В музыкальной сфере нет ничего такого, что мы не могли бы принять, и ничего, что не могли бы отвергнуть.
Граф Хортица заметил диск, чьи достоинства нагляднее объяснить условному читателю, нежели в разговоре с глазу на глаз с конкретным собеседником.
Чтобы избавиться от навязчивой идеи, надо её осуществить.
Классический альбом этой группы неспроста называется «Письмо самому себе». Слишком долго самой удобной формой анализа творчества Chi-lites оставался внутренний монолог. Делиться впечатлениями было практически не с кем, потому что этот слой соула не значился в реестре открытий как нечто особо ценное.
К сокровищам такого рода приводит либо случайность, либо интуиция, а чаще и то, и другое.
Сложное название часто усложняет восприятие предмета. Вместо проникновения в суть той или иной вещи, человек замыкается на непонимании нескольких букв, и отворачивается, разочарованный, так и не освоив потенциальный шедевр.
Дело в том, что «Сhi» на сленге произносится как «Шай», это сокращенный вариант Чикаго, вроде нашего «Владика». Его часто используют персонажи Хеммита и Чейза – представители особой среды, где всё должно быть в искаженном виде.
Впрочем, и «чи-лайтс», и «шай-лайтс» звучит одинаково антипатично для потребителя, приученного к броским английским именам типа Роллинг Стоун или Армстронг.
Кроме того, Юджин Рекорд – имя руководителя группы, – тоже напоминало неудачный каламбур.
А между тем, человек этот оформил и увековечил на виниле дюжину ярчайших исполнителей. В числе его соавторов и подопечных фигурируют такие таланты, как Young-Holt Unlimited, Barbara Acklin и Gene Chandler, ранний Hamilton Bohannon, поздний Джекки Уилсон, плюс несколько интересных и редких синглов Литтл Ричарда конца шестидесятых.
Будучи плодовитым композитором, мистер Рекорд самостоятельно писал материал для продюсируемых им артистов, в том числе и для «Шай-лайтс».
Оригинальный мелодист и мастер вокала, он к тому же умел оснащать свои вещи эффектными приемами, несущими отпечаток его уникального «чикагского» стиля.
Это особенно заметно в культовой пьесе эпохи диско Magnetism, записанной им соло, незадолго перед возвращением в состав «Шай-лайтс», результатом которого и стал случайно обнаруженный мною альбом Heavenly Body.
Это как раз тот случай, когда коллективу было бы довольно одной пластинки, чтобы закрепить за ним классический статус в среде тонких ценителей.
На этом можно поставить точку, но наследие «Шай-лайтс» и Юджина Рекорда требует дальнейшего осмысления, поэтому наш разговор продолжается.
Говоря об умелом использовании спецэффектов, мы подразумеваем природное чувство меры, переходящее в умеренность и уверенность в стилистической непогрешимости.
Это заметно уже в ранней пьесе Give More Power to The People. К демагогическому лозунгу Юджин Рекорд незаметно добавляет «for God’s sake» – «ради бога», – и мы понимаем, что мастера любовной лирики таким образом пародируют своих социально озабоченных коллег: «ну, дайте людям больше власти!» – чуть больше той, что у них уже есть.
Электронное жужжание в начале этой вещи заставляет вспомнить старый курьезный хит Чебби Чеккера The Fly. Теперь, в эпоху реального народовластия и перманентных ремонтов, этот назойливый звук преследует нас повсюду.
Но психоделические опусы с налетом гротеска представляли лишь незначительную часть в репертуаре «Шай-лайтс. Свет этих фонариков в сумраке истории, где подчас трудно отличить подвал от чердака, выделяется стилистическим и тематическим постоянством.
В самом разгаре сумбурных экспериментов они оставались верны романтическому настроению, придерживаясь, насколько возможно, «золотой середины» традиционного соула. Я бы осмелился определить такую позицию, как «консервативный прогресс». В аналогичном направлении работали профессионалы с большим стажем – Dramatics, The Dells, Archie Bell and The Drells, Impressions и, конечно же Stylistics.
