Дорогие Мама и Папа,
Полуденный зной в самом своём расцвете, грядёт 13 часов, и я сижу на нашей вилле с видом на высокие островные холмы и раскидистый лес, на уровне моих глаз линия горизонта сливается с синевой моря, а внизу крошечная бухта и порт, дорога от которого ведёт в городок, населением, по самым смелым предположениям, пятьсот человек.
Поскольку я никогда не знаю, где окажусь в следующий месяц, но уверена, что это не малая родина, мне пришла в голову идея оформлять вам такие интернет - открытки, как будто бумажные, но с налётом современности. Реалии 21 века и разрез их, выраженный в любви к вам и писательской тоске.
Кефалония совсем не похожа на кричащий разными голосами Крит, где мы отдыхали когда-то. Здесь свежо и безлюдно, по утрам слышны только птицы и звон колокола маленькой часовни внизу, в порту. По вечерам мы с Александрой и другими пьём красное вино и наблюдаем, как сетчатая марля тумана спускается с багряных в закатных лучах вершин холмов к иссиня-чёрным водам бекрайней акватории. Мы сидим часами на тёплых камнях, свесив ноги вниз и болтая голыми ступнями в такт вечернему ветерку. Мы словно "клуб неисправимых оптимистов", но без политических налётов и ремарковских заламываний.
Политика, как и весь информационный хаос внешнего мира, от меня далеко. Греки высушивают пальмовые листья и плетут навесы для пляжных зонтиков, поэтому единственный звук, который я слышу кроме пения птиц - это шелест пальмовых покрывал. Похоже на то, как ты тихонько лопаешь пакетик поэлителена и шуршишь им всласть.
Самая вкусная еда тут - жареный сыр Саганаки и запечённые кальмары. Вчера громадный местный шмель залетал угоститься моим сыром. Прогонять не стала, уж больно он ему пришёлся по вкусу. Мама, ты бы уже, разумеется, визжала.
Здесь, в размеренном течении островной жизни, я много думаю о бытие и времени. Иногда оно течёт как у Бродского - за рубашкой в комод полезешь, и день потерян, а иногда, под Кефалонским солнцем, переливается микроскопическими песчинками в стеклянных часах Вселенной. Просыпаешься - и все ещё молод, и тебе всё ещё 25, и даже через вечность будут те же 25, и даже при переплетении галактик или временной петле - всё равно 25. Я наблюдаю за этим как любознательный ребёнок за ледяной дорожкой от двигателя самолёта и иногда переношусь мысленно на Тауэрский мост или Манхэттен. Представляется : я делаю шаг вниз по узкой асфальтовой тропе с виллы к порту - и пока заносится нога и кроссовок ставится на землю, где-то клерк на бирже уже успевает налить кофе из дешёвого автомата, секретарша набрала на телефоне сразу пять комбинаций, мальчишка на велосипеде разбросал на лестничных крылечках все припасенные пачки газет. Время, делаю я вывод, на просторах Кефалонии приобретает для меня оттенки субъективности, я измеряю его длиной своего глотка или вдоха и нахожу прелесть в неравнозначности оного на разных широтах Земли.
Кстати, греки верили в троичность времени. Не знаю, мам, расскажет ли это Донцова в излюбленных тобой и мерзких графоманских очерках, а тем не менее, теория интересна. Местные представляют время как волновой процесс и бьют его на качественные составляющие: Хронос, Циклос и Кайнос. Вы, наверное, слышали о Хроносе, но это обрывочно и неполно. Так, Хронос - это фактическая мера, констатация события на хронологической оси. Я пишу вам 12 мая, в 14:07,год 2019 - и это есть фиксация Хроноса.
Циклос работает наподобие колеса Сансары, круговорот времени и событий, все повторяется потому, что когда-то уже было. Греки считают, что любое событие лишь отблеск такого же, свершившегося десятки, сотни или тысячи лет назад.
Более всего нравится мне Кайнос, так здесь обозначается неравнозначность времени относительно какого-то момента. Например, апрель 2019 года может быть отличным месяцем для посева, а, скажем, апрель 2020, под воздействием засухи или, наоборот, проливных дождей, окажется отвратительным для любых сельскохозяйственных работ. Меня привлекает допустимость неоднозначности момента, оценка его не только исходя из фактов расположения его на временной цепи. Это даёт писательской фантазии простор, я думаю : фотография, где мы с папой лопаем хлопушку в 1996 или 1997-ом (какой это был год, пап? :), этот пойманный момент, мог бы не случиться в тот день, а появиться бы, скажем, в 1999-ом, когда хлопушки бы подешевели, а я бы перестала бояться звуков, с которыми они взрываются.
Для таких абстрактных категорий всегда найдётся множество домыслов и теорий, а из конкретного, меж тем, у меня тоже кое - что есть.
Есть сизая дымка над морем и белизна маленьких яхт, приятные на ощупь трикотажные брюки и тонкая бумага книжных страниц. В Греции со мной Генассия, его "Удивительная жизнь Эрнесто Че". Вращается красный флюгер на балкончике виллы. Хозяйский кот с ошейником примостился рядом, неслышно прибежал на запах мидий. Мы прекрасная пара - он молча таращится, я молча пишу. Мидии стоят нетронутые). В воздухе запах томатного соуса и лимонного дерева под окном. За горизонтом на громадной солнечной сковородке шкворчит мир. Хо-ро-шо.
С любовью,
Гость эллинских земель
