Иногда точность поэтических образов успешно компенсирует недостаток ярких фактов биографии, и фраза «я ничего не знаю про тебя» звучит как самый меткий комплимент. В данном случае – почти ничего.
Граф Хортица о любви к пресмыкающимся без надежды на взаимность, о сеансе обоюдного гипноза с музыкальным ползучим гадом.
Когда-то в парках на столбах и деревьях висели едва заметные репродукторы, транслирующие негромкую и невнятную музыку пустым скамьям и аттракционам.
По рабочим дням их посещали единицы, и в безлюдье этих мест было нечто ветхозаветное, пародия на сумрачный эдем после изгнания оттуда Адама и Евы.
Музыка звучала как во сне, просачиваясь из параллельного мира, и на языке посетителя-одиночки вертелась дежурная фраза: «оркестр продолжает играть»…
Явно написанная и сыгранная в СССР, она казалась потусторонним посланием из прошлого в будущее, которое зависло в настоящем, не вызывая у случайных слушателей ни восторга ни порицаний.
Норовя оторваться от источника звука, гражданин бродил по аллеям, где его подстерегал очередной окаянный динамик, пародируя «Космическую Одиссею». Теперь ему казалось, что все эти угрюмые пьесы раздаются не снаружи, а в его собственной голове. Таким образом, поиски уединения оборачивались, пускай надуманным, но мистическим опытом.
Кто бы мог представить, что похожие ощущения станет вызывать некогда вполне современный материал, сыгранный на фирменных инструментах и записанный с помощью хорошей аппаратуры модно одетыми, молодыми еще людьми, и анализировать его будет не менее интересно, хотя и сложно?
Наша дьявольская ретроспектива продолжается. В конце экскурсии по змеиной тропе путника ожидает либо превращение, либо смерть от укуса. В этой истории есть и то и другое.
Я не сразу осмелился включить Back Street Crawler в моё ревю «Школа кадавров» – слишком глубоки и далеки были воспоминания об этой группе, а субстанции такого рода часто тускнеют на глазах и рассыпаются в пепел.
Двадцатый век близился к концу, и с ним вместе могло закончиться всё, что угодно. И я решил рискнуть, хотя мне было трудно сообщить что-то определенное о том, чем был когда-то фасцинирован неосознанно.
Я сказал о схожести фото на обложке с фотографиями рядовых людей того времени – в таких же подворотнях, на фоне таких же витрин и выбитых окон. И о том, как призрачно выглядит на нем, стоя одной ногой на том свете, Пол Кософф, хотя его предсмертная гитара звучит так же узнаваемо, как и на ранней блюзовой сессии с Champion Jack Dupree.
Для него это был последний проект, нечто вроде последнего приюта, а для вокалиста со звучным именем Терри Вильсон-Шлессер напротив – проект промежуточный.
Хрупкий Кософф, маленький принц большого рока, предпочел серию уколов быстродействующему яду змейки.
Два десятка лет рекомендовать или рекламировать эту ячейку неудачников было гиблым делом – она в одинаковой мере не оправдывала ожиданий старых любителей Free и новых, в ту пору, поклонников Bad Company.
Такая «новинка» способна всерьез и надолго привлечь лишь аутсайдера. Поэтому разговор о ней выглядит бессвязно, как всякое впечатление, которым хотел было поделиться, но, поразмыслив, решил этого не делать.
Свой второй диск – 2nd Street – англо-американская группа посвятила Полу Кософфу, чья гитара слышна в этих записях почти телепатически, словно мысленный SOS идущего ко дну существа.
Обложка пластинки, подобно некоторым другим, качественным, но нерентабельным проектам того периода, оформлена в стиле Рене Магритта.
Похоронив несчастного «Косса» и удалив из названия два слова, они стали называться просто Crawler, и выпустили под этим именем еще два альбома с одним единственным хитом Stone Cold Sober – «Трезвый как стеклышко», – который лично я никогда не слышал по радио.
Кажется, есть такой термин – синестезия. Он означает возбуждение двух систем при раздражении лишь одной.