Отнюдь не злоупотребляя ностальгией, в бурное время протестов, эти люди делали музыку без «усилителей вкуса», содействовавших дальнейшей профанации таких специфических жанров, как фанк или регги.
И ровно в том же темпе, с тою же скоростью, с какой старый авангард приближается к повседневности, от неё отдаляется, теряя слушателя, и тускнеет «второстепенный» материал. Тот, о котором и сказать-то порой нечего, поскольку талант, как правило, говорит сам за себя.
Быстрых номеров в программе коллектива не так уж и много. Основные хиты вокального квартета «Шай-лайтс» звучат медлительно-буржуазно, напоминая дальнейшие опыты Джо Дассена и даже «Пинк Флойд».
Певческую часть нередко предваряет речитатив «объясняющего господина», который, избегая жаргонных выражений, членораздельно излагает суть любовного конфликта, как правило, поправимого.
Образцом такой фонограммы для медленного танца служит баллада Have You Seen Her.
Первые такты вступления не пригвождают, а скорее удерживают слушателя, предлагая ему выслушать историю чужой любви. Низкие ноты электрогитары, пропущенной через «дисторшн», полностью лишены присущей этому эффекту свирепости.
Подобно сигналу гипнотизера, они, то ли погружают нас в сон наяву, то ли пробуждают ото сна, который нам предстоит пересказать своими словами.
В припеве слышны элементы скэта, то знаменитое «па-па-па», которым так своеобразно владел Константин Беляев – легенда советского магнитиздата.
Но и они целиком лишены агрессивности вошедшего в раж джазового импровизатора. Они скорее баюкают слушателя, нежели провоцируют его на импульсивные поступки и жесты. Песни «Шай-лайтс» – колыбельные положительной, перебесившейся молодежи, неторопливые марши контрреволюции, бунт против бунта.
Безусловно, удачным манифестом консервативного романтика можно назвать и композицию We Need Order c её богатейшей и красочной аранжировкой. Эта тревожная вещь буквально просится в саундтрек новейшего нуара, или, что вполне вероятно, уже оказалась в одном из них.
Стоит отметить, что несколько слов перед еще одной пародийно-протестной песенкой «Шай-лайтс» – We Are Neighbours, – звучат в точности как афроамериканский перевод с одесского: ну что ж ты не узнал меня, что ли, я же ж Аркадий Северный!
По крайней мере, мне, вивисектору всех аспектов соула чикагской школы, когда-то так казалось.
Время, сколько ни заполняй его подходящей музыкой, истекает, и на смену восторгам современника приходит хладнокровие патолога-анатома со стажем.
Вроде бы еще вчера «Небесные тела» Шай-лайтс, увидевшие свет в год смерти Джона Леннона, казались подозрительно «поздними», хотя от «ранних» альбомов группы их отделяло всего несколько лет. И цикл из семи абсолютно новых композиций, плюс великолепно спетая заново Have You Seen Her, был исполнен вдохновенно и добросовестно, но его восприятию препятствовало ощущение некого анахронизма, через которое следовало беспощадно перешагнуть.
Как подступали к таким вещам в эпоху дефицита и цензуры?
Обывательский расизм и ксенофобия снизу влияли на руководство, подпитывая страхи в верхах, но повсюду, и здесь, и там, преобладало равнодушие.
Наш человек встречал иностранщину по одежке, с первого взгляда отвергая неподходящий ему фасон. И если имидж Пола Маккартни или Нодди Холдера, даже Элис Купера, с определенными оговорками его как-то устраивал, то Айзек Хейс внушал, мягко говоря, сомнения. Никто не хотел быть «негром».
Демоническому взлету отдельных личностей способствует нивелировка остальных под одну гребенку, даже если речь идет о зарубежном артисте.
Проклятие аллитерации работало безотказно. Помнится, параллельно «Шай-лайтам» «выстрелила» и прекрасная певица Шай Колтрейн, чей хит Thunder and Lightning без передышки гремел на короткой волне. Но у нас никто не знал, как произнести её имя, а «Чи» отзывалось Читой и обезьяной Чи-чи-чи. По этой причине безупречные диски мисс Колтрейн были опущены до разряда «чириковых мочалок».
