла намерения Рудольфа самоутвердиться в качестве профессионального артиста балета. И в 1955-ом году Нуреев, после гастролей труппы в Москве с балетом "Журавлиная песня", произведя нужное, неизгладимое впечатление на артистов Большого театра, переезжает в столицу, а затем и в Петербург, с твердым намерением в будущем выступать на сцене Ленинградского театра оперы и балета имени Кирова.
Явившись к директору хореографического училища Валентину Шелкову со словами "Я – Рудольф Нуреев. Я хочу здесь учиться" и получив на столь прямолинейную и наглую просьбу, как ни удивительно, положительный ответ, он попробовался в класс народного танца – и комиссия решила зачислить неординарного юношу, разглядев в нем потенциал и незаурядные природные способности. В состав экзаменационной комиссии входила Вера Костровцикая, ученица Агриппины Вагановой ,"царицы вариаций", выработавшей особую методику обучения балетом. Семнадцатилетнему, что по балетным меркам считается поздним для начала обучения возрастом Нурееву, она сказала прямо: "Вы можете стать блестящим танцовщиком, а можете и никем не стать. Второе вероятно". Но вероятным, как оказалось, стало первое.
Свободолюбивый и дерзкий Нуреев не стеснялся пропускать занятия (танцевальные он не позволял себе пропускать никогда, но не уроки по общеобразовательным дисциплинам) – таков уж был его неуживчивый характер, не привыкший, да и намеренно отказывающийся приспосабливаться к существующим правилам и ограничениям. Откровенные нарушения учебной дисциплины не могли привести ни к чему хорошему, - за талант и красивые глаза никто не собирался прощать самонадеянного юнца, а уж тем более Шелков, в чей класс был зачислен Нуреев. Но под свое крыло непослушного ученика взял Александр Пушкин. Закрыв глаза на эти оплошности, свойственные многим молодым и горячим сердцам, преподаватель, на чьи невероятные уроки, называемые "Звездным классом", мечтал попасть каждый, стал выковывать из строптивого и темпераментного Рудольфа танцовщика феноменальных навыков, доводя его тело до физического совершенства, каждая клеточка которого послушно отзывалась бы такту музыки и замыслу балетмейстера.
Как бы дико это не звучало сейчас, тогда Нуреева, при всей его безукоризненной, природной грациозности, поголовно обвиняли в ужасной технике. Сетовали и на его слишком короткие для танцовщика балета ноги, которые, доводя самого себя до изнеможения, Нуреев постоянно тренировал, используя грузы, изучал приемы женского танца и растяжку, всегда вставал на высокие полупальцы, будто балерина в пуантах. Все – лишь бы доказать, что он хочет, может, будет. Упорства ему было не занимать, - по словам одной из его партнерш, Нинель Кургапкиной, с которой Нуреев танцевал в балетах "Лауренсия" (ставший его профессиональным дебютом на сцене Ленинградского театра оперы и балета), "Спящая красавица" и "Лебединое озеро", он готов был репетировать ночи напролет, выполняя поддержки десять, двадцать раз подряд. С Кургапкиной, надо сказать, у Нуреева наладилось полное взаимопонимание, в отличие от предыдущих партнерш, - давал о себе знать действительно нелегкий, да что уж там, порой и невыносимый характер танцора. Так, совсем не сложились отношения с балериной Аллой Сизовой, с которой юного Нуреева всеми силами пытались свести. Чтобы не встречаться с ней вне сцены и репетиций, Рудольф даже на время съехал из своей комнаты, находящейся по соседству с комнатой Сизовой, домой к своему преподавателю Пушкину.
Именно с "Лауренсией" он заявил о себе как о танцоре, обладающем не только выдающимся хореографическим талантом, но и чуть ли не животной харизмой. От него шла энергетика, дикая, гипнотическая, притягивающая к своему обладателю восхищенные взгляды. Когда он танцевал уже ставшую притчей во языцех "Баядерку", с которой он покорил сначала Петербург, а потом и Париж, исполняя партию воина Солора, полюбившего запретной любовью индийскую танцовщицу Никию, он удивил всех – откровенным костюмом-трико вместо привычных шароваров, образом, представившим брутального и мужественного Солора чувственным и утонченным.