Слово stone присутствует в названии песни, благодаря которой Back Street Crawler оказался прочно прикован к ультракороткой волне моей памяти.
Я имею в виду Stone Liberty с одной из самых эклектичных и неотразимых пластинок Дайаны Росс – Last Time I Saw Him.
Программа этого диска весьма далека от привычного «мотауна», в ней преобладает бродвейская лирика с примесью интимного кантри а ля Оливия Ньютон-Джон.
Именно Stone Liberty послужил Майку Монтгомери заготовкой для его «Джейсона Блю». Это жутковато-ироничный отчет о том, чем закончилась попытка неудачника выйти на связь с Князем Тьмы. Как и все предыдущие опыты такого рода, она оказалась успешной лишь частично.
Вероятно, внимательный читатель уже начал фиксировать аллитерации и совпадения: «росс» – «косс», «back street crawler» – “midnight rambler”, mike – «майк» и т.д.
В текстах их не меньше, чем двойников в реальной жизни.
Названием еще одного трека с пластинки «Оркестр продолжает играть» воспользуется наставник Нины Хаген, декадент и денди Херман Брод. В названии его альбома Rock & Roll Junkie оба слова правдивы на все сто. Чтобы уйти от героиновой депрессии, Брод сделает шаг с крыши амстердамского отеля.
Человек, над которым довлеет гнев богов, движется между двух стен, и этот коридор сужается, как сосуды после обильных возлияний. Трезвость обостряет зрение и гасит слух.
«Росс – косс» – бормочет такой «джейсон блю», ковыляя куда подальше от разбитого корыта в парке с репродукторами, и с горечью констатируя, что оба слова, и «росс» и «косс», не пробуждают волшебных звуков.
Поскольку в основе моей прозорливости лежит не эрудиция, а персональный опыт и чутьё, она не так токсична, как суррогатный оптимизм. Ибо «нахватанность прозрений не сулит», как сказал один настоящий поэт.
Основное подскажут и без нас – важны детали, ибо в них ключ к познанию добра и зла. Двоякость свойственна большинству увлечений современного человека. Само слово «рок-н-ролл» состоит из двух глаголов, означающих почти одно и то же действие. Фамилия вокалиста Вильсон-Шлессер так же намекает на скрытое в одном голосе многообразие.
Имя Ben E. King широко известно любителям поп-музыки, но влияние этого певца изучено гораздо меньше, нежели влияние Сэма Кука или Рэя Чарльза.
Кинг соблюдает дистанцию, в его пении нет присущей соулу близости к слушателю. Он не орет в ухо, и даже смотрит – куда-то в сторону. Его пение напоминает молитву отшельника на крыше небоскреба. В будущем этот прием оказал косвенное воздействие на вокалистов AOR с их удаленностью, благодатной в перенаселенном обществе.
Как мне кажется, Вильсон-Шлессер, где бы он ни пел – в Crawler, Beckett или Charlie, – идеально сочетает отрешенность Бена И. Кинга с ритуальным эгоцентризмом Тима Богерта времен Vanilla Fudge, не теряя выразительность и живость. Примерно так же пели Никола Ди Бари, Чеслав Немен и Роджер Чепмен – большие мастера изображать страсть без волнения.
Молодой Вильсон-Шлессер был похож на покойного Энди Фрейзера, басиста-вундеркинда группы Free, в которой, помимо Пола Кософфа, начинал едва ли не сильнейший вокалист британской рок-сцены Пол Роджерс, в совершенстве владеющий формулами певческой алхимии.
И тут мы приблизились к змеиному гнезду, откуда произошло так много трагического и прекрасного.
Короткое слово «фри» звучало не так двусмысленно, как «зэ ху», и не так нелепо, как «зэ мув», но все три группы заслуживают внимания, как три цвета светофора – ожидание, переход, опасность позади.
Моя жизнь не отличается разнообразием и не богата событиями. Поэтому приходится возвращаться к одним и тем же эпизодам, извлекая из обычной ситуации крупицы экстраординарного опыта.