Однако, нужный материал сам находит своего потребителя, их неминуемая встреча – дело случая, когда «предвидеть можно, а уклониться нельзя».
Далеко не всем диктовал свои вкусы черный рынок винила. Источником информации для людей экономных или, как я в ту пору, малоимущих, служило радио, а там, среди прочих шедевров, царствовала неотразимая Oh, Girl всё тех же «Шай-лайтс», чьё название диджей-иностранец объявлял правильно.
Меланхолия этой песни пронизывает до мозга кости, словно коварный сырой ветерок в тех местах побережья, где река особенно широка. Такие песни сразу вспоминаются на пустующих пристанях осеннею порой – Emozioni Лучо Баттисти, Simple Twist of Fate Дилана. Они имеют обыкновение слышаться, когда поблизости нет очевидных источников звука. Словно это вещает со столба невидимки невидимый репродуктор. И, если такой образ возможен, чикагские фонарики «Шай-лайтс», светильники-невидимки своим темным светом не дают сбиться с пути в иллюзионе синтетического дня.
Чикагский стиль, с характерной для него «ветреной» атмосферой, нашел неожиданное отражение по обе стороны железного занавеса.
Чудо происходит, когда в замкнутое пространство студии неведомым путем проникают воздушные потоки, распыляя, можно сказать, «взъерошивая», звуки голосов и скрипок.
Этот характерный колорит, заметный в записях нью-йоркских The Drifters среднего периода, к началу семидесятых станет надежным инструментом музыкальной живописи.
Псевдо-фольклорные мотивы советских ВИА и попытки западных звезд выйти из тупика, в равной степени несут отпечаток этого направления, время от времени преподнося не броские, но качественные сюрпризы.
Время и место, в котором слышится музыка «Шай-лайтс», я бы обозначил двумя словами – «набережная туманов», где часы не идут, а тают, истекая в едва заметное море, испаряясь в прибрежную дымку. Даже хорошо знакомый тебе городской пейзаж расплывается в шуме дождя под воздействием этих песен.
И всё труднее дается точная характеристика исполнителей такого уровня, без вульгарных обобщений типа «ста лучших альбомов», не оставляющих за слушателем права на самостоятельный выбор.
Потомки рабов, бегущих по волнам бесконечной Миссисипи, сумели достигнуть города, где скотобойни соседствовали с производством острейших ощущений.
«Шай-лайтс» незаменимы в роли бакенщиков сумеречной зоны, чей воздух насыщен музыкальным магнетизмом неимоверной силы.
«Шай-лайтс» – это звон Млечного Пути, и звяканье игрушек на рождественской ёлке, знаменующие бесконечный отлив, который можно остановить только механически, надавив клавишу «stop».
Но и после этого эта музыка будет доноситься из глубин зараженной ею души, по-разному влияя на события и поведение человека во внешнем мире.
Туда, вослед за уходящей волной, увлекает нас музыка «Шай-лайтс» подобная свету фонарика, который, если к нему приблизиться вплотную, парит в воздухе, сжимаемый невидимой рукой.
Отсюда неожиданное сходство долгих композиций Юджина Рекорда с «Грустной песней» Лу Рида, завершающей Berlin, с закольцованной агонией его Kicks и Coney Island Baby.
Иррациональное родство бессмысленной вечности с вечным поиском смысла.
Будь Александр Грин афроамериканцем, он, вместо прозы, мог бы сочинять такую музыку.
Геноциду предшествует литература. До тех пор, пока истребление идейно не обосновано, потенциальную жертву просто игнорируют, как незнакомое имя в каталоге.
Частичная слепота, «синдром Полифема», которую принято называть объективной, умеренной точкой зрения, убивает здоровый интерес к предметам, достойным самого пристального изучения, хороня заживо исследователя и тему.
Но – к счастью для нас, – и погребение, и милосердие (ингумация и гуманизм) слова однокоренные, и любой из нас может эксгумировать и послушать хороший диск.
Было бы желание.
👉 Бесполезные Ископаемые Графа Хортицы
Telegram I Дзен I «Бесполезные ископаемые» VК
Далее читайте:
* Bread через бурные воды
* Марвин Гэй глазами графомана