Ничто не могло удержать его бурную фантазию, которую он воплощал в жизнь, отвергая устоявшиеся традиции. Но в этом был весь он - "белый ворон", который шел напролом с гордо поднятой головой, всегда уверенный в своем таланте. И безразличный ко всему, кроме свободы творчества и самовыражения, неугасающее стремление к которым и привело его к тому самому "прыжку".
***
Прыжок
На гастроли в Париж Нуреева взяли неохотно – сказывалась и плохая репутация, и эпатажное поведение, и нескрываемая им заинтересованность в западной культуре. Нуреев тайно изучал английский язык и всегда встречался за кулисами с артистами зарубежных балетных трупп, когда те приезжали в СССР на гастроли. Простому человеку такое бы вряд ли сошло с рук; что уж там, в европейское турне запретили ехать верной подруге и партнерше Нуреева Нинели Кургапкиной – потому лишь, что она имела наглость объявится на одной из встреч в Дрездене, где проходили прошлые гастроли, в брюках! И это притом, что она наравне с Нуреевым пользовалась благосклонностью Хрущева, который даже приглашал танцоров выступить у себя на даче.
Но в письме принимающей стороны настойчиво просили включить в труппу исключительно молодых и подающих надежду танцоров, - и так enfant terrible русского балета попал в состав счастливчиков. Премьерным спектаклем в столице Франции стала классическая "Спящая красавица", - но Нуреев в ней не танцевал. Причиной этому послужила Наталья Дудинская, партнерша Нуреева по постановке. Ее муж, Константин Сергеев, заревновал жену к танцору и вместо них выпустил на сцену дублирующий состав. Зато на четвертый день публика увидела "Баядерку", где уже блистал Нуреев – и пришла в экстаз. Пресса разбрасывалась величественными эпитетами, уподобляя танцора канатоходцу, идущему по краю пропасти без страховки. А особо почтенные зрители не скупились на более статусные комплименты, сравнивая Нуреева с великим Нижинским.
В Париже Рудольфа Нуреева наконец настигла заслуженная мировая слава, но до следующего пункта назначения турне, Лондона, артист уже не добрался, - в аэропорту у Нуреева отобрали билет и заявили, что ему необходимо вернуться в Москву якобы из-за ухудшения здоровья его матери. Шокированная труппа и французская делегация стояли в полной растерянности, прекрасно понимая, что в действительности происходит. А вот что происходило с самим Нуреевым в тот момент, до сих пор сложно понять. Пресса приписала ему знаменитый "прыжок свободы". В многочисленных интервью сам Нуреев рассказывал, что тогда сделал шесть шагов по направлению к полиции и сказал "Я хочу остаться в вашей стране". А вот свидетели этой переломной сцены отмечали, что на самом деле он бился в истерике и угрожал покончить с собой. Реальная помощь пришла от Пьера Лакотта и Клары Сент – не последних людей в театральной "тусовке" Парижа, с которыми Нуреев успел познакомиться во время своих редких вылазок в свет. Пьер Лакотт был известным танцовщиком и хореографом, а Клара – большой поклонницей балета, которая после одного из выступлений труппы пробралась за кулисы, чтобы пообщаться с восхитившим ее Нуреевым, - и с тех пор ставшая его хорошей подругой. Именно Лакотт позвонил Сент, которая примчалась в аэропорт, выдала себя за невесту Нуреева и уговорила парижских полицейских, настояв на том, что "великого танцовщика" нельзя отпускать. И Рудольф Нуреев сделал те самые шесть шагов им навстречу – они увели его в кабинет, где прибывший советский атташе после длительных уговоров, не сдержавшись, ударил артиста по лицу, этим грубым жестом окончательно убедив французов в правильности предоставления Нурееву политического убежища.
И Нуреев остался – с пятьюдесятью франками в кармане, без вещей (отправленный в Лондон чемодан с балетными костюмами, туфлями и игрушечным паровозиком, был в итоге отдан Александру Пушкину), осужденный и оклейменный в СССР предателем, но, наконец, свободный, и, как он ответил матери, которой разрешили позвонить сыну в надежде склонить его к возвращению, "абсолютно счастливый".
Продолжение следует.