Во время прогулок я регулярно прохожу мимо дома, где в одной из квартир в рамке для портрета висела вышивка в виде трех томов сочинений В.И. Ленина. Под нею располагался проигрыватель «Эстония». В день своего двенадцатилетия я направился туда переписать несколько пластов по заранее составленному мною списку.
Владельцы купленного в рассрочку аппарата нашли мне Боба Дилана, Чикаго и даже Дэйв Кларк Файв, почти всё, о чем я просил, кроме Free, чьи пластинки уже тогда встречались сравнительно редко. Впрочем, я успел изучить музыку этой группы по магнитофонной записи, не зная имени исполнителя.
Таким образом, в моем распоряжении был неполный альбом Fire and Water и цветное фото, проданное мне под видом Лед Зеппелин скользкой личностью по фамилии Хурда.
Медитируя над тем и другим, я пришел к выводу, что люди на фото имеют отношение к музыке на пленке.
Так, рентгеновский снимок показывает эмбрион, вышедший из проглоченного вместе с родниковой водой змеиного яичка уже во чреве того, кто решил утолить жажду подобным способом.
Что именно открыли мне те несколько песен на девятой скорости? Я ощутил незримое присутствие Марвина Гэя и Sam & Dave в маньеризмах Пола Роджерса, и быстро, в режиме перемотки осознал, что знакомство с этим материалом для меня важнее среднего, даже высшего образования, что это вопрос моей жизни и смерти. То есть, нечто важное для меня настолько, что я не могу и не желаю перекладывать его на чужие плечи.
Каждое слово, каждая нота или промах мимо нее, стоят в этом цикле на своем логическом месте, усваиваются полностью и запоминаются с первого раза, как огонь и вода в жизни ребенка. Это может быть и достоинством и недостатком.
Я не мог вообразить, что смерть настигнет гитариста так скоро, и тем более не мог представить, что с тех пор пройдет столько лет. Возможно, этим можно объяснить готовность таких талантов, как Пол Кософф и Томми Болин, заявить о себе так рано.
Но сильнее всех меня изумил басист. Его пальцы простукивали странные маршруты среди фантастических ландшафтов, откуда веяло то полуденным зноем Древнего Египта, то жаром алхимического сосуда, в котором происходит зачатие гомункула. Схожие видения вызывала у меня музыка Grateful Dead и раннего T. Rex.
Казалось, будто вместо современного инструмента, некое сказочное существо использует миниатюрную тубу.
Этим Fire and Water до сих пор напоминает мне Rubber Soul – альбом, где басовые партии с избытком компенсируют отсутствие гитарных соло.
Казалось, волшебный струнный рожок Энди Фрейзера способен помочь пройти сквозь стену или исчезнуть в одном из каменных утесов Хортицы, острова, на котором по преданию Геракл был близок с женщиной-змеей.
All Right Now на той записи в одном месте заедала, однако слова let's move before they raise при пятикратном повторе звучали весьма органично, будто так и должно быть.
На этой неслучайной случайности лежала тень Отиса Реддинга. Казалось, кто-то настойчиво просит отворить ему дверь.
All Right Now – не менее емкая «капсула времени», чем Do-Wah-Diddy или Da-Doo-Run-Run, или даже, казалось бы, не имеющая равных, битловская A Day In Life.
Вполне может быть, что во всех этих песнях речь идет об одном и том же временном промежутке.
Стремление не замечать, не анализировать «второстепенную» музыку, и даже искоренить её – дело довольно рискованное.
Истребление отдельных вещей и видов ведет к тому, что живые принимают черты истребленных. Отсюда все эти обывательские разговоры про всевозможных «рептилоидов».
Мертвецы оживают, когда их цитируют. На сей раз, мы не скупились на цитаты по достойному поводу.
Back Street Crawler снова на пороге. Так «впустите их», как поёт Сэр Пол.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Далее читайте:
* Tremeloes. Ностальгия без снисхождения
* Под черной виниловой маской
* Записки о Степном Волке